Філаматы
Бюлетэнь Рэспубліканскага грамадскага аб’яднання Таварыства аматараў ведаў (філаматаў)
4 (7)
Политические процессы в условиях авторитарного режима
Белорусско-российские отношения
Создается впечатление, что сейчас впервые за годы интеграционной эпопеи у России появилась если не стратегия, то хотя бы достаточно ясное понимание, что делать с Беларусью. До сих пор Москва либо реагировала на инициативы Лукашенко (при Ельцине), либо в последние два года хоть и перехватила инициативу, но с трудом представляла, как достичь желаемых целей. Попытка применения силового приема в прошлом году вызвала острый кризис двухсторонних отношений.
Сейчас главным элементом новой стратегии Москвы в отношении Минска стало объединение денежных систем. Переход Беларуси на российский рубль становится для Кремля основной задачей интеграции.
В последнее время все экономические преференции Беларуси Москва обуславливает согласием Минска отказаться от собственной валюты. Для подготовки финансовой системы РБ к объединению Россия выделяет кредиты. Появилась информация, что Москва готова снизить цены на газ только при готовности белорусской стороны объединять денежные системы на российских условиях. Вопрос о компенсации по налогу на добавленную стоимость Кремль неожиданно увязал с согласием Беларуси перейти на российский рубль. Москва готова выплатить Беларуси деньги только за два года, предшествующие такому переходу.
Таким образом, судя по всему, Россия нащупала узловое звено интеграции с Беларусью, ухватившись за которое, она собирается вытащить всю цепь. Стратегия более чем прозрачная. Переход Беларуси на российский рубль лишает ее реального контроля над своей финансовой системой, а, следовательно, над экономикой. Белорусский суверенитет становится символическим, а присоединение РБ к РФ – необратимым.
Такой у России план. Однако на пути его осуществления имеются серьезные препятствия. И главное из них – Лукашенко. Понятно, что президент Беларуси будет сопротивляться до последнего. Ибо переход на российский рубль на условиях Москвы лишает его решающего куска власти.
Таким образом, в обозримые два года именно вопрос о переходе на российский рубль будет главной проблемой интеграции двух государств и одновременно главным предметом борьбы за белорусскую независимость.
С весны белорусско-российская интеграция вступила в период нового мини-кризиса. Собственно, ничего неожиданного и не происходит. Белорусско-российские отношения вернулись к своему нормальному состоянию, т.е. к череде скандалов, демаршей, взаимных уколов и, одновременно, перманентной войне с «противниками интеграции» в среде журналистов.
Интеграционная идиллия, начавшаяся с конца ноября прошлого года, кульминацией которой был визит Путина в Минск в январе 2003 г., закончилась с наступлением весны. Чтобы понять причину весенних заморозков, необходимо уяснить мотивы Кремля, протянувшего руку помощи своему странному союзнику в момент его глухой дипломатической блокады в конце прошлого года. Неожиданное изменение позиции Путина после череды летне-осенних конфликтов не было благородным жестом сильного партнера в отношении слабого. Тут был понятный расчет.
Начало двухэтапной избирательной кампании в России было только одним из факторов нормализации отношений. Была еще одна важная причина. Москва пришла к выводу, что строптивый союзник оказался в уязвимом положении. Дорога в Европу была закрыта после известного решения Евросоюза. На фоне конфликта с Москвой Беларусь была вынуждена принять жесткие условия «Газпрома» по поставкам газа. Очевидная слабость партнера давала основания рассчитывать на его уступчивость. Тем более в знак благодарности за протянутую руку. Чтобы окончательно приручить союзника, российское руководство предложило еще и пряник в виде так нужного Лукашенко Конституционного акта.
Однако Кремль просчитался. Загнанный в угол Лукашенко, оправившись от ноябрьского нокаута (2003), начал оказывать сопротивление. Так и не урегулирован вопрос о Конституционном акте, с помощью которого президент Беларуси не оставил надежд прорваться в российское политическое пространство. Было отключено вещание на РБ трех российских радиостанций и ограничена трансляция телеканалов. Беларусь отказывается предоставить контрольный пакет акций «Газпрому» в процессе приватизации «Белтрансгаза». А условия приватизации предприятий нефтехимии оказались настолько нереальными, что ни одна российская компания не подала заявку на участие в инвестиционном конкурсе.
И тогда Москва была вынуждена реагировать, но весьма своеобразно. Лукашенко не стали ругать. С ним поступили намного хуже. Насколько это возможно, ближайшего союзника просто перестали замечать. Прежде всего, Лукашенко практически исчез с российских телеканалов. А в политике, как известно, если вас нет на телевидении, значит вас нет вообще.
Заседание Высшего Госсовета Союзного государства первоначально было запланировано на март 2003 г., а оно пока так и не состоялось. Были протокольные встречи двух президентов на юбилее Санкт-Петербурга, саммите ОДКБ. Но для серьезного обсуждения накопившихся проблем там не было ни времени, ни, что более важно, желания Путина. Президенты изредка звонили друг другу, даже обменялись письмами. Но российский лидер выдерживал паузу, надеясь взять своего визави измором. Лукашенко давно потерял терпение и несколько раз публично обвинил Путина в нежелании встречаться.
