„К ликвидации приступить…”
(из истории политических репрессий поляков в 1930-1940-е годы)
Кузнецов Игорь
Часть II. «К ЛИКВИДАЦИИ ПРИСТУПИТЬ…»
ГУЛАГ ДЛЯ ПОЛЯКОВ
Слово "концлагерь" неизменно ассоциируется у нас с нацистскими "фабриками уничтожения"; их названия известны всему миру -- Освенцим, Майданек, Треблинка... Однако начиналось все намного раньше, с "фабрик перековки" людей, возникших в нашей стране в эпоху "военного коммунизма". И пусть первые советские концентрационные лагеря несравнимы со сталинскими (Колыма) или гитлеровскими по степени жестокости и антигуманности, но, видимо, именно там, в далеких 20-х, следует искать объяснения и предпосылки тех монстрообразных явлений, начальным символом которых для многих людей стали колымская "колючка" и печи Освенцима...
Своим появлением в нашей стране концлагеря принудительных работ обязаны политике "красного террора", предельно ясно отразившей представления захватившей власть партии о средствах и методах достижения поставленных ею целей. В 1917 году функция подавления у Советского государства была основной, а в условиях гражданской войны, безусловно, ведущей. Это диктовалось не только сопротивлением свергнутых классов, но и являлось главным "стимулом" к труду в условиях "военного коммунизма". Так, уже в декрете СНК от 14 марта 1919 года "О рабочих дисциплинарных товарищеских судах" для нарушителей трудовой дисциплины и лиц, не выполнявших норм выработки без уважительных причин, предусматривались наказания до 6 месяцев заключения в лагере принудительных работ".
Первые советские концлагеря возникли с началом гражданской войны (с лета 1918 года), и туда попадали те, кого миновала участь быть расстрелянными в качестве заложника, или те, кого пролетарская власть предлагала обменять на своих преданных сторонников. Лагеря представляли собой один из важнейших механизмов чрезвычайной внесудебной репрессии и карательной политики большевиков в целом.
Сначала советская власть, как кажется, верила, что лагеря -- временная необходимость. Она их откровенно называла концентрационными или лагерями принудительных работ. Их временно устраивали близ городов, часто в монастырях, откуда изгоняли их обитателей. Идея создания лагерей была реализована в постановлении Президиума ВЦИК от 11 апреля 1919 года "О лагерях принудительных работ", впервые законодательно закрепившем существование концлагерей. Согласно его "Во всех губернских городах должны быть открыты лагеря принудительных работ, рассчитанные не менее, чем на 300 человек каждый..." Этот весенний день в полным основанием можно считать днем рождения ГУЛАГа.
Согласно инструкциям, в концлагеря должны были помещаться: тунеядцы, шулера, гадалки, проститутки, кокаинисты, дезертиры, контрреволюционеры, шпионы, спекулянты, заложники, военнопленные, активные белогвардейцы. Однако -- и в этом нет, пожалуй, ничего странного -- основным контингентом, населившим первые маленькие острова будущего громадного архипелага, стали вовсе не перечисленные категории людей.
Так, большинство лагерных жителей составляли рабочие, "мелкая" интеллигенция, городские обыватели и подавляющую часть -крестьянство. Полистав пожелтевшие страницы журнала "Власть Советов" (орган ОГПУ РСФСР) за апрель-июнь 1922 года, найдем статью "Опыт статистической обработки некоторых данных о содержащихся в концентрационных лагерях". Цифры бесстрастны, недаром на обложке одного статистического сборника, вышедшего еще до Октябрьского переворота, было написано: "Цифры не знают партий, однако все партии должны знать цифры". Наиболее многочисленными преступлениями, совершенными заключенными, являлись: контрреволюция (или, как квалифицировались эти преступления до середины 1922 года, -- "преступления против Советской власти") -16%, дезертирство -- 15%, кража -- 14%, спекуляция -- 8% и т.д.
Наибольший процент осужденных, находившихся в концлагерях, падал на органы ВЧК -- 43%, народный суд -- 16%, губернские трибуналы -- 12%, революционные трибуналы -- 12% и на другие органы -- 17%.
Приблизительно такая же картина наблюдалась и в сибирских лагерях. Так, например, заключенные Мариинского концлагеря (где содержалось не менее 5% уроженцев Беларуси ) отбывали наказание за контрреволюцию (56%), уголовные преступления (23%), невыполнение разверстки (4,4%), антисоветскую агитацию (8%), Труддезертирство (4%), должностные преступления (4,5%), спекуляцию (0,1%).
По воле большой истории тысячи уроженцев Беларуси, канувшие в небытие, затерялись как невесомые песчинки в завалах архивно-следственных дел ЧК.
Первыми политическими концлагерями, которые возникли вновь на основании предложения Ф.Дзержинского, стали Северные лагеря особого назначения (СЛОН), которые потом стали называться Соловецкими лагерями особого назначения. В 1922 году правительство передало в распоряжение ГПУ Соловецкие острова вместе с монастырем для размещения там заключенных из концлагерей в Холмогорах и Пертаминске. СЛОН действовал с 1923 по 1939 год. В постановлении СНК СССР от 10 марта 1925 года (о переводе политзаключенных и политизоляторы на материке) Соловецкие лагеря были названы "Соловецкими концентрационными лагерями ОГПУ".
Соловецкие лагеря прославились дичайшим произволом местного начальства как из числа заключенных, так и работников ОГПУ. Нормальными явлениями были: избиение, иногда до смерти, часто без повода; морение голодом и холодом; индивидуальное и групповое изнасилование заключенных женщин и девушек; выставление на комары летом, а зимою -- обливание водой под открытым небом и забивание насмерть пойманных беглецов и выставление трупов на несколько дней у ворот лагеря в назидание их товарищам и др.
Ряд соловецких "достижений" прочно вошло в репрессивную систему тоталитарного государства: -- а) определение политзаключенного ниже уголовника-рецидивиста (впоследствии этот советский принцип будет перенят Муссолини, Гитлером и др. ); -- б) Обеспечение излишней подневольной рабочей силой путем продления сроков приговора; -- в) по истечении срока политзаключенных и некоторых уголовников-рецидивистов, в случае их "освобождения" не отпускали на свободу, а направляли в ссылку и ряд других.
Первым объектом будущего ГУЛАГа было управление северных лагерей особого назначения ОГПУ. Официальная дата рождения -- 5 августа 1929 года, место рождения -- город Сольвычегодск. В северную группу входили пять лагерей с общей численностью заключенных 33 511 человек, у третьей части из них приговоры даже не вступили в законную силу. Задача перед лагерями стояла следующая: освоить силами заключенных природные богатства северного края -- добычу угля в бассейне рек Печоры и Воркуты, нефти в Ухте, строительство железных и грунтовых дорог, разработка лесных массивов. Созданное управление возглавил Август Шийрон.
В 1930 году было сформировано 6 управлений исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) ОГПУ СССР: Северного Кавказа, района Белого моря и Карелии, Вышнего Волочка, Сибири, Дальнего Востока и Казахстана. В ИТЛ пяти управлений (без Казахстана) находилось 166 тысяч человек.
Лагеря и трудовые колонии начинали играть все более заметную роль в экономике страны. Труд заключенных стал применяться в реализации крупномасштабных хозяйственно-экономических проектов, а хозяйственные органы планировали свою деятельность с учетом возможности использования их рабочей силы.
Так, например, на совещании в СНК СССР 18 июня 1930 года представитель ОГПУ Толмачев упомянул о системе заявок на трудовые ресурсы заключенных, требующихся для осуществления тех или иных экономических проектов.
Если в СССР в 1928 году за различные преступления было осуждено около 1,5 миллионов человек, то в 1930 году -- более 2,2 миллиона. Удельный вес осужденных к лишению свободы сроком до года сократился с 30,2% до 3,5%, а приговоренных к принудительным работам вырос с 15,3% до 50,8%. Система исправительно-трудовых колоний на 1 мая 1930 года заключала 57 колоний (полгода назад их было 27), в том числе 12 сельскохозяйственного профиля, 19 лесозаготовительного, 26 промышленного. В них работали около 6- тысяч осужденных.
Значительный контингент дешевой рабочей силы, занятой принудительным трудом, формировался на основе раскулачивания сельского населения. Инструкция, разработанная в январе 1930 года на основе рекомендаций комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с В.М.Молотовым, требовала принять следующие меры против крестьянских хозяйств, отнесенных к кулацким:
-- контрреволюционный актив организаторов террористических актов и антисоветских мятежей подвергать аресту и приговаривать вплоть до высшей меры наказания (первая категория);
-- крупных кулаков, активно выступающих против коллективизации,
выселять из мест их проживания в отдаленные районы страны (вторая категория);
-- остальную часть кулаков расселять в пределах района на новых,
специально отводимых для них землях (третья категория).
Кампания раскулачивания 1930 года имела свое "лицо", свои приоритеты -- конфискационно-репрессивные. Власти решали ближайшие прагматические задачи -- экспроприации и выселения раскулаченных -- не очень заботясь о дальнейшей их судьбе.
Предполагалось, что выселенным на новых землях будут предоставлены условия для хозяйственной деятельности, "трудового перевоспитания".
С февраля 1931 года по стране покатилась новая значительная волна раскулачивания. В результате этой акции только с территории БССР было выслано в районы Урала, Сибири и Казахстана свыше 100 тысяч крестьян.Для руководства и контроля за ее осуществлением 11 марта 1931 года была образована очередная специальная комиссия, которую возглавил заместитель председателя СНК СССР А.А.Андреев. Эта комиссия стала заниматься не только раскулачиванием, но и рациональным размещением и использованием труда спецпереселенцев.
В частности, фрагмент протокола заседания комиссии от 30 июля 1931 года отражает ее "повседневную" деятельность:
"СЛУШАЛИ: вопрос о дополнительных заявках на спецпереселенцев и распределении их.
ПОСТАНОВИЛИ: ... обязать ВСНХ в 3-х дневный срок представить ОГПУ свои окончательные заявки на спецпереселенцев:
удовлетворить заявку Востстали на 14 тысяч кулацких семей, обязав в 2-х дневный срок заключить с ОГПУ соответствующие договора;
заявки Цветметзолота -- 4600 кулацких семей и Автостроя ВАТО -- на 5 тысяч кулацких семей, заявку по Подмосковному углю -- на 4,5 тысяч кулацких семей;
по торфу принять условно заявку на 31 тысячу кулацких семей.
...В соответствии с этими заявками предложить ОГПУ произвести необходимое перераспределение по районам и выселение кулаков..."
Поражают масштабы: только на одном заседании была решена судьба без малого 70 тысяч крестьянских хозяйств!
В связи с резким увеличением количества осужденных, организации высылки и размещения прибывавшего из центра страны контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ--НКВД. В связи с "ликвидацией кулачества как класса" в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение "Об управлении кулацкими поселками", утвердило соответствующие инструкции.
Репрессивные акции продолжались и после завершения в основном коллективизации. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление "Об организации трудовых поселений". Кого же нужно было выселять в 1933 году, когда, казалось бы, кулачество ликвидировано? Предполагалось переселять за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний, городских жителей -- отказавшихся в связи с паспортизацией 1932--1933 годов выезжать из крупных городов, бежавших из деревень кулаков, а также высланных в 1933 году в порядке "очистки" государственных границ, осужденных органами ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно. Для размещения прибывшего контингента по территории особенно восточных и северных районов страны была развернута огромная сеть специальных комендатур.