Все обратили внимание на то, что в своем послании Федеральному собранию Путин не упомянул Беларусь. И это в ответ на целую эскападу обвинений, прозвучавших в послании Лукашенко. Это как раз тот случай, когда молчание прозвучало громче, чем истеричные крики.
В этой связи эксперты до сих пор строят предположения, для чего Москвой спешно была создана Организация региональной интеграции (ОРИ), объединившая Беларусь, Россию, Казахстан и Украину. Зачем в дополнение к целому ряду неработающих организаций на постсоветском пространстве, формировать еще одну? Какого-то экономического смысла в новом объединении не просматривается. Следовательно, надо искать политический смысл. Кроме очевидных предвыборных мотивов, существуют два внятных ответа. Во-первых, чтобы втянуть в интеграционные процессы в СНГ Украину. И, во-вторых, чтобы дезавуировать претензии Беларуси на роль главного партнера России в ближнем зарубежье.
Еще в ходе своей знаменитой истории (2002) с мухами и котлетами Путин развеял миф о Лукашенко как великом славянском интеграторе. Теперь в рамках созданной Организации региональной интеграции Беларусь получила такой же статус, как Казахстан и Украина. Лукашенко уравняли в статусе друзей России с Н. Назарбаевым и «западником» Л. Кучмой.
Судя по всему, белорусский президент своим обостренным политическим чутьем понял смысл игры Путина. Во время встречи с вице-премьерами государств – участников ОРИ Лукашенко признался, что был против создания этой организации. Более того, он заявил, что Беларусь готова даже выйти из нее, чтобы не мешать другим. Что звучит почти как сенсация для известного объединителя постсоветского пространства, готового лезть во все интеграционные дырки.
Необходимо отметить, что тактика демонстративного игнорирования громких заявлений и демаршей Лукашенко применялась Москвой и раньше. Можно вспомнить, как осенью 2002 г. во время газового конфликта руководство России никак не отреагировало на гневные филиппики белорусского лидера. И все закончилось тем, что Беларусь приняла все требования «Газпрома».
И на этот раз Москва долгое время не снисходила до дискуссии с Минском. Красноречивое молчание Кремля весьма болезненно воспринималось в Минске. Лукашенко перекрыли интеграционный кислород. Как рыбу, выброшенную на берег, его лишили пропагандистского воздуха, заставили бодаться с собственной тенью. И вместо полемики с руководством России Минск вынужден дискутировать с российскими СМИ.
Когда после президентских выборов Лукашенко уверял, что за российскую поддержку он ничего никому не обещал и не продавал, то формально руководитель РБ был прав. Все договоренности были устными. И то, что некоторые наивные российские олигархи поверили и даже вложили деньги, – это их проблемы.
Сейчас ситуация несколько отличается. Соглашение о переходе Беларуси на российский рубль было парафировано на уровне правительств и центральных банков двух государств. На что следует обратить особое внимание: Лукашенко дал предварительное согласие на этот документ. Невозможно даже представить, что П. Прокопович мог его подписать без одобрения президента. Только после аудиенции у главы Беларуси вице-премьер России А. Кудрин сначала объявил о достигнутых договоренностях СМИ, а затем доложил своему президенту. Заместитель руководителя Нацбанка Беларуси П. Каллаур представил соглашение в Совете Республики как официальный документ. Достижение договоренности констатировал и премьер Г. Новицкий на переговорах в Санкт-Петербурге со своим российским коллегой.
Поэтому внезапное прозрение Лукашенко относительно утраты суверенитета введет в заблуждение немногих. Когда он подписывал соглашение о переходе на российский рубль в 2000 г., одобрил соглашение от 7 июня, то почему-то о независимости не думал. В чем же действительная причина того, что белорусский президент повернул весь процесс перехода на российский рубль вспять? В чем смысл этой странной игры в кошки-мышки?
Ответ на эту загадку дает сам Лукашенко. Во время встречи с А. Кудриным президент РБ подчеркнул, что в отношениях двух государств финансовые вопросы необходимо решать только в комплексе с политическими и правовыми вопросами. Видимо, не все в России на эту реплику обратили внимание. А зря. Белорусский руководитель приоткрыл свои карты и положил их на игровой стол. Он назвал свою цену. Теперь настала очередь Москвы делать свой ход, предлагать свою политическую цену за белорусский суверенитет.
Собственно, нашу версию (обмен белорусского рубля на третий срок) подтвердил и сам Лукашенко. Правда, подтвердил в весьма своеобразной форме: в виде опровержения. Президент назвал предположения, будто бы он продает родину за свой третий президентский срок, «спекуляциями». И тут же заметил, что в принципе не против такой продажи, но для этого Россия должна выполнить ряд условий. Одно из них – подписание Конституционного акта Союзного государства и принятие его на референдуме в обеих странах.
Одновременно Лукашенко подтвердил еще одну версию в виде опровержения «домысла». Он заявил, что намерен предложить народу на референдуме отменить конституционное ограничение на избрание одного человека президентом более двух сроков подряд.
Таким образом, что мы имеем? С одной стороны, намерение Лукашенко провести референдум о третьем сроке. С другой стороны, стремление провести референдум о Конституционном акте. Понятно, что два референдума должны быть совмещены. Второй вопрос зависит от согласия России. И белорусский президент увязывает это согласие с переходом РБ на российский рубль. А это и есть обмен суверенитета на третий срок. Что же опровергает Александр Григорьевич?
Причин для выдвижения вопроса о российском рубле на первый план несколько. Инициатором форсирования этого процесса стала Москва. До конца сентября Кремлю нужна какая-то ясность. Прежде всего, потому что необходимо формировать государственный бюджет на следующий год. А переход Беларуси на российский рубль потребует от России затрат по приблизительным подсчетам в размере около 500 млн. дол. И эти расходы нужно планировать. Во-вторых, соглашение о переходе Беларуси на российский рубль пришлось бы кстати к двум российским избирательным кампаниям. В-третьих, Кремлю просто нужна какая-то ясность. Неопределенность раздражает Путина, он предлагает определиться, о чем и заявил на заседании правительства.
Лукашенко тоже нужен какой-то ясный ответ из Кремля по поводу главного вопроса, который волнует его в последнее время: о третьем президентском сроке. Президент Беларуси уже все подготовил для проведения референдума осенью нынешнего года. Но он не получил внятного ответа из Кремля на свой вопрос, и референдум завис. Поэтому ему тоже нужно быстрее определяться. Если получает из Москвы категорический отказ – это одна ситуация, требующая соответствующей стратегии отсечения российского влияния на исход референдума. Если Кремль даст сигнал, что готов торговаться, тогда можно обсуждать, какая цена удовлетворит Москву (российский рубль, «Белтрансгаз», предприятия нефтехимии и др.).
Позиция России достаточно последовательная. С конца прошлого года объединение денежных систем стало главным элементом новой стратегии Москвы в отношении Минска, основной задачей интеграции.
Позиция Беларуси, как обычно, крайне противоречивая. В ее политике в отношении денежного вопроса происходят два параллельных процесса. С одной стороны, весьма интенсивно идет доработка соглашения о переходе Беларуси на российский рубль. Оно уже практически готово. Во время встречи с главой Нацбанка П. Прокоповичем президент поручил ему ускорить подготовку этих документов. С другой стороны, Лукашенко все время заявляет, что введение в Беларуси российского рубля опасно для страны, не отвечает национальным интересам. Вот такой удивительный плюрализм в одном государственном механизме.
За последние годы ни к одной встрече президентов Беларуси и России не было приковано столько внимания, сколько к той, что состоялась в Сочи 15 сентября 2003 г. На протяжении последних месяцев обе стороны, словно профессиональные боксеры перед схваткой, нагнетали обстановку, пытались повысить свои ставки, укрепить позиции. Минск, загнув чрезмерную цену, фактически заблокировал приватизацию предприятий нефтехимии, создание СП на основе «Белтрансгаза», затормозил переход Беларуси на российский рубль. Накануне сочинского саммита хозяйственный суд Гомельской области наложил арест на 15% акций Мозырского НПЗ, принадлежащих «Славнефти».
Со своей стороны, Москва надавила на газ. С подачи «Газпрома» правительство России приняло решение о продаже газа Беларуси по коммерческим ценам со следующего года. Российские телеканалы нанесли по Лукашенко залповый удар.
Судя по всему, у белорусского президента были гипертрофированные надежды на этот саммит. Он свято верил в свою способность воздействовать на Путина, сторговаться во время личной встречи. Завысив ставки до максимума, Лукашенко рассчитывал получить минимум.
Главный итог сочинского саммита состоит в том, что стороны ни о чем не договорились, ни по одному спорному вопросу не достигнут компромисс. Все конфликтные проблемы после встречи президентов остались на том же уровне, который был до встречи. Результатом переговоров стала фиксация разногласий.
Наибольшее впечатление произвело решение о переходе к рыночным отношениям между государствами в вопросе поставок в Беларусь российского газа. Соглашение от 12 апреля 2002 года, по которому Беларусь получала 60% потребляемого газа по внутрироссийским ценам, Лукашенко расценил тогда как огромный прорыв интеграции. Обращаясь к директорам предприятий, он с восторгом говорил о подарке, который привез им из Москвы. Соглашение продержалось полтора года. Сейчас Москва в одностороннем порядке фактически его денонсировала. С нового года газ будет поставляться по рыночным ценам.
В этом вопросе Лукашенко проиграл, но пытается сохранить хорошую мину. Он заявил, что в ответ Беларусь повысит тарифы на прокачку российского газа по территории Беларуси, и ничего не потеряет. На самом деле, это не так. Эксперты утверждают, что в зависимости от цены газа Беларуси придется дополнительно платить от минимум 120 млн. дол. в год.