ГУЛАГ НКВД (с 1946 года -- МВД) СССР, "Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений НКВД СССР", был организован согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 10 июля 1934 года "Об образовании общесоюзного НКВД". В его ведение передавались все до сих пор существовавшие лагеря, бывшие в распоряжении ОГПУ СССР, НКВД РСФСР и НКЮ РСФСР и других союзных республик). Впервые все лагеря СССР были объединены под одним началом. В постановлении ЦИК и СНК СССР от 27 октября 1934 года к этому названию было добавлено: "... и мест заключения...", то есть ГУЛАГу были подчинены также и тюрьмы. Начальником ГУЛАГа назначается Матвей Берман, бывший до этого начальником ГУЛАГа ОГПУ СССР.
На ГУЛАГ, возглавляемый заместителем Наркома внутренних дел, возлагались следующие задачи: изоляция ненадежных и неблагонадежных элементов с одновременной эксплуатацией их в качестве рабочей силы; переброска этой рабсилы на любые расстояния и в любое место. Осуществление этих задач обеспечивали следующие управления: политическое, кадровое, оперчекистское, охраны и режима, финансовое, санитарное, административно-хозяйственное. Эксплуатацией подневольной рабочей силы ведали специализированные отделы: по лесозаготовкам, капитальному строительству, добыче и др. В конце 30-х и начале 40-х годов было образовано около полутора десятка специализированных Главных управлений: Дальстрой, Гидрострой, Шоссейных дорог, Железнодорожного строительства, Горной и Металлургической промышленности и др. У каждого Главного управления были свои лагеря на местах.
Лагерные комплексы (территориальные управления) были разбросаны по всей стране и не только в глуши, но и даже в столицах республик. К концу 30-х годов их насчитывалось более 100. В каждом от нескольких тысяч до миллиона и более заключенных. Нередко в отдаленных районах страны количество заключенных лагерного комплекса значительно превышало по числу местное вольное население. А бюджет иного лагерного комплекса во многом превосходил бюджет края, области или нескольких областей, на чьей территории он был расположен (лагерный комплекс включал от 3 -- ВладимирЛАГ -- до 45 -- СибЛАГ -- лагерей .
Территория СССР условно была разбита на 8 зон дислокации территориальных управлений с подчиненными им исправительно-трудовыми лагерями, тюрьмами, этапами, пересыльными пунктами.
Можно утверждать, что на сегодняшний день выявлено наличие свыше 2000 объектов ГУЛАГа (лагеря, тюрьмы, комендатуры). В состав ГУЛАГа входили следующие типы лагерей: принудительных работ, исправительно-трудовые, особого назначения, каторжные, специальные, лагерные научно-исследовательские институты. Кроме того в состав "системы перевоспитания" входили колонии: исправительно-трудовые, воспитательно-трудовые, детские и др.
Вся страна, в том числе и Беларусь, была покрыта густой сетью тюрем и следственных изоляторов НКВД. Как правило они дислоцировались во всех областных центрах и столицах союзных и автономных республик. В Москве, Ленинграде и Минске (их было 4 ) находилось свыше десятка тюрем и изоляторов специального назначения. В целом по стране этих карательных учреждений насчитывалось не менее 800--900 (точное количество установить не представляется возможным ).
В связи с тем. что до сих пор на территории Беларуси не выявлено наличие в 30--40-е годы исправительно-трудовых лагерей, это вовсе не означает их реальное отсутствие. Наличие пересыльных тюрем и лагерей в Минске, Витебске, Могилеве, Слуцке, Гомеле позволяло держать там одновременно "спецконтингент" не менее 15--20 тысяч человек. Срок пребывания этапируемых в пересыльных тюрьмах и лагерях зависел от оперативности администрации и мог длиться от нескольких часов до нескольких месяцев, а в среднем -- 12--14 суток.
Учитывая то, что в период проведения массовых арестов, особенно в период 1937--1938 годов, органами НКВД БССР производились аресты нескольких тысяч человек, то возникала необходимость незамедлительного этапирования осужденных и подследственных к местам отбытия наказания.
В основном из пересыльных тюрем и лагерей, расположенных на территории Беларуси, этапирование шло по следующим основным маршрутам:Витебск--Ленинград--Петрозаводск; Витебск--Вологда--Архангельск; Минск--Витебск--Вологда--Котлас; Минск--Москва--Владимир--Киров--Сыктывкар; Могилев--Брянск--Воронеж--Куйбышев; Гомель--Чернигов--Запорожье; Минск--Москва--Казань--Свердловск--Воркута; Минск--Москва--Омск--Новосибирск--Красноярск--Норильск; Минск--Москва--Чита--Якутск--Магадан--Колыма и др.
В одном этапе порой насчитывалось до нескольких сотен человек, которые в основном железнодорожным транспортом перебрасывались на расстояние до нескольких тысяч километров.
Перевозка заключенных осуществлялась в товарных вагонах, которые были оборудованы сплошными двухярусными нарами. Под самым потолком -- два густо зарешеченных окошка. В полу было прорезано узкое отверстие -параша. Окно было обито железом, чтобы заключенные не могли расширить его и выброситься на путь, а чтобы исключить и это, то под полом укреплялись специальные железные штыри. В вагонах не предусматривалось ни освещения, ни умывальников. Вагон был рассчитан на 46 человек, но обычно в него заталкивали по 60 человек и больше.
Во время массовых акций на территории Беларуси эшелоны формировались до 20 вагонов, вмещавших более тысячи заключенных, и затем они следовали по указанным маршрутам вне графика, а путь из Беларуси на Дальний Восток, в частности, длился до двух месяцев.
В течении всего пути заключенных не выпускали из вагонов. Пищу выдавали, как правило, раз в сутки или реже сухим пайком, хотя по правилам полагалась горячая пища. Таким образом несколько тысяч наших земляков оказались в 30--40-е годы в районах Крайнего Севера, Урала, Сибири, Дальнего Востока и других районах бывшего Советского Союза.
Особенно часто уходили на Восток эшелоны после "освободительного похода" частей Красной Армии в западные области Беларуси. В частности, в одном из них оказалось 1580 уроженцев Вилейской области, осужденных Особым совещанием НКВД СССР 25 декабря 1940 года. Из них около 60% были этапированы в КотЛАГ, около 15% в СибЛАГ, не менее 20% было доставлено в АрхангелЛАГ.
Встречали "контрреволюционеров" многочисленные лагеря ГУЛАГа. Как правило они были одного типа. Территория, огражденная тремя рядами колючей проволоки. Первый ряд -- высотой около метра. Основной, средний ряд, -- высотой 3--4 метра. Между рядами колючей проволоки находились контрольные полосы, по углам четыре вышки. В центре находились помещения: медсанчасть, штрафной изолятор, обнесенный частоколом. Изолятор представлял собой капитальное помещение, разгороженное на одиночные и общую камеры. Потолки сделаны из бруса. Из такой "крепости" побег практически невозможен. Вокруг располагались бараки для заключенных, внутри которых нары. В зимнее время, да еще в условиях Урала, Сибири бараки к тому же не всегда отапливались. В таких нечеловеческих условиях мало кто из заключенных доживал до долгожданной свободы.
С принятием 15 июня 1939 года Указа Президиума Верховного Совета СССР "О лагерях НКВД" количество лиц, отбывших наказание увеличилось, т.к. предусматривалось "...отказаться от системы условно-досрочного освобождения лагерных контингентов. Осужденный, отбывающий наказание в лагерях НКВД СССР, должен отбыть установленный судом срок полностью".
По официальной статистике на 1 марта 1940 года ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний (в том числе 170 промышленных, 83 сельскохозяйственных и 172 "контрагентских", т.е. работавших на стройках и хозяйствах других ведомств), объединенных областными, краевыми, республиканскими отделами исправительно-трудовых колоний, и 50 колоний для несовершеннолетних (т.е. колоний для детей "врагов народа" .
Общий контингент заключенных, содержащихся в лагерях и исправительно-трудовых колониях ГУЛАГа, определялся, по данным так называемого "централизованного учета" на 1 марта 1940 года в 1668200 человек. И это, естественно, без учета тех, которые содержались в многочисленных тюрьмах, изоляторах, находились на этапах и просто были физически уничтожены и не были занесены ни в какой учет.
В связи с принятием в 1940 году ряда чрезвычайных законов удалось расширить систему ГУЛАГа и таким образом довести число их обитателей на 22 июня 1941 года до 2,3 миллионов человек. Начало Великой Отечественной войны существенным образом не сказалось на количестве заключенных. Дивизии западных округов испытывали огромную потребность в укомплектовании личным составом, а в глубоком тылу продолжались расстрелы "врагов народа", и миллионы заключенных были лишены возможности с оружием в руках защищать свою Родину, несмотря на то, что она так жестоко и несправедливо поступила с ними.
Только в период 1942--1943 годов с связи с катастрофическим положением на фронте по постановлению ГКО было отправлено в Советскую Армию более 157 тысяч бывших политических заключенных. А всего за 3 года войны были освобождены с передачей в армию всего 975 тысяч человек из многомиллионного населения ГУЛАГа.
После победоносного окончания войны партийное и советское руководство СССР не забыло о ГУЛАГе. И вновь понеслись по уже проторенной дороге на Восток эшелоны с репатриантами, "сотрудничавшими" с гитлеровскими оккупантами, т.е. проживающими на временно оккупированной территории и оставшимися в живых и др. Население ГУЛАГа вновь резко возросло.
В послевоенные годы в связи с реорганизацией системы органов государственной безопасности ГУЛАГ был передан в ведение министерства юстиции СССР, возглавил его генерал-лейтенант И.Долгих.
По состоянию на 1 октября 1953 года в исправительно-трудовых колониях и лагерях ГУЛАГа МЮ СССР находилось 2235296 человек с 1 марта по 1 октября 1953 года поступило 165961 вновь осужденных. В этот же период по амнистии, а также за окончанием срока наказания было освобождено 1342979 человек. Фактически в лагерях и колониях на 1 октября 1953 года осталось 1058278 заключенных.
Партийное руководство поспешило уничтожить даже самое слово ГУЛАГ, зловещий смысл которого стал к тому времени уже известен далеко за пределами СССР и осенью 1956 года было признано нецелесообразным дальнейшее существование исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГа) и в связи с этим было решено реорганизовать их в исправительно-трудовые колонии. Никакого официального постановления об этом не было опубликовано и неизвестно, кем было принято решение. С октября 1956 года до апреля 1957 года "реорганизованный" ГУЛАГ находился в ведении Министерства юстиции СССР под новой вывеской "Исправительно-трудовых колоний", впоследствии был передан в систему исправительно-трудовых учреждений МВД СССР. На этом история ГУЛАГа завершается...
Анализ всех видов источников информации позволяет предположить, что через ГУЛАГ НКВД СССР в 30--40-е годы прошло не менее 10--12 миллионов человек, в том числе свыше 600 тысяч уроженцев Беларуси(30 процентов из них составляли поляки). В то же время в период 1953--1992 годов на территории республики было реабилитировано около 160 тысяч человек, что составляет около 30% тех, кто прошел через кошмары ГУЛАГа. И здесь возникает ряд серьезных проблем.
В архивах Республики Беларусь нет полных данных о количестве высланных за пределы республики и тем более нет информации, в каких лагерях отбывали наказание заключенные и что с ними стало в дальнейшем. Правоохранительные органы республики не предпринимают никаких усилий , чтобы получить информацию о наших согражданах, которые реабилитированы в странах ближнего зарубежья.