Решения по вопросу о переходе Беларуси на российский рубль и принятии Конституционного акта отложены на неопределенное время. По валютной проблеме Лукашенко в очередной раз поменял свое мнение. Если совсем недавно в Орше он уверял, что переход на российский рубль означает утрату суверенитета Беларуси, то в Сочи заявил, что об угрозе суверенитету речь не идет. Он уже не настаивал на тех условиях перехода, которые он выдвинул в своем недавнем ответном послании Путину.
Однако значение встречи в Сочи значительно большее, чем просто констатация того факта, что стороны не договорились. Провал сочинского саммита, возможно, означает окончание целой эпохи белорусско-российской интеграции, в которой превалировало политико-пропагандистское содержание. Экономика была в значительной мере как бы бесплатным приложением к политике. Дешевые энергоресурсы в обмен на уверения в пламенной славянской любви были не только главным двигателем интеграции, но и решающим фактором выживания существующего в Беларуси режима. Надо отдать должное Лукашенко, он достаточно виртуозно использовал братские поцелуи для выбивания из России дешевого газа.
Эволюция прежней модели интеграции началась сразу же после прихода Путина к власти. Прагматический подход, экономический расчет, отделение мифических мух от реальных котлет мало-помалу вытесняли политическую риторику. Сочинская встреча стала кульминацией этого процесса. Несмотря на начавшуюся предвыборную кампанию в России, Путин не побоялся сказать «нет». Безусловно, это еще не означает полного отказа Путина от интеграционной игры. Нельзя исключать, что президенты подпишут какой-нибудь пустопорожний политический документ. Но это будет совсем другая игра. Теперь уже политические факторы становятся приложением к экономическим отношениям.
Попытка Путина рационализировать белорусско-российскую интеграцию (2003), избавить ее от демагогической пропагандистской трескотни, поставить на почву прагматизма вызвала острейший кризис в отношениях двух государств. Сейчас ситуация повторяется. Стремление президента РФ внести ясность в противоречивую политику Минска провоцирует новый кризис. Это позволяет сделать важный вывод. Белорусско-российская интеграция не способна выдержать испытание рационализацией. Возникшая как иррациональный проект, она отторгает любые попытки прагматичной политики. И ни в каком ином виде эта интеграция существовать не может. Стремление Путина внести некую логическую определенность может лишь разрушить саму дебютную идею.
И в новой модели интеграции меняется значение личных встреч президентов. Если во главу угла ставится политика, тогда в ходе переговоров на высшем уровне принимаются принципиальные решения. Если же приоритет отдается экономическим факторам, то в логику отношений вплетается элемент самонастройки. И роль саммитов уменьшается. К большому сожалению, для президента РБ.
Контраст между огромными надеждами и ожиданиями белорусской стороны и отсутствием положительного результата стал, похоже, холодным душем для Лукашенко. Видимо, он больше, чем кто-либо другой в Беларуси, понимает, что на самом деле произошло в Сочи. Ведь вопрос не только в переходе на рыночные цены на газ. В конце концов, мы просто возвращаемся к ситуации, которая была до апреля 2002 г. Для белорусского руководства изменился привычный миропорядок. Для прежней модели интеграции протрубила труба архангельская. На глазах разрушается одна из главных белорусских антиутопий ХХ века: о возможности Беларуси одновременно объединиться с Россией и оставаться независимой. Интеграционные грезы разбились о грубую реальность.
Это вовсе не означает, что режим накануне краха. Его резервы еще не исчерпаны. Однако политическая ситуация изменилась качественно. Те механизмы, которые успешно работали на протяжении последних восьми лет, выходят из строя. Правила игры меняются. Необходимо чем-то жертвовать: либо «Белтрансгазом», либо предприятиями нефтехимии, либо белорусским рублем, либо третьим сроком.
А перед белорусским обществом в очередной раз во весь рост встала проблема выбора: независимость, за которую теперь придется платить гораздо большую цену, или объединение с Россией. Однако общество не только не принимает никакого участия в определении своей судьбы, оно этой дилеммы не осознает и к выбору не готово. От имени всей страны выбор будет осуществлять один человек, заботясь, в первую очередь, о своей собственной политической судьбе.
Внутриполитические процессы
В советские времена был популярен афоризм, что в СССР нет внутренней политики, есть только внешняя. Беларусь не зря называют последним советским заповедником. Как-то незаметно здесь появился еще один признак, роднящий нашу страну с Советским Союзом. У нас также исчезла внутренняя политика в подлинном смысле этого слова, т.е. как публичная политика, борьба различных общественных сил за влияние на принятие политических решений.
Формально в Беларуси есть все атрибуты политической борьбы. Имеются оппозиционные партии, регулярно выступающие в независимых СМИ с решительными политическими заявлениями. Наконец появилась оформившаяся оппозиция в парламенте. Есть «третий сектор», т.е. организационно и юридически сформированные группы интересов, апеллирующие со своими требованиями к органам власти. Вроде бы все как у людей.