С КОНФИСКАЦИЕЙ СУДЬБЫ
Факты о депортациях народов, населявших нашу страну, известны более широко, а об иностранных гражданах, в частности польском населении, волею судьбы оказавшемся на территории Советского Союза в его отдаленных регионах, изучены недостаточно. Именно поэтому меня привлекла данная тема. Она до сих пор волнует и поляков. Подтверждением этого является обширная мемуарная литература, изданная в Польше и за ее пределами.
В 1991 году газета «Вечерний Сыктывкар» опубликовала в статье «Сыктывкар глазами польского ссыльного», подготовленной М.Рогачевым, фрагмент из книги Яна Пророка «Осуждены на гибель». Эта публикация послужила отправной точкой моего исследования.
Архивы Республики Коми хранят сотни свидетельств крестного пути поляков в Северном крае. Несомненно, наибольший интерес представляют фонды Национального архива Республики Коми (НА РК), содержащие обширный материал о депортированных польских гражданах. Наибольшее число документов содержит фонд Совета Министров Коми АССР (Совета Народных Комиссаров Коми АССР) — фонд 605. Это копии директивных документов, акты и докладные записки по материалам многочисленных проверок жилищно-бытовых условий поселенцев. Особый интерес представляет выделенная в отдельные дела переписка с Делегатурой польского посольства в Сыктывкаре. Документы об организации медицинской помощи, акты проверки санитарного состояния хранятся в фонде Министерства здравоохранения (ф.668). Материалы о строительстве польских школ, их программах, списки воспитанников детских домов - в фонде Министерства народного образования (ф.241). Фонд Министерства социального обеспечения (ф.1493) содержит небольшое количество документов по организации инвалидных домов для поляков. В фонде Военного комиссариата Коми АССР (ф.1312) имеются списки призванных в Войско Польское в 1943 году. Отдельные документы имеются в других фондах.
В конце 80-х — начале 90-х годов появились публикации сборников документов, научных исследований, журнальных и газетных статей о депортации народов в системе ГУЛАГа. Работы В.М.Парсадановой и Н.Ф.Бугая стали базой для понимания многих исторических фактов сталинского периода.
Изучением репрессивной политики на местном материале занимаются и ученые республики Коми. Так в статьях Н.Морозова, М.Рогачева, А.Сметанина, И.Жеребцова, Г.Добоноженко, М.Таскаева и других раскрываются страницы печальной летописи ГУЛАГа в Коми крае.
Редкие иностранные издания, богатый документальный и уникальный краеведческий материал имеет сыктывкарское Добровольное ис-торико-просветительское общество «Мемориал».
Выяснить причины и время депортации польских граждан, их численность, условия жизни и работы, найти очевидцев этой трагедии и записать их воспоминания — такие задачи стояли в ходе работы. Цель настоящей работы — рассказать на основе архивных документов, воспоминаний, исторических научных исследований об одной из трагических страниц жизни польских граждан, депортированных в Коми АССР в годы Второй мировой войны.
Каждый исторический период, каждое событие неоднозначны, историю нельзя «очернить» или «обелить», ее можно лишь пытаться познавать. Это будет справедливо и по отношению к истории двух народов — русского и польского», в которой переплелись славянское родство и религиозные противоречия, территориальные претензии, ожесточенные кровавые столкновения и совместная борьба против общего врага.
До недавнего времени прежние политические режимы Польши и бывшего СССР скрывали от общественности те материалы, которые могли бы пошатнуть образ «нерушимой дружбы двух братских народов».
Сегодня раскрываются многие тайны уходящей эпохи, конфликтные моменты советско-польских отношений. Страницы газет, журналов и книг вновь и вновь возвращают нас к событиям советско-польской войны 1920 года, советско-германскому пакту о ненападении 1939 года и приложенному к нему секретному протоколу, касавшемуся судьбы польского государства. Из архивов извлекаются материалы, пролившие свет на катынскую драму.
В данной главе мы рассмотрим только период 30-х годов, когда история депортации поляков становится частью истории Коми АССР.
Четырем депортациям из захваченных СССР в сентябре 1939 года восточных районов Польши предшествовал заключенный 23 августа 1939 года пакт Молотова—Риббентропа, секретный протокол к которому предусматривал раздел Польши между Германией и СССР. К СССР должны были отойти восточные районы площадью 196 тыс. км2 с населением около 13 млн человек.
После нападения 1 сентября 1939 года гитлеровской Германии на Польшу советское правительство объявило о распаде и прекращении существования польского государства. 17 сентября Красная Армия двинулась в «освободительный» поход на Западную Украину и Западную Белоруссию, по существу нанося удар в спину сражающейся Польше.
С первых недель началась унификация государственного строя и управления новых советских областей, осуществляемая жесткими командными методами. Были приняты законы о национализации крупной промышленности и банков, проведена конфискация без выкупа помещичьей земли и передача ее крестьянам. Ликвидация польской системы управления сопровождалась высылкой служащих бывшего государственного аппарата, органов суда, прокуратуры, полиции и армии вместе с семьями. Были ликвидированы и осаднические хозяйства. Осадники', получившие в 20-х годах землю в районах, заселенных украинцами и белорусами, были объявлены «злейшими врагами трудового народа» и с семьями выселены в глубь СССР. Это была первая депортация, которая началась 10 февраля 1940 года. На станцию Мураши (Кировская область) в конце марта — начале апреля прибыло 11 эшелонов с 11 406 депортированными из Тернопольской, Львовской и Станиславской областей УССР.
Второй депортацией называют административную высылку 13 апреля 1940 года семей уже репрессированных служащих польского госаппарата и взятых в советский плен польских военнослужащих. Все они были направлены в Казахстан.
В июне — июле 1940 года была проведена третья депортация -беженцев из Центральной и Западной Польши. В спецпоселки Коми АССР они прибывали с 12 июня до августа 1940 года через станцию Котлас (Архангельская область). Так, за 1940 год в Коми АССР прибыло не менее 19 800 человек, которые были размещены в 56 поселках семи южных и центральных районов. Условия труда и быта были очень тяжелые, что вызывало высокую смертность. На 1 января 1941 года численность осадников и беженцев уменьшилась до 18 772.
Четвертая депортация была осуществлена в 1941 году: в мае — из западных областей УССР и в июне — из западных областей БССР. По заключению районных отделов НКВД высылались «члены семей изменников Родины, арестованных и осужденных по политическим обвинениям». Установлено, что в Коми АССР прибыло два эшелона из Чижевского и Цехановского районов Белостокской области — более тысячи человек.
Вся кампания депортаций носила характер государственной политики. Согласно инструкции акция арестов и выселений проводилась по УССР и БССР одновременно. Депортируемые должны были оставить на месте все недвижимое имущество, сельскохозяйственный инвентарь, скот, но разрешалось брать одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, столовую и кухонную утварь, посуду и месячный запас продовольствия на семью, мелкий хозяйственный и бытовой инвентарь, деньги, ценности. Но общий вес имущества не мог превышать 560 кг на семью. На сборы давалось два часа, а то и полчаса. Отправка к месту поселения шла эшелонами в составе 55 товарных вагонов. Известны случаи, когда в студеную зиму 1940 года в сорокаградусный мороз в неотапливаемых запломбированных вагонах голодные дети и взрослые ехали неделями.
В Коми польские граждане были направлены в спецпоселки на лесозаготовки и стройки. Они не могли покинуть поселки, сменить работу и жаловаться на заработную плату. Положение польских граждан было исключительно тяжелым, особенно на предприятиях Ношульского и Объячевского лестрансхозов Прилузского района. Достаточно сказать, что работающие только на 70% были обеспечены обувью и на 50% теплой одеждой, при этом их почти не кормили. Кроме плохих материальных условий, депортированные испытывали моральный гнет и дискриминацию: им не выдавали на руки паспорта, свидетельства о рождении и смерти, о браке и т.д.
В соответствии с договором Сикорского—Майского Президиум Верховного Совета СССР объявил 12 августа 1941 года амнистию польских граждан. Только в Коми было амнистировано 17 927 спецпереселенцев, из числа освобожденных 866 человек выехали за пределы Коми АССР, в основном в польскую армию, командующим которой 6 августа 1941 года был назначен В.Андерс.
По этой амнистии смогла уехать только часть поляков, большинство освобожденных спецпоселенцев оставалось на прежнем месте жительства.
В 1944—1945 годах в лагеря Коми АССР стали прибывать новые партии поляков, бойцов Армии Крайовой, но это уже другая страница истории польско-советских отношений.
Массовое возвращение в Польшу проходило в 1944—1949 и 1956— 1959 годах. Но вернуться смогли далеко не все. По данным Н.С.Лебедевой, только в период до августовской амнистии 1941 года в СССР умерли и были расстреляны около 60 тысяч польских граждан.
В 1935 году в Коми было выслано небольшое количество поляков из приграничных с Польшей районов Белоруссии. Первый тоненький ручеек жертв сталинской политики потек сюда еще в начале 30-х годов, а в депортации 1940—1941 годов он превратился в полноводную реку. Эшелоны с польскими гражданами направлялись в край, уже хорошо освоенный ГУЛАГом. После организации в 1929 году в Коми крупных лагерей (Ухтинской экспедиции и Северных лагерей особого назначения) здесь появились финны, эстонцы, латыши, литовцы, румыны, немцы и поляки.
Депортированные из Польши и Прибалтики в 1940—1941 годах значительно пополнили лагеря Коми АССР.
Сегодня ни для кого не секрет, что к депортации тщательно готовились. Заранее было определено, куда будут направлены «антисоветски настроенные элементы». Совет Народных Комиссаров СССР постановлением «О спецпереселенцах-осадниках» №2122-617 СС от 29 декабря 1939 года утвердил инструкцию НКВД СССР о порядке переселения польских осадников и предложил руководству областей, куда их предполагалось выслать, в том числе и Совету Народных Комиссаров Коми АССР, «оказать практическую помощь НКВД и Нар-комлесу СССР в деле перевозки и размещения спецпереселенцев-осад-ников...» В начале января 1940 года (за месяц до первой депортации) Совет Народных Комиссаров Коми АССР разослал по районам письма, извещающие о скором прибытии депортированных. 5 января 1940 года председатель Совета Народных Комиссаров Коми АССР С.Д.Турышев получил официальное письмо из НКВД Коми АССР:
«С 29—30-го января 1940 года на станцию Мураши будут прибывать осадники, выселенные из западных областей УССР и БССР, которые со станции Мураши будут перебрасываться в лесопункты районов: Прилузского, Сысольского, Сыктывдинского, Усть-Вымского, Железнодорожного...»
Это сообщение не было неожиданным для главы правительства автономной республики — новым в нем была только дата прибытия поляков. Предполагалось, что всего в Коми АССР будет направлено около 7 тысяч польских граждан. На самом деле высланных прибыло значительно больше, как уже говорилось выше, — около 11 тысяч человек.
Точная дата прибытия эшелонов с поляками неизвестна. Можно только с уверенностью сказать, что» произошло это не ранее конца февраля. По данным НКВД, в декабре 1940 года в Коми на спецпоселении находились 19 388 польских граждан (из них трудоспособных всего 99876, но в данном случае не учтены умершие и депортированные в 1941 году. Несомненно, общее число депортированных в Коми АССР превышало 20 тысяч человек. Примерно 55% из них числились как осадники, остальные как беженцы (в основном евреи). Трагична судьба осадников, попавших в адскую машину репрессий НКВД. В феврале—марте 1940 года этапами со станции Мураши в Коми край прибыли 2223 семьи осадников — 10 303 человека, а летом 1940 года через Котлас 2730 семей беженцев — 8636 человек, большинство поселились в Прилузском и Сыктывдинском районах.
Их положение регулировалось актом «О спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР» (декабрь 1939 г.). Семьи были зарегистрированы в НКВД Коми АССР — на каждую заводилось отдельное дело. На высланных в июне 1941 года нет дел — их не успели зарегистрировать, так как уже в августе—сентябре 1941 года по амнистии снимали со спецпоселения. Имеются только неполные списки этих семей. После амнистии поляки формально с учета были сняты, а дела НКВД закрыты. Поэтому в архиве МВД Республики Коми нет данных о судьбе поляков после амнистии.
Выбор районов, как и вообще Коми АССР, для спецпоселения был неслучайным. Советское правительство видело в депортированных, прежде всего, дешевую рабочую силу. Коми АССР была одним из основных поставщиков древесины. Объем лесозаготовок постоянно возрастал. Достигалось это не механизацией труда, а принудительным вовлечением в производство все новых и новых людей.
В Коми АССР депортированные были переданы трестам «Коми-лес», «Вычегдалес», «Вычегдалесосплав» Наркомлеса и Объячевскому и Ношульскому лестрансхозам Центрального отдела лесозаготовок Народного комиссариата путей сообщения СССР (ЦОЛЕС НКПС). Они были расселены в Прилузском (29,5%), Сысольском (16,0%), Сыктывдинском (29,5%), Корткеросском (4,3%), Летском (1,7%) и других районах (данные на декабрь 1940 г.). Депортированные из Западной Белоруссии в июне 1941 года в основном были расселены в Корткеросском районе.
Позднее много поляков было переведено в спецпоселки Железнодорожного (современный Княжпогостский), Усть-Вымского районов и Сыктывкара. В составленном сыктывкарским «Мемориалом» списке поселков, где в 1940—1941 годах были расселены польские граждане, — 62 наименования. Это, безусловно, не все поселки. В него не вошли спецкомендатуры Сыктывкара. Часто «головной» поселок имел несколько «филиалов» на местах лесозаготовок, называвшихся по номеру лесных кварталов и не фигурировавших в документах. Когда лесоразработки в квартале заканчивались, спецпоселенцев переводили в другое место, а поселок закрывали. В список также не включены села, где жили поляки до и после амнистии 1941 года. Но и этот неполный список может помочь исследователям данной темы уточнить, где находились спецпоселения.
Те, кто выжил и вернулся после войны в Польшу, помнят, в каких тяжелых условиях жили спецпоселенцы. Об этом свидетельствуют и документы, сохранившиеся в архивах. Вот выдержки из документа, характеризующего положение в поселках Прилузского района летом 1940 года: «Спецпереселенцы размещены в исключительно тяжелых условиях <.„> в старом разваленном бараке по 1,5 м на человека, крыши текут, стекла в оконных рамах разбиты, спят на сплошных голых нарах, прачечной нет, баня не оборудована, нет даже умывальников, тазов, ведер, колодцы не оборудованы, пьют грязную воду <...> нет дорог до поселков, продовольствие таскают на себе, нет необходимого количества инструментов <...> В связи с этим большое количество заболеваний и смертных случаев...»
А полагалось, как говорится в докладной записке заместителя наркома внутренних дел Коми АССР Матвиенко секретарю ОК ВКП(б) Турышеву, «...не менее 3 м2 на каждого спецпоселенца при коэффициенте каждая семья 5 человек...»
В связи с плохими жилищно-бытовыми условиями и слабо поставленной медицинской профилактической работой, были зарегистрированы десятки случаев заболевания брюшным тифом, чесоткой, трахомой и другими инфекционными болезнями.
Плохие условия жизни вызывали естественный протест, что, в свою очередь, побуждало власти применять репрессивные меры. В апреле 1940 года НКВД Коми АССР направил секретарю Коми областного комитета ВКП(б) Л.Тараненко докладную записку «об антисоветских проявлениях среди беженцев», в которой речь шла о положении 480 человек, поселенных в Талицком и Якуньельском лесопунктах Прилузского района:
«...Уже через день работы в лесу они начали заявлять протесты, возмущаться условиями труда в лесу, выражать антисоветские взгляды и настроения. Начальник Талицкого лесопункта Лукьянчиков в ответ на эти действия распорядился не давать беженцам и осадникам хлеба. В некоторых лесопунктах, по заявлению осадников, началась настоящая травля, им не давали лошадей для подвоза продовольствия. В ответ на требования беженцев начальник по кадрам Якуньельского мехлеспункта заявил: «Ешьте снег». В результате тяжелых условий труда и жизни начались побеги, и на 30 марта 1940 года разыскивались милицией и органами НКВД 120 беженцев. Следует отметить, что 60% прибывших этапами были больными и ослабленными... »
«Со дня организации спецпоселков администрация лесозаготовительных предприятий полного расчета заработной платы спецпереселенцам не производила, вошла в практику система выдачи авансов от одного до трех рублей, в результате чего имелась большая задолженность по зарплате. Койгородский мехлеспункт Сысольского района имел задолженность около 250 тысяч рублей. В Железнодорожном районе на лесоучастке «Настапиян» спецпоселенка Ляндау Ханна Абрамовна покончила жизнь самоубийством. Расследование показало, что Ляндау до этого ходила по баракам и собирала в виде милостыни по 5—10 копеек на пропитание. Между тем имела она получить зарплату 455 руб. и ее муж 344 руб., которых они не могли получить...»
Сотрудниками сыктывкарского «Мемориала» составлен список польских граждан-спецпереселенцев, чья смерть была официально зарегистрирована в органах записи актов гражданского состояния (ЗАГС) (свидетельства о смерти хранятся в архиве отдела ЗАГС Совета Министров Республики Коми). В этом списке 3 тысячи фамилий людей, умерших в 1940—1944 годах. В списке за 1940 год — 798 человек, за 1941 год — 1078 фамилий. И это не все умершие — нередко смерть просто не регистрировалась. По приблизительным оценкам, не менее 20% польских граждан, преступно депортированных из родных мест, нашли вечный покой на Коми земле.
В 1940 году 8000 польских военнопленных были направлены в Северный железнодорожный лагерь на строительство Северо-Печорской железной дороги, которую можно назвать «дорогой смерти». В основном они были сосредоточены в IV отделении лагеря с дислокацией в городе Ухта. После прохождения всех процедур (регистрация, медкомиссия, дезинфекционная камера) прибывающие этапы выводили на трассу — расчищать лес, добывать гравий и глину в карьерах, пилить бревна на шпалы. Большая часть этих работ выполнялась вручную.
Инспектор управления НКВД по делам военнопленных (а поляки совершенно незаконно были отнесены именно к этой категории) Романов в ноябре 1940 года сообщал в Москву, что больше половины военнопленных, прибывших в Северный железнодорожный лагерь, размещены в землянках; бараки, в которых размещены остальные военнопленные, ветхие, крыши протекают, нет инструментов, теплой одежды, рукавиц для работы в зимних условиях.
Зима застала врасплох и вольнонаемных и заключенных, жилье не было готово, план выполнен лишь на 30%. В результате резко увеличилась смертность среди поляков.
Жизнь заключенного оценивалась в 13 рублей в день, и администрация лагеря руководствовалась неписаными правилами начальника Главного управления лагерей железнодорожного строительства Френкеля: «От заключенного нам надо взять все в первые три месяца, а потом он нам не нужен».
Болеслав Рутковский, узник Севжелдорлага 1945—1955 годов, слышал рассказы о том страшном времени на лагпунктах при станции Светик, в Ракпасе, Княжпогосте, Инте. «Помни, — говорили ему старые зэки, — под каждой шпалой лежит поляк. Мерли, как мухи. Сейчас хорошо — есть бараки, жить можно».
Смертность в лагпунктах особенно возросла после начала советско-германской войны, когда и без того тяжелое положение заключенных стало еще хуже: был ужесточен режим, снижены нормы питания.
В соответствии с советско-польским договором от 30 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР 12 августа 1941 года объявил об амнистии польских граждан. Освобождение из лагерей и снятие с учета спецпоселенцев продолжалось до 1942 года. По данным на 11 декабря 1942 года, были освобождены 17 927 спецпоселенцев, 32 448 заключенных (в том числе из Воркутлага — 7805, Печорлага — 8242, Усть-Вымлага — 1631, Севжелдорлага — 4475, Ухтоижемлага — 10 295).
Не все освобожденные из лагерей смогли добраться до Сыктывкара. Бывший спецпоселенец Альгирдас Шеренас вспоминает: «В январе-феврале 1942 года на таежных дорогах появились странные люди-тени. Одетые в лагерную одежду, обросшие, опухшие с голоду, в гноящихся язвах, они, шатаясь, шли в поисках жилищ, чтобы обогреться, отдохнуть и, если удастся, что-нибудь поесть. Из-за страшного их вида и боязни быть ограбленными, местное население не пускало их в дома, закрывало на крепкие затворы, спускало с цепи охотничьих собак. Люди эти — польские офицеры, попавшие в плен или интернированные в период польско-германо-советской войны... Как-то вечером к нам в барак зашел один из этих несчастных — полковник Войска Польского Хипчинский. Это был высокий, еще молодой человек с широкими сутулыми плечами и впалой грудью. На изможденном, обросшем седой щетиной лице выделялись уставшие, печальные глаза. Положив на колени потертую зэковскую шапку-ушанку и отогревшись около железной печки, он нам рассказал о пытках в лагере. Его в одном нижнем белье пять раз выводили за зону на расстрел и пять раз живым возвращался в барак. На ночь оставляли в морге привязанным в одном гробу с мертвецом, зимой на улице обливали ледяной водой.
К сожалению, я не расслышал, а, может быть, он не рассказал, чего от него добивались палачи НКВД... Затем нас навестили два молодых студента-филолога из Краковского университета. Они также участвовали в войне и были интернированы русскими. Студенты были наголо острижены, лица отекшие, какие-то бело-прозрачные. У одного из них на допросе были выбиты все передние зубы. Однажды на дороге женщины подобрали сидевшего в снегу поляка, с позеленевшим от дистрофии лицом. Им оказался подхорунжий Бартош. Привели его в барак, отогрели, целую неделю барак помогал ему чем мог — кто ложку баланды, кто краюху хлеба, кто картофельную лепешку. Долго боролся со смертью пан Бартош (так его называли) и все-таки выжил. Война, лагерь отразились на его психике — он был не в меру разговорчив и часто заговаривался. Прижился он у нас и работал сторожем на парниках...»
Из 50 375 освобожденных по амнистии (заключенных и спецпереселенцев) 21 672 человека сумели к концу 1942 года выехать из Коми АССР, в том числе более 15 тысяч человек направились в армию генерала Андерса.
Более 28 тысяч человек, оставшихся в Коми АССР, оказались в страшном положении. Формально они были свободны, следовательно, могли выбирать, где им жить, работать и т.д. Но из Коми АССР их не выпускали. По данным НКВД, 2869 человек осели в Сыктывкаре, но многие остались в тех же поселках. Власти всячески препятствовали выезду из поселков — они были заинтересованы в сохранении фактически бесплатной рабочей силы на лесозаготовках.
Только 5 апреля 1944 года СНК СССР принял постановление о вывозе поляков в южные районы страны. К осени 1944 года большая часть спецпереселенцев покинула территорию Коми АССР.
В 1945 году СНК СССР установил окончательный срок регистрации польских граждан, желающих выехать в Польшу до 31 декабря, а срок их выезда — до 15 июня 1946 года, и обязал Народный комиссариат путей сообщения СССР обеспечить переезд польских граждан в Польшу в срок с 1 ноября 1945 года до 15 июня 1946 года.