Однако нет главного. Все это оказывает минимальное влияние на политику государства, и в первую очередь – на принятие решений по принципиальным, судьбоносным для страны вопросам, таким как переход на российский рубль, подписание Конституционного акта, референдум.
До сих пор влияние оппозиции на общественную жизнь осуществлялось по двум направлениям. Вытолкнутые из политической системы оппоненты режима прочно освоили улицу. Некоторое время митинги и шествия держали власть в определенном напряжении. Уличные акции были своеобразным барометром, с помощью которого можно было в какой-то мере измерять уровень протестных настроений, степень поддержки оппозиции.
Однако весна 2003 г. продемонстрировала исчерпанность этой формы политической борьбы. Уличные акции перестали быть оружием в руках оппозиции, инструментом влияния на общество. Дело даже не в малочисленности шествий и митингов. (Уже несколько лет не удается преодолеть границу численности в пять тысяч человек.) Уличные акции почти не показывают по ТВ, они не вызывают общественного резонанса, не становятся предметом острой пропагандистской войны. Их просто перестали замечать.
Другим направлением влияния оппозиции на белорусскую политику было воздействие на политику Запада в отношении Беларуси. Безусловно, этот фактор нельзя преувеличивать, как это делают государственные СМИ. Но общность политических ценностей, исповедуемых оппонентами Лукашенко и западными государствами, способствовала единому пониманию тактических действий, которые необходимо применять в отношении правящего здесь режима. Поэтому долгое время один А. Лебедько переигрывал всю белорусскую дипломатию.
Однако с конца 2002 г. Запад сделал ряд шагов навстречу официальному Минску вопреки мнению оппозиции. Были приняты условия Беларуси в отношении миссии ОБСЕ в стране. Офис ОБСЕ в Минске перестал быть политическим и дипломатическим субъектом, а стал просто пунктом сбора информации. Парламентская ассамблея ОБСЕ признала белорусский парламент – Национальное собрание. Наконец, ЕС и США отменили визовые ограничения на въезд в эти государства восьми высших официальных лиц Беларуси. Итак, оппозиция лишилась былого влияния на белорусскую политику европейских государств и межгосударственных институтов.
Таким образом, роль оппозиции как фактора политики существенно снизилась. Власти удалось добиться падения ее влияния на общество до самого минимального уровня за все время правления Лукашенко. И здесь мы имеем дело с любопытным феноменом. У режима уже нет ресурсов, чтобы удержать рейтинг его главы на прежнем уровне. Но у власти хватает сил и ресурсов для нейтрализации оппозиции. Причем речь идет как о «старой» оппозиции, так и о неоднократных попытках создания «третьей силы». Правда, на эту нейтрализацию власти приходится тратить значительные усилия спецслужб, пропагандистского аппарата, всей исполнительной «вертикали». Эти усилия резко возрастают в период избирательных кампаний.
Поскольку внутренняя политика исчезла, власть стремится искусственно создать ее суррогаты в виде пропагандистских кампаний, оттеснить на периферию общественного сознания социально-экономические вопросы и заменить их в шкале приоритетов выгодными ему политическими темами. Например, для укрепления власти, повышения рейтинга предпринимаются попытки сделать внешнюю политику фактором политики внутренней. Это, кстати, отличительная особенность всех недемократических режимов. Государственный агитпроп приложил недюжинные усилия, чтобы максимально политизировать иракскую войну. Сообщения с иракского фронта, словно сводки Совинформбюро, вытеснили из информационных телепередач все внутренние белорусские проблемы.
Однако на этот раз продублировать удачный опыт югославской войны не удалось. Социологический опрос НИСЭПИ, проведенный в самый разгар войны, еще до падения Багдада, выявил снижение рейтинга Лукашенко. Что очень знаменательно.
Неудачный опыт использования иракской войны в личных политических целях засвидетельствовал важный качественный сдвиг массового сознания. Социально-экономические проблемы прочно вышли на первый план общественных приоритетов. И любые попытки подвинуть их с этого места, подменить другими вопросами, как это эффективно осуществлялось в прошлом, не имеют успеха. Острый международный кризис, антиамериканизм, интеграция с Россией, борьба с коррупцией и прочие политические кампании уже не дают прежнего эффекта. И это печальная новость для Лукашенко, большого любителя таких рокировок. Власть теряет способность управлять этим процессом, ее возможности манипулировать массовым сознанием имеют предел, который уже явственно различим на горизонте.
Злая ирония политической судьбы оставила Лукашенко единственный способ повысить свою популярность: добиться позитивных социально-экономических изменений. А именно экономическая сфера является его главной головной болью, ахиллесовой пятой. В этой сфере у власти успехов не предвидится.
Репрессии против оппонентов, реальных и потенциальных, просто всех недовольных – неотъемлемый атрибут, необходимая закономерность, способ существования любого недемократического режима. Они происходят постоянно, но масштаб их меняется в зависимости от политической конъюнктуры, потребностей, ощущения опасности у руководителей государства. Объем и интенсивность репрессий всегда могут служить барометром каких-то начавшихся или предстоящих политических изменений.