Но в 1945-1946 годах в Коми начали прибывать бойцы Армии Крайовой, получившие 58-ю статью за «участие в националистической антисоветской организации». На 1 января 1955 года в интинском особом Минеральном лагере содержалось 230 поляков — «особо опасных преступников». Эта категория отсидела свои 10 лет «от звонка до звонка». Только в 1955—1959 годах они смогли вернуться на родину.
Пройдя свой крестный путь до конца, они сохранили верность Отчизне — Польше, не сломались, не изменили своим идеалам. Но вернуться смогли не все...
Подведем итоги. Присоединение в 1939—1940 годах новых территорий к Советскому Союзу изменило национальный состав населения Коми края. В лагеря и спецпоселки Коми АССР хлынул поток несчастных: поляки, украинцы, литовцы, латыши, эстонцы, румыны. Особенно много было депортировано польских граждан (поляков, евреев, украинцев, белорусов). Они направлялись на работы на лесодобывающие предприятия и размещались в спецпоселках. Незнакомых с условиями жизни на Севере людей селили в бараках, заставляли работать в лесу без теплой одежды и обуви, морили голодом.
Много поляков оказалось и в лагерях. Это были «военнопленные солдаты и офицеры польской армии», «антисоветские элементы» из гражданского населения. Тысячи польских жизней унесло строительство железной дороги Воркута — Котлас.
12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР объявил об амнистии польских граждан. По данным НКВД Коми АССР, на декабрь 1942 года из лагерей и со спецпоселений было освобождено более 50 тысяч человек. Из числа освобожденных многие уехали в армию Андерса.
В 1943 году наступила новая «волна охлаждения» в советско-польских отношениях.
Весной 1944 года СНК СССР принял решение о переселении поляков в южные районы СССР. Всего за этот период было переселено 9 тысяч человек.
Итог польской трагедии — тысячи безымянных могил на земле Коми.
Дело нашей совести восстановить имена погибших, установить местонахождение заброшенных польских кладбищ, сохранить рассказы очевидцев, непосредственных участников событий. Депортации поляков — печальные страницы истории нашей родной земли, которые не должны повториться.
СИБИРСКИЙ БЕЛОСТОК
Село Белосток - небольшой населённый пункт в 180 километрах северо-западнее старинного сибирского города Томска. История его во многом схожа с историей сотен посёлков сибирской глубинки, основанных на рубеже веков и первого десятилетия уходящего XX столетия. Именно эта схожесть представляет интерес как типичный пример судеб обычного села и его жителей.
Вся столетняя история села как и жизнь его обитателей постоянно была сопряжена с преодолением неимоверных трудностей и испытаний, выпавших на их долю. В столетней истории небольшой сибирской деревушки нашла своё отражение история всего белорусского народа.
Для многих поляков слово "Сибирь" долгие годы ассоциировалось со словами "каторга", "ссылка", "депортация"... И не без основания: в течение нескольких столетий при всех правительствах и режимах для каторжников, ссыльных и депортированных дорога в Сибирь была самой проторенной. Но были и те, кто ехал в те суровые края добровольно -- в поисках счастью и лучшей доли.
В конце XIX века сибирский регион России развивался стремительно и колонизировался усиленно: на строительство Великой транссибирской железнодорожной магистрали устремились потоки добровольных переселенцев, в том числе поляков. Среди них было много крестьян из малоземельных западных губерний российского государства: Гродненской, Виленской, Витебской, Седлецкой, Курляндской. В Томском уезде ими были основаны такие белорусские поселки, как Андреевка и Ломовицкий, Петропавловка и Полозово. В 1899 году во вновь образованной Ново-Александровской волости появился поселок Белосток.
Основан был сибирский Белосток как переселенческий участок "Ново-Рыбаловский" на территории Николаевской волости Томского уезда и предназначался для заселения прибывающими в Сибирь крестьянами-земледельцами из малоземельных районов Российской империи. Судьбе было угодно, чтобы в числе ходоков-крестьян, первыми осмотревшими обозначенный участок тайги под заселение и "застолбившими" его, было несколько крестьян, католиков по вероисповеданию и белорусов и поляков по национальности, приехавших из-под города Гродно и небольшого городка Щучина Виленской губернии в Сибирь в поисках лучшей доли.
Трудно сейчас сказать, чем им приглянулся участок сибирской тайги по берегу довольно широкой и в то время глубоководной безымянной речушки. Возможно, большой еланью посреди тайги, поросшей высокой пахучей таёжной травой - выгоревший некогда участок тайги, пригодный для немедленной распашки.
А может быть последним доводом в решении остаться именно здесь были стоящие стеной по краям елани высокие стройные сосны и могучие кедры - хороший материал для строительства домов и хозяйственных построек. Так или иначе, но как свидетельствуют архивные документы, в следующем, 1899 году, на этом месте уже находился небольшой выселок в 13 семей. Это были семьи ходоков-разведчиков - тех, кто облюбовал эти глухие таёжные места и перевёз на новое место жительства свои семьи.
Не от хорошей жизни решились наши земляки на переселение в далекую Сибирь. Безземелье, низкое плодородие местных почв не позволяли прокормить большие крестьянские семьи. Царское правительство, заинтересованное в переселении крестьянства в Сибирь, обещало поддержку, льготы и содействие в обустройстве на новом месте.
И в 1896 году в Томской губернии в качестве ходока-разведчика появился Александр Иоч. В Переселенческом управлении ему предложили осмотреть отведенные под заселение участки тайги в Николаевской волости Томского уезда. Что это были за места, сообщал томскому губернатору чиновник по крестьянским делам Райский: "...что касается участков в Николаевской волости, на которые определяется приблизительно 800 семей, то они стоят в худших условиях по сравнению с другими переселенческими участками как в отношении путей сообщения, так и в отношении приобретения на них хлеба и земледельческих орудий..."
Речка Шегарка довольно многоводная, отделяла эти участки от ближайших деревень во время разлива месяца на полтора-два. Однако земли эти чем-то прельстили Осипа Ханевича, его односельчан Геронима Мазюка и Осипа Маркиша, братьев Александра и Ивана Иочей. Они выбрали этот кусок тайги -- Рыбаловский переселенческий участок, где, кроме вековой тайги, имелось несколько еланей -- выгоревших мест (меньше труда потребуется для раскорчевки под пашню) да еще стояли две избушки пасечников соседней Молчановской волости. Очевидно, понравилась и глубокая полноводная речка, протекающая рядом...
Записав за собой и своими родственниками эти наделы, вернулись ходоки за семьями. По весне, получив переселенческие свидетельства и подъемные, тронулись в путь. До Томска ехали железной дорогой в товарных вагонах вместе со скотом и провиантом, утварью и крестьянскими орудиями труда (на семью выделяли по одному вагону-товарняку). Дальше до села Молчаново плыли на пароходе по великой "сибирской Миссисипи" -- Оби, а там -- своим ходом через таежные урманы и болота, к месту обоснования. На карте Томской губернии в 1899 году появился еще один новый переселенческий поселок -- Ново-Рыбаловский из 13 дворов.
Трудно обживались на новом месте: сурова сибирская земля с немилосердным таежным гнусом летом и невиданными морозами зимой. Падал скот от бескормицы. От дизентерии, простуд, голода умирали дети. Адский труд по раскорчевке тайги под пашню выматывал взрослых. Однако труд был не в тягость: каждый работал на своей земле, знал, что благополучие семьи теперь зависит только от него самого, а не от пана или чиновников.
Поток переселенцев и ходоков был огромен. С 1884 по 1889 годы в Томскую губернию приехало из Белоруссии 43 тысячи человек, а в следующее пятилетие -- более 48 тысяч. В 1907 году, в период наибольшего размаха земельной реформы Петра Столыпина, за год в губернию прибыло 30 тысяч переселенцев.
Однако многим испытание Сибирью оказалось не по плечу. Поток возвращавшихся обратно в Белоруссию год от года возрастал: в 1901 году из Сибири вернулось на родину более 5 тысяч семей, в 1907 году из Томской губернии -- 800 семей. Власти на это смотрели спокойно и трезво, предупреждали желающих переселиться в Сибирь в журнале "Сибирское переселение", что "плохого хозяина Сибирь в хорошего не переделает".
Те, кого не испугали трудности, потом обустроились, прижились, поставили крепкие пятистенки, амбары и овины, вырыли колодцы с высокими "журавлями". Все как в родной Белоруссии.
Об обстановке в тот период свидетельствуют выдержки из отчета заведующего переселенческим делом в Томском районе о переселенческом движении в 1907 г.: «Движение переселенцев в текущем году в Сибирь вообще и в Томскую губернию в частности отличалось стихийностью и своими размерами, выходившими из рамок далеко предшествовавших лет. За время с начала года по 1 октября проследовало в Сибирь через Челябинск до 530 000 душ, из коих почти половина направилась в Томскую губернию [...]
На основании этих данных и наблюдений переселенческих чиновников и остановочных пунктов следует считать, что в Томскую губернию за рассматриваемый период прибыло во всяком случае не менее 240 тысяч душ обоего пола, из которых 180 тысяч душ семейных, т.е. 30 тысяч семей и 60 тысяч ходоков [...]
Главный контингент переселенцев в 1907 году дали Могилевская. Минская и Витебская губернии. Движение переселенцев этого года не отличалось особой закономерностью и носило на себе отпечаток стихийности. Стремление вырваться из России во что бы то ни стало, обойти требование закона о предварительном зачислении земли и воспользоваться льготным тарифом для перевозки семьи - наблюдалось за весь рассматриваемый период ...
К характеристике движения переселенцев этого года необходимо добавить, что настроение как прибывавших ходоков, так и семейных переселенцев чрезвычайно было повышенное, выражавшееся неоднократно в открытом порицании действий властей и настойчивом требовании в удовлетворении своих желаний.
Такая напряженная атмосфера царила на всех пунктах до июня месяца и действовала крайне удручающе на лиц, имевших дело с переселенцами. В любое время дня и ночи толпа в несколько сотен и даже тысяч (в Оби) была готова для протеста, а среди них всегда находились особые смельчаки, обычно из солдат, которые поддерживали и разжигали настроение толпы. Требование земли, общего довольствия, бесплатных билетов для проезда и поголовной выдачи путевых ссуд раздавались на всех пунктах и предъявлялось к каждому должностному лицу, которое только появлялось на пункте [...] »
В 1908 году была построена и торжественно освящена в посёлке собственная религиозная святыня - католический костёл во имя святого Антония Падуанского, а в 1913 году в расположенном в 30 километрах посёлке Маличевка была закончена постройка второго в волости костела: местные католики были людьми религиозными и не жалели сил и средств на обустройство своих храмов. Хотелось, чтобы все было как на далёкой родине, имело привычный уклад и распорядок, привычные названия... Возможно, поэтому первоначальное название села, данное чиновниками по переселенческим делам, не прижилось среди переселенцев и уже через несколько лет в обиходе было другое название - БЕЛОСТОК.
По результатам Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года в выселке Белостокском было зафиксировано уже 95 домохозяев с числом жителей в 487 человек, имевших в своих хозяйствах 267 лошадей, 374 коровы, под пашню было отведено 285 десятин земли.
По сравнению со старожильческими селами и крестьянами наши уроженцы были небогатыми. Но именно они и такие, как они, крестьяне накормили перед войной Россию, а масло сибирских коровушек стало популярным в Европе.