Нынешний погром гражданского общества, ужесточение контроля над государственными структурами впечатляет своими масштабами. В какой-то мере можно говорить, что теперешнее наступление властей не имеет прецедентов.
Прежде всего, начали реализовываться задачи, поставленные на печально известном идеологическом семинаре в марте 2003 г. Все, кто уже подзабыл советское прошлое, увидели, что означает внедрение государственной идеологии. В трудовых коллективах вводится должность заместителя руководителя по идеологической работе. Под видом «усиления воспитательной работы» начался идеологический прессинг в системе образования. В первую очередь «попал под лошадь» Национальный гуманитарный лицей.
Начался прессинг в отношении депутатов группы «Республика». Чтобы убрать непослушных лидеров профсоюзов А. Бухвостова и Г. Федынича, создается объединенный профсоюз промышленности. Ликвидируются ресурсные центры, опорные узлы третьего сектора (гродненская «Ратуша», гомельские «Гражданские инициативы» и др.). Наконец закрыта «БДГ».
Что это означает? В чем смысл этого наступления репрессивной машины?
В самом общем виде ответ может быть таким. Тенденция тоталитаризации имманентно заложена в код авторитарных режимов левого толка. Она началась несколько лет назад. А с внедрением государственной идеологии тенденция получила ускорение. Ибо одно из важнейших отличий тоталитарного режима от авторитарного состоит в контроле над духовной жизнью общества.
Есть еще одна причина усиления контроля над обществом. В стране растет недовольство правящим режимом. Это проявляется, прежде всего, в падении рейтинга Лукашенко. Вследствие этого, у руководства страны возникает естественный страх, что недовольство может перерасти в публичный протест. Отсюда и единственная реакция, доступная пониманию власть предержащих: зажимание гаек.
Однако эти ответы вряд ли можно считать удовлетворительными. Они не исчерпывают всех мотивов людей, принимающих властные решения. Слишком уж организованный, последовательный и целенаправленный характер носят эти репрессии. Поэтому создается впечатление подготовки какой-то политической кампании, зачистки прифронтовой полосы перед крупным стратегическим наступлением. Вероятнее всего, речь идет о референдуме.
Почему же через девять лет после прихода к власти Лукашенко так сильно озаботился проблемой идеологии и идеологической работы? Прежде всего, сама логика эволюции авторитарного режима в тоталитарный естественным образом подталкивает к усилению давления на сознание людей. Все более широкое наступление государства на демократические институты и организации с неизбежностью подводит к необходимости установления контроля над духовной жизнью общества. Это – во-первых.
Есть и другая причина. Первые годы правления, когда режим был на подъеме, рейтинг Лукашенко был высокий, не было необходимости в поисках каких-то дополнительных подпорок для удержания власти. Личный имидж президента сполна компенсировал отсутствие внятной концепции внутренней и внешней политики.
Сейчас режим давно прошел высшую точку своего развития и находится на нисходящей части своей исторической параболы. Рейтинг Лукашенко колеблется между 18 и 26%, и шансы на его существенный подъем очень невелики. Поэтому приходится суетиться и лихорадочно искать новые подпорки. Обращение к идеологии – это инстинктивная реакция на потенциальную угрозу своей власти. Люди, которые стоят ныне во главе режима, не способны выйти за пределы своего собственного прежнего жизненного опыта. А этот опыт им подсказывает, что когда население перестает доверять власти, необходимо усилить на него пропагандистский прессинг.
Собственно, так поступают все режимы подобного типа. В 1941 г. в самый трудный период войны Сталин срочно ввел должность комиссаров в Красной Армии. Поэтому, когда Лукашенко настойчиво уверяет российских журналистов, что в Беларуси невероятная социально-политическая стабильность, он сам в это не верит.
А обращение к прежнему жизненному опыту неизбежно приводит к воспроизводству советской пропагандистской машины практически в первозданном виде. В вузах начинается изучение курса «Основы идеологии белорусского государства». В трудовых коллективах вводится должность заместителя руководителя по идеологической работе. В Минской области созданы штабы идеологического обеспечения уборки урожая, которые выпускают боевые листки, воссоздают доски почета, флаги трудовой славы и т.д. (читай советские газеты двадцатилетней давности).
Некоторые люди, которые привыкли все воспринимать буквально, искренне удивляются тому, что машина по пропаганде государственной идеологии запускается в отсутствие этой идеологии. Действительно, тот доклад, с которым выступил Лукашенко на мартовском семинаре (2003), никак не может претендовать на определение «идеология». Ибо этот термин означает цельную, логически взаимоувязанную систему ценностей, дающую ответы на все основные вопросы общественного бытия. А то, что предложил президент, есть эклектичный набор малосочетающихся, часто противоречащих друг другу тезисов, мировоззренческий винегрет. Он не только не дает каких-то политических ориентиров, а, наоборот, еще больше запутывает людей.
На самом деле, весь набор наукообразных терминов («национальная идея», «государственная идеология» и пр.) есть не что иное, как неуклюжая маскировка. В практической идеологической работе все многообразие высоких слов сводится к одному простому, как оглобли, требованию: надо хвалить Лукашенко. Вот, собственно, и вся государственная идеология.
Какой может быть практический результат этих титанических усилий? В репортаже по БТ об этом совещании был просто восхитительный сюжет. Лукашенко особо подчеркнул, что идеологической работой должны заниматься, прежде всего, руководители всех уровней. Затем он стал спрашивать у присутствовавших высших должностных лиц, как они понимают эту работу. В конце этого своеобразного экзамена президент заявил, что так и не получил ответ на свой вопрос. Он был крайне недоволен и отверг проект указа о создании идеологической вертикали.
Из показанных по телевидению реплик, Лукашенко создается впечатление, что в глубине души он осознает, во что это может вылиться. Действительно, если высшие руководители не понимают, в чем смысл идеологической работы, то чего же можно ожидать от руководителей низшего звена? Он опасается реанимации идеологической машины 70–80-х годов, работавшей практически вхолостую и оказавшейся неспособной предотвратить крах коммунистической системы. А именно это ему и предложили в проекте указа. Президент инстинктивно чувствует, что эта «вертикаль» не сможет работать на сохранение его режима. А как по-другому, он не знает. Попытался узнать у своего ближайшего окружения, и был сильно разочарован.
Удивляться, собственно, нечему, ибо он пожинает плоды собственной политики. Именно нынешний президент создал такую систему власти, в которой все его окружение давно уже не задумывается над смыслом его указаний, а лишь бездумно их выполняет. Способных думать система отторгает.
Таким образом, можно уже сегодня предсказать, что Лукашенко запускает самый бесполезный и провальный проект за всю свою политическую биографию. Система идеологической работы, которая потерпела крах в закрытом советском обществе, тем более не сработает в трансформационном обществе, находящемся на пересечении информационных потоков. При отсутствии внятной идеологии, обострении социально-экономических проблем, доминировании в массовом сознании политического нигилизма, деидеологизации, неверия, попытки создания идеологической вертикали приведут к такой показухе, формализму и цинизму на всех уровнях власти и в трудовых коллективах, каких не видывали советские времена.
«Новый национализм» А. Лукашенко
Самые проницательные из числа национально ориентированных представителей элиты давно пророчествовали: «Вот увидите, Лукашенко еще станет белорусским националистом». Судя по последним политическим телодвижениям президента, эти предсказания начинают сбываться. В ходе празднования Дня Республики (2003) руководитель РБ несколько раз подчеркивал, что «независимость – высшая ценность», «величайшее достояние».
Можно было бы заметить, что такие тезисы высказывались и раньше, особенно во второй половине прошлого года, в период острого конфликта с Россией. Но есть одно важное отличительное обстоятельство. Минувшей осенью действия Лукашенко и государственных СМИ в защиту независимости белорусские эксперты характеризовали очень емко и точно: «национализм без нации».
Так вот, предпринята попытка идеологического обоснования существования белорусской нации, формирования идеологии белорусской государственности. В интервью трем белорусским телеканалам 30 июня, в докладе на торжественном собрании 2 июля, в выступлении перед парадом 3 июля Лукашенко сформулировал все основные составляющие национализма: национальная исключительность, исторические мифы, идентификация врагов, от которых исходят угрозы нации.
Прежде всего, в официальной пропаганде происходит постепенное выделение белорусского социума из общеславянского этноса. Беларусь перестала играть роль «спасителя славянской цивилизации», а Лукашенко – главного интегратора славян. По мере усиления интеграционных распрей идеи «славянского единства» постепенно исчезают из государственных СМИ, заменяются уверениями в самоценности белорусской нации, ее особом пути, не похожем на путь соседей.
Во-вторых, что еще более интересно, происходит отделение белорусского этноса от такой исторической общности, как советский народ, отделение белорусской истории от советской истории.
Известно, что в Беларуси государство всячески поддерживает культ народного подвига в Великой Отечественной войне. Нигде в мире не празднуется так помпезно День Победы, как у нас. Но это событие рассматривалось как часть советской истории и работало на укрепление существующего режима. Потому что одной из его главных идеологических основ была идея советскости. Современная Беларусь трактовалась как наследница СССР, советских ценностей и традиций. И реставрация Советского Союза была одной из программных установок Лукашенко. Выступая в 1996 г. перед ветеранами по случаю Дня Победы, Президент пообещал им вернуть «наше общее Отечество», под флагом которого они воевали.