Интересна судьба белоруса ксендза Николая Михасенка -- одного из немногих священников, живших в Сибири в годы начала "большого эксперимента" в России. Родился он в семье белорусского крестьянина на Витебщине, сам хлеборобствовал. Однако не земля тянула его к себе -- хотелось учиться, служить людям и Богу. В 1911 году Николай в возрасте 23 лет принял сан священника, окончил Санкт-Петербургскую духовную семинарию и в начале 1913 г. стал настоятелем Белостокско-Маличевской католической общины.
Крестил детей, провожал в мир иной усопших, венчал новобрачных, причащал и исповедовал... Представители новой, Советской власти сразу же люто возненавидели его, человека "старого" мира, служителя культа. В 1923 году, не выдержав провокаций со стороны волисполкомовских работников, лишившись костельского дома, реквизированного под школу, ксендз Михасенок покинул Белосток. Его дальнейшую судьбу раскрывает архивно-следственное "дело", заведенное на него в 1927 году органами ОГПУ Новосибирска.
В Новосибирск ксендз Михасенок приехал в 1925 году из Томска по приглашению местной римско-католической общины для проведения религиозных служб в пустующем городском костеле. Однако недолгой была радость прихожан -- 4 апреля 1927 года ксендза арестовали. За что? Якобы во время совершения религиозных обрядов в костелах Томска и Новосибирска он произносил проповеди антисоветского характера.
В этих "направлениях" и стали "раскручивать" ксендза Михасенка следователи Новосибирского ОГПУ Белецкий, Богородицкий и другие. Однако ксендз "раскалываться" не желал, все предъявленные обвинения отвергал. "Обрабатывали" свидетелей, но и те не давали против него желаемых показаний.
Тем не менее 27 мая 1927 года помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ по Сибирскому краю Бебрекарло предъявил ксендзу обвинение по двум "контрреволюционным" статьям Уголовного кодекса РСФСР -- по знаменитой 58-й статье: 58-14 (антисоветская агитация с использованием религиозных предрассудков масс) и 58-18 (дискредитация Советской власти путем распространения о ней ложных слухов).
Николай Иванович Михасенок для отбытия наказания был направлен в печально знаменитый концлагерь "СЛОН" (Соловецкие лагеря особого назначения) на три года. После этого -- в ссылку в Северный край еще на три года. Что потом стало с ксендзом, догадаться нетрудно...
В Сибири помещиков не было: каждый трудился на себя. Достаток зависел от трудолюбия и количества рабочих рук в семье. Но гражданская война, колчаковщина, продразверстка сказалась на жизни сельчан. Многих кормильцев лишились тогда семьи. Тем не менее все шло своим чередом -как-то надо было жить...
Можно было в будущем надеяться на лучшую крестьянскую долю, строились планы... Но началась Первая мировая война, призвавшая на фронт мужчин села. Вслед за ней - годы революций и гражданской войны с грабежами и продразверстками, насильственной мобилизацией то в Красную, то в Белую армии, в 1920 г. - далёкая от Сибири советско - польская война, остро переживаемая местными белорусами и поляками боль "за своих" и, как результат этого, - разного рода угрозы от местных партийцев, наконец, непонятный арест и слухи о расстреле ксендза Франтишка Грабовского из села Маличевского...
Следует заметить, что белостокцы, люди набожные и законопослушные, в те времена, как, впрочем, и много позже в различные политические распри не встревали и безропотно выполняли требования любых властей.
Более-менее нормализоваться и входить в привычное русло жизнь стала только в годы НЭПа. Несмотря на немалые налоги, крестьяне смогли восстановить своё пришедшее в упадок хозяйство, а некоторые даже его расширить, купить в складчину с соседом веялку или жнейку. Власти, несмотря на протесты жителей, изгнали из деревни ксендза Николая Михасёнка, но в то же время организовали в пустующих комнатах ксендзовского дома польскую школу, стали учить грамоте не только детей, но и взрослых. По-прежнему все важнейшие деревенские дела обсуждались на сельских сходах и далеко не все распоряжения местных властей на них безропотно принимались к исполнению.
Впрочем, довольно серьезное волнение у белостокцев в 1926 году вызвало сообщение о том, что у них отбирают часть пахотной земли на противоположной стороне речки Бровки под заселение переселенцам из голодающих районов Белоруссии. Так в одночасье по воле неведомых начальников на долгие десятилетия была заложена взаимная обида и вражда между жителями Белостока и вновь образованного посёлка Верх-Бровка.
Из-за того, что белостокцы пришли в Сибирь на десяток лет раньше и, естественно, владели более лучшими землями, пастбищами, покосами. А пришельцы заняли часть их земли, заставили потесниться... Не было в этом их вины. Суровое время вскоре не пощадило ни тех, ни других, лишив всех возможности трудиться на своей земле.
Кончилось такое крестьянствование в начале тридцатых годов -- в ходе коллективизации по-сталински: крестьянина-хлебопашца сменили колхозник и совхозник с совершенно иной психологией и иным отношением к земле и работе. Если и сохранялось что по первости от прежнего крестьянина в виде неистовства в работе, бережливости, готовности прийти на помощь всем обществом, то со временем, постепенно, все это улетучивалось...
Массовая коллективизация в стране началась, как известно, с конца 20-х--начала 30-х годов. В Белостоке же колхоз впервые был создан только в апреле 1935 года. О том, чего стоили сельчанам эти пять лет сопротивления коллективизации, можно только догадываться. Лишение избирательных прав, бремя налогового пресса, распродажа имущества и раскулачивание, осуждение -- натерпелись всего.
Пожалуй, не было только высылки семей раскулаченных из села дальше, в Васюганские болота. Зато не один год наблюдали сельчане за тем, как высылали других: начиная с тридцатого года по Нарымскому тракту, через село довольно часто шли зимой на север Нарымского округа обозы раскулаченных. Да и в самом селе находили временный приют административные ссыльные, те же раскулаченные.
Колхоз в Белостоке назвали на польский манер "Червоный штандарт" -по-своему, вопреки воле начальства. Стремясь быстрее отрапортовать о завершении сплошной коллективизации, деревенские власти стали раскулачивать строптивых, шантажировать сомневающихся: отбирали наделы земли, приусадебные участки и огороды обрезали до самого крыльца, увеличивали планы сдачи зерна. А если были недовольные, "помогала" милиция. Прошли первые аресты: кого за "длинный язык" упекли, кого за нежелание вступать в колхоз.
В январе 1935 года Кривошеинским райотделом НКВД с помощью сельсоветских работников был собран необходимый компромат на ряд жителей села. Месяцем позже начальник Нарымского окротдела НКВД И.Мартон утвердил постановление об аресте и привлечению к суду семнадцати жителей Белостока и соседних Ново-Андреевских хуторов за то, что все они, якобы проводя антисоветскую и антиколхозную агитацию, добились развала инициативной группы по организации колхоза, а также на почве классовой ненависти имели договоренность убить председателя сельсовета и некоторых других активистов села.
С 1937 года "стали забирать по линии НКВД". В первую очередь взяли директора школы П.Д.Червоного, учителя И.П.Борисовца и завхоза школы Н.М.Карелина. Вместе с ними была арестована группа колхозников. Тогда же арестовали еще несколько человек, в том числе и члена исполкома сельсовета И.С.Назарука. Но самой страшной была ночь с 11 по 12 февраля 1938 года, когда были арестованы почти все оставшиеся мужчины в возрасте от 17 до 70 лет.
Свидетельствует один из "счастливчиков", вернувшийся из окружного отдела НКВД Павел Шумский: "12 февраля 1938 года в Белостоке забрали 68 человек, а потом пешком погнали в Кривошеино. 16 февраля уже днем милиция ходила по домам и забирала последних оставшихся мужиков. Взяли и меня вместе с другими.
В деревне осталось всего три взрослых мужика... В Кривошеине собрали этап -- около 250 человек -- и дальше, по замерзшей реке, до Колпашева пешком гнали, как скот. В Колпашеве загнали в большой деревянный дом и растолкали по камерам, затем вызывали на допросы, били... Предъявили обвинение в краже подшипников к трактору, так как я в то время учился на тракториста. А через семь суток ночью меня и двух односельчан освободили. Сказали: если будем болтать о том, что здесь видели и слышали, то нас заберут снова и уже так легко мы не отделаемся..."
Так были "побеждены враги народа" из села Белосток. Остались в нем только дети да женщины, ставшие вдовами задолго до войны. Никто из них так и не дождался своих мужей, отцов, братьев.
После ареста белостокцев оставшиеся жители полной чашей испили судьбу отверженных. Многое им пришлось пережить, как и десяткам сосланных в Белосток в годы войны латышей, немцев, молдаван.
Репрессии по так называемой линии НКВД женщин села, правда, не коснулись. Матерям и их детям предстояло долгие годы нести на себе тяжелое клеймо жен и детей "врагов народа".
Изучение архивно-следственных дел периода 30-х годов в отношении жителей села Белосток показало, что с 30 августа 1937 года по 12 февраля 1938 года было арестовано органами НКВД 88 человек.
Цифра впечатляет, если знать, что в селе по итогам переписи 1937 года насчитывалось всего сто двадцать семь мужчин от восемнадцати лет до глубоких стариков
Большинство арестованных обвинялись как участники националистической контрреволюционно-диверсионной повстанческой организации под названием "Польская организация войсковая". Все дела были липовые, сфабрикованные работниками НКВД. Подобные организации были "обезврежены" во многих районах как Западно-Сибирского края, так и Беларуси.
Не найдя при обысках никакого оружия, в обвинении записывали, что эта организация должна была захватить оружие во время восстания. От каждого требовали признаться в совершении какого-нибудь вредительства или диверсии. Тем, кто пограмотнее, пришивалась "контрреволюционная пропаганда, подрыв авторитета Советской власти и колхозного строя, руководство террором.
Арестованные в августе 1937 года были расстреляны 5 ноября 1937 года. Те же, кто был арестован 11--12 февраля 1938 года, были уничтожены 9--10 апреля. "Судила" белостокцев не "тройка" НКВД Запсибкрая, а Особое совещание. Все бумаги о приговорах подписывало высокое начальство в Москве, очевидно, для большей убедительности и значимости сфабрикованных дел.
Большинство ни в чем не повинных граждан было расстреляно в Колпашево в период с 8 мая 1937 года до 4 мая 1943 года. По предварительным данным, полученным из материалов и документов Прокуратуры Томской области и военного трибунала Сибирского военного округа, можно предположить, что здесь было уничтожено от 1 до 1,5 тысяч уроженцев Беларуси. Установить всех поименно по известным причинам не представляется возможным.
Наш земляк Василий Ханевич из Томска составил мартиролог на погибших одного-единственного сибирского села Белосток, где жили переселенцы из Гродненской, Витебской и Виленской губерний, белорусы и поляки. Свозили из Белостока людей в Колпашево, а там их чекисты убивали, выполняя спущенную сверху разнарядку.
В один день 14 мая 1938 года в Колпашеве по одному "делу" с белостокцами были убиты 47 человек! И это только те, чьи фамилии удалось установить В.А.Ханевичу. Скорее всего погибших было больше.
Когда подобный список по безвестному такому сельцу перед глазами, у всякого первая мысль: другая война, но без обелисков. Великая Отечественная трагедия.
АРТИМОВИЧ АДАМ ОСИПОВИЧ - 1912 г.р., уроженец с.Белостока, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
АРТИШ АНТОН ОСИПОВИЧ - 1915 г.р., уроженец с.Белостока. Судим 18.10 1937 года по ст. 58-2-4-6-9-11 УК РСФСР.