В докладе Лукашенко 2 июля 2003 г. предложена новая концепция, сформулированы новые исторические мифы. Роль СССР в победе над фашизмом и в послевоенном восстановлении БССР упоминается, но как-то косвенно, как бы вторым планом. То, что независимость Беларуси выросла из победы во второй мировой войне, освобождения республики от фашистов, мы слышали и раньше. Но сейчас выразительный акцент был сделан на самостоятельную роль белорусского народа как отдельного и важного субъекта этой исторической драмы, одного из главных победителей в войне. Вот наиболее интересные тезисы: фашистские планы «молниеносной войны» были сорваны в Беларуси; Могилев держался дольше, чем некоторые европейские страны; в истории не было такого массового партизанского движения, как в Беларуси; благодаря партизанскому движению белорусский народ сохранился в качестве самостоятельного этноса; фашистам не удалось создать в республике «пятой колонны»; таких жертв, которые понесла Беларусь, не знает ни одна европейская страна; вклад белорусского народа в борьбу с фашизмом признан мировым сообществом, вследствие чего республика стала одним из основателей ООН.
Из контекста доклада создается впечатление, что победу в войне одержал не СССР, а белорусский народ. Ностальгия по Советскому Союзу исчезла. Таким образом, подвиг народа в борьбе с фашизмом перестает быть частью советского мифа, а превращается в национальную белорусскую историческую мифологему, один из фундаментов национальной идеологии. Понятно, что профессиональные историки могут оспорить любой из этих тезисов. Но исторические мифы живут своей жизнью, по собственным законам. Один из таких законов состоит в том, что нациообразующий исторический миф должен быть героическим. В этом смысле доклад полностью соответствует правилам жанра.
Вторым фундаментом идеологии нашей государственности является созданная Лукашенко так называемая «белорусская модель развития» – новая национальная антиутопия. Благодаря этой модели, по мнению президента, Беларусь выдвинулась на «великую роль духовного лидера восточно-европейской цивилизации». Здесь проповедь национальной исключительности достигла уровня мессианства. Интересно, что это совпадает с оценкой белорусского народа как единственного хранителя лучших ценностей христианской цивилизации З. Позняка. Что не удивительно, ибо концепция национализма создается по одинаковым правилам.
Оппозиционные политические силы, национальная интеллигенция обвиняют Лукашенко в том, что он, даже отстаивая независимость, ведет войну против белорусского национального возрождения, строит государство на основе советского идейного наследства. Однако, судя по всему, сейчас глава государства создает свой, новый, лукашенковский национализм. И он существенно отличается от того национализма, который исповедует национальная интеллигенция. Последняя ищет корни белорусской государственности в Великом Княжестве Литовском. Одна из причин ее неудачи состоит в том, что средневековая история отсутствует в исторической памяти народа. Лукашенко же базирует свою национальную идеологию на последнем, близком, периоде белорусской истории, который сохранился в массовом сознании. И в этом его преимущество.
Новый национализм Лукашенко имеет ряд особенностей. Прежде всего, он конъюнктурный, вынужденный, порожденный силой политических обстоятельств. Лидер государства позиционирует как единственный защитник и гарант независимости. Философ В. Акудович в интервью Радио «Свабода» высказал мысль, что если бы президент действительно хотел формировать нацию, то он бы искал ее корни как можно глубже в истории, как это делают другие. Но поскольку Лукашенко национализм нужен для решения конкретных задач по удержанию власти, то он его создает из того, «что лежит под ногами». Так быстрее и проще.
Иначе говоря, национализм для президента – это временный политический инструмент. И как только он выполнит свою функцию, он может быть выброшен за ненадобностью.
Во-вторых, Лукашенко навязывает свою идеологию в качестве государственной, что априори предполагает непримиримую борьбу против всех других идеологий, в первую очередь, против концепции национализма в интерпретации БНФ.
В-третьих, всякий национализм предполагает наличие врагов. С этим у руководства РБ всегда было все в порядке. Из интервью Лукашенко белорусским телеканалам следует, что нам угрожают и с Запада, и с Востока, хотят нас «положить, разделить и подчинить». Поэтому борьбу надо вести по всем азимутам, готовиться к отражению угроз. В общем, Лукашенко стремится превратить страну в осажденную крепость. Создается впечатление, что вся эта идеология национализма создана для того, чтобы обосновать политику изоляционизма. Это модель Кубы, Северной Кореи или Албании времен Энвера Ходжи. Именно изоляция от мира, проповедь особого пути является наилучшим способом сохранения единовластия.
Всякий национализм на постсоветском пространстве с неизбежностью приобретал антироссийский характер. Не избежал этой закономерности и вариант, предложенный белорусским лидером. Из интервью Лукашенко 30 июня 2003 г. следует, что главная угроза исходит именно из России. Причем если раньше Лукашенко обвинял каких-то таинственных «противников интеграции», то теперь опасность исходит от всей российской элиты: от Кремля, олигархов, СМИ и др. Поэтому в стране началась антироссийская кампания. Эта кампания объясняется очень просто. В преддверии референдума белорусские власти стремятся нейтрализовать возможные попытки Москвы, в частности российских СМИ, как-то повлиять на ситуацию в стране, воспрепятствовать Лукашенко реализовать свои планы в отношении продления своих полномочий.
21 сентября 2003 г.