Расстрелян (дата расстрела не установлена). | АРТИШ БОЛЕСЛАВ ИОСИФОВИЧ - 1907 г.р., уроженец с.Белостока, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
АРТИШ ИВАН ИВАНОВИЧ - 1905 г.р., уроженец с. Вознесенского Белостокского сельсовета, единоличник. Арестован 12 февраля 1938 г. Расстрелян 14 мая 1938 года.
АРТИШ ИОСИФ ИОСИФОВИЧ - 1903 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
БАХ ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ -1904 г.р., уроженец с. Белостока, счетовод. Перед арестом проживал в г. Томске. Арестован 10 февраля 1938 года. Расстрелян 2 июня 1938 года.
БАХ СТАНИСЛАВ МИХАЙЛОВИЧ - 1900 г.р., уроженец с. Белостока, бухгалтер, органист костёлов с. Белостока, г. Томска и г.Новосибирска. В 1931 г. ОСО ОГПУ г. Новосибирска приговорен по ст. 58-6-10 У К РСФСР к 3 годам ИТЛ. Вторично арестован 9 февраля 1938 года в с. Татьяновка Шегарского района Томской области. Расстрелян 8 мая 1938 года.
БЕК АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ - 1884 г.р., уроженец г. Варшавы, учитель немецкого языка. Перед арестом проживал в г. Колпашево. Арестован в 1937 году. Расстрелян 8 января 1938 года.
БЕЛЬСКИЙ МИХАИЛ АДАМОВИЧ - 1883 г.р., уроженец д. Провалка Соболянской волости Гродненской губернии, единоличник. Арестован 2 февраля 1935 года. Приговорен выездной сессией Нарымского окружного суда по ст. 58-10 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. Освобождён в 1943 году.
БЕЛЯВСКИЙ АНТОН ОСИПОВИЧ - 1912 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
БЕЛЯВСКИЙ ВАСИЛИЙ ОСИПОВИЧ - 1908 г.р., уроженец с. Белостока, бригадир колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян (дата расстрела не установлена).
БОРИСОВЕЦ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ - 1911 г.р., уроженец д. Баранове Слуцкого района Белоруссии, учитель. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 5 октября 1937года.
БУЖЕМОВСКИЙ ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ - 1905 г.р., уроженец г. Вильно, перебежчик из Польши, единоличник. Перед арестом проживал в д. Вознесенка Белостокского сельсовета. Арестован 24 апреля 1937 года. Расстрелян 28 августа 1937 года.
БУЕВИЧ ВИКЕНТИЙ ФЕЛИКСОВИЧ - 1902 г.р., уроженец Лепельского уезда Витебской губернии, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ГАВРИЛЕНКО ИВАН ВИКЕНТЬЕВИЧ - 1883 г.р., уроженец д. Светлище Полоцкого уезда Витебской губернии, кузнец колхоза. Арестован 12 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ГЕЛБУТОВСКИЙ МАРЬЯН ИВАНОВИЧ - 1892 г.р.. уроженец Волынской губернии, председатель колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938года.
ГЕЛБУТОВСКИЙ ФЕОФИЛ ИВАНОВИЧ - 1899 г.р., уроженец с. Михайловка Богородской волости Томского уезда. Перед арестом проживал в п. Пиковка Колпашевского района, работал зав. отделением Леспродторга. Арестован 15 марта 1938 года. Расстрелян 23 мая 1938 года.
ГРИК БЛАЖЕЙ УСТИНОВИЧ - 1872 г.р., уроженец п. Узбереж Гродненской губернии и уезда, член колхоза. Арестован 20 октября 1937 года. Расстрелян 8 января 1938 года.
ГРИК ИОСИФ АВГУСТОВИЧ - 1889 г.р., уроженец г. Гродно, единоличник. Перед арестом проживал в д. Никифоровка Кожевниковского района. Арестован 5 июля 1938 года. Приговорен по ст. 58-6-10 УК РСФСР к 8 годам ИТЛ. Освобождён в 1943 году.
ГРИК ИОСИФ ИОСИФОВИЧ - 1912 г.р., уроженец с. Белостока, монтажник пункта "Заготзерно". Перед арестом проживал в с. Вороново Кожевниковского района. Арестован 20 января 1938 года. Расстрелян 9 марта 1938 года.
ДАЩУК ВАСИЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ - 1902 г.р., уроженец станции Долгодеревенской Челябинской области, председатель колхоза. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 4(5) ноября 1937 года.
ДАЩУК ПЁТР АЛЕКСАНДРОВИЧ - 1869 г.р., уроженец д. Городище Седлецкой губернии, председатель ревизионной комиссии колхоза. Перед арестом проживал в пос. Топки Кожевниковского района. Арестован 12 февраля 1938 года. Расстрелян 28 мая 1938 года.
ДУДЧЕНКО ИВАН СПИРИДОНОВИЧ - 1915 г.р., уроженец д. Шаровка Полтавской волости Тобольской губернии, учитель. Перед арестом проживал в с. Колывань Западно-Сибирского края. Арестован 10 января 1938 года. Расстрелян 3 марта 1938 года.
ДУЛИНЕЦ ИППОЛИТ ОСИПОВИЧ - 1892 г.р., уроженец д. Дулино Виленской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ИОЧ АЛЕКСАНДР КАЗИМИРОВИЧ - 1963 г.р., уроженец д. Ютевцы Лидского уезда Виленской губернии, член колхоза. Арестован 14 января 1938 года. Приговорен к ВМН. Умер в Березовском концлагере в районе г. Колпашево 20 апреля 1938 года до приведения приговора о расстреле в исполнение.
ИОЧ АНТОН ИВАНОВИЧ - 1895 г.р., уроженец д. Ютевцы Лидского уезда Виленской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14мая 1938 года.
ИОЧ ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ - 1918 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 12 февраля 1938 года. Приговорен по ст. 58-6-8-9-10-11 УК РСФСР, к 10 годам ИГЛ. Из мест заключения освобождён в 1948 году.
ИОЧ ИВАН СТАНИСЛАВОВИЧ - 1912 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ИОЧ КОНСТАНТИН АЛЕКСАНДРОВИЧ - 1904 г.р., уроженец с. Белосток, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ИОЧ КУЗЬМА МАТВЕЕВИЧ - 1893 г.р., уроженец д. Ютевцы Лидского уезда Виленской губернии, единоличник. Перед, арестом проживал в с. Кривошеино. Арестован 10 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ИОЧ ОСИП ИГНАТЬЕВИЧ - 1910 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938года.
ИОЧ ФЕЛИКС КАЗИМИРОВИЧ - 1864 г.р., уроженец д. Ютевцы Лидского уезда Виленской губернии, член колхоза. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 4(5) ноября 1937 года.
ИОЧ ЭДУАРД МАРТЫНОВИЧ -1893 г.р., уроженец д. Ютевцы Лидского уезда Виленской губернии, столяр. Перед арестом проживал в с. Кривошеино. Арестован 10 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
КАРЕЛИН НИКОЛАЙ МАКСИМОВИЧ - 1878 г.р., уроженец д. Батакон Нерчинско-Заводского района Восточно-Сибирского края, священник православной церкви. В 1928 году был арестован Читинским окротделом ОГПУ, в 1931 г. приговорен к 1,5 годам лишения свободы и к 3 годам ссылки в Нарымский край. Ссылку отбывал в с. Белосток, перед арестом работал завхозом школы. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 21 октября 1937 года.
КАРПЫШ ЛЮДВИГ ЛАВРЕНТЬЕВИЧ - 1889 г.р., уроженец с. Яблонь Седлецкой губернии, единоличник. Арестован 1 февраля 1935 года. Выездной сессией Нарымского окружного суда приговорен к 10 годам ИТЛ. Отбывая срок заключения в лагере Дальстроя НКВД, в 1938 году был вновь арестован и приговорен к ВМН. Расстрелян 5-10 мая 1938 года.
КАЧАН ОСИП КАЗИМИРОВИЧ - 1914 г.р., уроженец Ново-Андреевских хуторов Белостокского сельсовета, единоличник. 5 апреля 1935 года Выездной сессией Нарымского окружного суда приговорен по ст.73-1 ч.2 УК РСФСР к 5 годам ИТЛ. Срок заключения отбывал в Дальлаге НКВД. Данные об освобождении из мест заключения не обнаружены.
КИСЕЛЬ ПАВЕЛ ОСИПОВИЧ - 1873 г.р., уроженец д. Лихачи Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
КРИВДА МИХАИЛ АНТОНОВИЧ - 1871г.р, уроженец Седлецкой губернии, рабочий шахты. Перед арестом проживал в г. Шахты Ростовской области. Арестован в феврале 1938 года. Расстрелян (дата расстрела не установлена).
КРИВДА ФРАНЦ ИВАНОВИЧ - 1909 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
КОНДРАЦКИЙ СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ - 1907 г.р., уроженец с. Белостока, единоличник. Арестован 3 февраля 1935 года. 5 апреля 1935 года Выездной сессией Нарымского окружного суда приговорен по ст. 58-8 УК РСФСР к 6 годам ИТЛ. Освобождён в 1947 году. 20 августа 1956 года вторично осуждён народным судом Кривошеинского. района к 2 годам лишения свободы. Освобожден 17 июля 1957 года досрочно по определению Томского областного суда.
ЛЮТЫЙ ИВАН МИХАЙЛОВИЧ - 1887 г.р., уроженец д. Майдангорное Люблинской губернии, единоличник. 5 апреля 1935 года Выездной сессией Нарымского окружного суда приговорен по ст. 58-10 УК РСФСР к 3 годам ИТЛ. Освобождён в 1937 году. Вторично арестован 21 октября 1937 года. Расстрелян 8 января 1938 года.
ЛЮТЫЙ ПЁТР МИХАЙЛОВИЧ - 1885 г.р., уроженец д. Майдангорное Томашевского уезда Люблинской губернии, единоличник. 5 апреля 1935 года решением Выездной сессии Нарымского окружного суда приговорен по ст. 58-10 УК РСФСР к 8 годам ИТЛ. Умер 19 апреля 1942 года отбывая срок в Севураллаге НКВД.
ЛЮТЫЙ ФРАНЦ ИВАНОВИЧ - 1917 г.р., уроженец с. Белостока, монтёр Кривошеинского отделения связи. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
МАЗЮК АДАМ ГЕРАСИМОВИЧ - 1897 г.р., уроженец с. Салатье Гродненской губернии, единоличник. В 1933 году приговорен народным судом Кривошеинского района по ст. 61 УК РСФСР к 2 годам ИТЛ. Вторично арестован 3 февраля 1935 года и приговорен Выездной сессией Нарымского окружного суда по ст. 58-10 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. Срок заключения отбывал в лагерях Кемеровской области, Хабаровского края. Коми АССР. Освобождён в 1945 году.
МАЗЮК АНТОН МИХАИЛОВИЧ - 1897 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 8 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАЗЮК АНТОН СТАНИСЛАВОВИЧ - 1904 г.р., уроженец с. Белостока, конюх колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАЗЮК ИППОЛИТ МИХАЙЛОВИЧ - 1884 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАЗЮК МИХАИЛ ИВАНОВИЧ - 1910 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
МАЗЮК ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ - 1887 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года
МАЗЮК СЕМЁН ИВАНОВИЧ - 1907 г.р., уроженец с. Белосток, помощник бухгалтера Военстроя СибВО. Перед арестом проживал в г. Томске. Арестован 13 июня 1838 года. Расстрелян 25 октября 1938 года.
МАЗЮК СТАНИСЛАВ ЛЮДВИГОВИЧ - 1870 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАЗЮК СТАНИСЛАВ ПРАВЛОВИЧ - 1887 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года
МАЗЮК ФРАНЦ МИХАЙЛОВИЧ - 1910 г.р., уроженец с. Белостока, бригадир колхоза. Арестован 14 января 1938 года. Расстрелян 1 апреля 1938 года.
МАРКИШ ВИКЕНТИЙ МАТВЕЕВИЧ - 1909 г.р., - уроженец с. Белостока, единоличник. Арестован 6 мая 1937 года. Приговорен районным судом Кривошеинского района по ст. 136 УК РСФСР к 8 годам ИТЛ и 5 годам поражения в правах. В местах заключения в ноябре 1938 года вторично приговорен по ст. 58-2-6-9-11 УК РСФСР к 8 годам ИТЛ. Освобождён в 1945 году.
МАРКИШ МАТВЕЙ ФАДЕЕВИЧ - 1878 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, член колхоза. Арестован 12 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАРКИШ НИКОДИМ ИГНАТЬЕВИЧ - 1899 г.р., уроженец с. Белостока, бригадир колхоза. Арестован 11 февраля 1838 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МАРКИШ ПЁТР МАТВЕЕВИЧ - 1905 г.р., уроженец с. Белостока, десятник дорожного участка Кривошеинского "Дорстроя". Арестован 5 мая 1937 года. 13 сентября 1937 года народным судом Кривошеинского района приговорен по ст. 136 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. В период отбывания наказания в ИТК - 2 г. Томска решением "тройки" УНКВД от 22 октября 1938 года приговорён к ВМН. Расстрелян 21 ноября 1938 года.
МАРКИШ ПЁТР ФАДЕЕВИЧ - 1883 г.р., уроженец д. Салатье Гродненской губернии, сторож почты. Арестован в 1838 году. Расстрелян (дата расстрела не установлена).
МИХАСЁНОК НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ - 1888 г.р., уроженец д. Лисовская Режицкого уезда Витебской губернии, ксёндз католических приходов с. Белостока, г. Томска, г. Новосибирска. Перед арестом проживал в г. Новосибирске. Арестован 4 апреля 1927 года. 25 октября 1927 года Особым совещанием при Коллегии ОГПУ приговорен по ст.58-6 УК РСФСР к 3 годам ИТЛ без применения амнистии. После отбытия наказания в Соловецких лагерях, решением Особого совещания при Коллегии ОГПУ, от 28 апреля 1930 года выслан в в Северный край сроком на 3 года. Находясь в ссылке в г. Великий Устюг, умер (не позднее 8 мая 1933 года).
МИХНЯ АНТОН БЕНЕДИКТОВИЧ - 1892 г.р., уроженец д. Яблонь Радинского уезда Седлецкой губернии, рабочий шахты. Перед арестом проживал в пос. Коминтерн Шахтинского района Ростовской области. Арестован 26 февраля 1938 года. Расстрелян 14 сентября 1938 года.
МИХНЯ ВИКЕНТИЙ БЕНЕДИКТОВИЧ - 1883 г.р., уроженец д. Кудрий Радинского уезда Седлецкой губернии, рабочий шахты. Перед арестом проживал в пос. Коминтерн Шахтинского района Ростовской области. Арестован 26 февраля 1938 года. Расстрелян 14 сентября 1938 года.
МИХНЯ ИОСИФ БЕНЕДИКТОВИЧ -1888 г.р., уроженец д. Пиянда Радинского уезда Седлецкой губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МИХНЯ РОМАН БЕНЕДИКТОВИЧ - 1884 г.р., уроженец д. Яблонь Радинского уезда Седлецкой губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МИХНЯ СТАНИСЛАВ БЕНЕДИКТОВИЧ - 1896 г.р., уроженец д. Яблонь Радинского уезда Седлецкой губернии, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
МИХНЯ ФЕЛИКС БЕНЕДИКТОВИЧ - 1902 г.р., уроженец д. Яблонь Радинского уезда Седлецкой губернии, ветсанитар колхоза. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 5 октября 1937 года.
МОЗЖЕРИН ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ - 1885 г.р., уроженец с. Ордынск Ордынского района Западно-Сибирского края, столяр. Арестован 20 октября 1937 года. Расстрелян 8 декабря 1937 года.
НАЗАРУК ВИКТОР СЕМЁНОВИЧ - 1903 г.р., уроженец Седлецкой губернии, единоличник. Арестован в 1838 году. Расстрелян (дата расстрела не установлена).
НАЗАРУК ИВАН СЕМЁНОВИЧ - 1899 (1900) г.р., уроженец Седлецкой губернии, единоличник. Перед арестом проживал в Азово-Черноморском крае. Арестован в 1938 году. Расстрелян (дата расстрела не установлена).
НАЗАРУК ИОСИФ СЕМЁНОВИЧ - 1908 г.р., уроженец д. Пашенка Радинского уезда Седлецкой губернии, продавец сельпо. Арестован 21 октября 1937 года. Расстрелян 8 января 1938 года.
ПИЛАТОВ АНТОН НИКОЛАЕВИЧ - 1892 г.р., уроженец с. Солоной Курляндской губернии, конюх колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ПИЛЕВИЧ БЕРНАТ ИВАНОВИЧ - 1914 г.р., уроженец с. Белостока, заведующий конефермой колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ПИЛЕВИЧ БОЛЕСЛАВ ИВАНОВИЧ - 1895 г.р., уроженец д. Стерхово Ошмянского уезда Витебской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ПОПОВ ТРОФИМ НИКИТОВИЧ - 1888 г.р., уроженец г. Вильно, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ПРИМАК НИКОЛАЙ ОСИПОВИЧ - 1901 г.р., уроженец с. Белостока, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 22 мая 1938 года.
ПРОНСКИЙ СИГИЗМУНД ИВАНОВИЧ - 1881 г.р., уроженец д. Микелевщина Гродненского уезда и губернии, единоличник. Арестован в апреле 1931 года. Освобождён в марте 1932 года. Вторично арестован в 1937 году в г. Томске. Перед арестом работал сторожем в костно-туберкулёзном диспансере. Расстрелян 22 октября 1937 года.
ПРОНСКИЙ СТАНИСЛАВ ИВАНОВИЧ - 1883 г.р., уроженец д. Микелевщина Гродненской губернии, столяр госбанка. Арестован 14 января 1938 года. Расстрелян 1 апреля 1938 года.
РАДЮК ИВАН КАЗИМИРОВИЧ - 1914 г.р., уроженец с. Белостока, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
РОДЗЕВИЧ ИЛЬЯ ВОЙЦЕХОВИЧ - 1879 г.р., уроженец с. Гуран Гродненской губернии, единоличник. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
РУДКОВСКИЙ АНТОН МИХАЙЛОВИЧ - 1912 г.р., уроженец Дрисенского уезда Витебской губернии, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
СЕНЬКО ВИКЕНТИЙ АНТОНОВИЧ - 1876 г.р., уроженец д. Богдановцы Лидского уезда Виленской губернии, единоличник. В 1933 году приговорен народным судом Кривошеинского района по ст.61 УК РСФСР к 2 годам ИТЛ. Вторично арестован 11 февраля. 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
СЕРКО РАФАИЛ ПЕТРОВИЧ - 1886 г.р., уроженец д. Ивашевцы Лидского уезда Виленской губернии, единоличник. В 1932 году приговорен народным судом Кривошеинского района по ст.61 УК РСФСР к 2 годам ИГЛ. Приговорен 27 марта 1936 года по ст.61 УК РСФСР к 2 годам ИТЛ. 2 сентября 1937 года по ст.61 УК РСФСР к 2 годам ИТЛ. Умер в местах заключения 30 апреля 1938 года.
СМОЛИЧ ВИКЕНТИЙ КАЗИМИРОВИЧ - 1866г.р, уроженец д. Узнога Слуцкого уезда Минской губернии, член колхоза. В 1929 году был раскулачен, приговорен по ст.58-6 УК РСФСР к ссылке с семьёй в Нарымский край. Вторично арестован 20 октября 1937 года. Расстрелян 8 января 1938 года.
СМОЛИЧ ВИТОЛЬД ВИКЕНТЬЕВИЧ - 1909 г.р., уроженец х. Богоровщина Копыльской волости Минской губернии, бухгалтер. Перед арестом проживал в г. Краснокамске Пермской области, работал бухгалтером "Камбумкомбината". Арестован 7 августа 1937 года. Расстрелян 20 сентября 1937 года.
СУРГЕЛО НАПОЛЕОН ЛЮДВИГОВИЧ -1902 г.р., уроженец д. Авижансы Виленской губернии, единоличник. 5 апреля 1935 года Выездной сессией Нарымского окружного суда приговорен по ст.73-I ч.2 УК РСФСР к 4 годам ИТЛ. Срок наказания отбывал в Даль-лаге НКВД. Данные об освобождении из мест заключения не обнаружены.
ХАНЕВИЧ ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ - 1907 г.р., уроженец с. Белосток, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ХАНЕВИЧ ИППОЛИТ ОСИПОВИЧ - 1886 г.р., уроженец д. Салатье Гроднеского уезда и губернии, член колхоза. Арестован II февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ХАНЕВИЧ КУЗЬМА ОСИПОВИЧ - 1892 г.р., уроженец д. Салатье Гродненского уезда и губернии, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ХВАЛЬКО КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ - 1898 г.р., уроженец д. Новосёлки Виленской губернии, учитель. Перед арестом проживал в пос. Красный Яр Кривошеинского района, работал директором школы. Арестован 22 сентября 1937 года. Расстрелян 4(5) ноября 1937 года.
ЦЕРПЕНТО ИЕРОНИМ ИЕРОНИМОВИЧ - 1878 (1888) г.р., уроженец местечка Кривичи Виленского уезда и губернии, ксёндз католических приходов с. Белостока, г. Томска, г. Ачинска, г. Красноярска. Перед арестом проживал в г. Красноярске. Арестован 2 июля 1935 года. 24 июля 1936 года ВТ СибВО был приговорен по ст.58-3-6-10-11 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. В 1937 году в местах заключения вновь был судим по ст.58 УК РСФСР и постановлением комиссии НКВД СССР и прокурора СССР от 4 января 1938 года приговорён к ВМН. Расстрелян 18 января 1938 года.
ЧЕРВОННЫЙ ПЁТР ДМИТРИЕВИЧ - 1905 г.р., уроженец г. Новогрудок, директор школы. Арестован 13 августа 1937 года. Расстрелян 5 октября 1937 года.
ШИМАНОВСКИЙ ВИКЕНТИЙ ВЕНЕДИКТИВИЧ - 1889г.р., уроженец д. Поречье Гродненского уезда и губернии, член колхоза. Перед арестом проживал в д. Ново-Андреевка Белостокского сельсовета. Арестован 20 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ШИМАНОВСКИЙ ТАДЕУШ ВИКЕНТЬЕВИЧ - 1871 г.р., уроженец д. Поречье Гродненского уезда и губернии, сторож костёла. Арестован 14 января 1938 года. Расстрелян 1 апреля 1938 года.
ШВЕДКО ПАВЕЛ КАЗИМИРОВИЧ - 1912 г.р., уроженец с. Белостока, тракторист колхоза "Борец" д. Егорове Кривошеинского района. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ШВЕДКО СТАНИСЛАВ КАЗИМИРОВИЧ - 1904 г.р., уроженец с. Белостока, конюх колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ШПАРКОВИЧ АЛЬФОНС ФЕЛИКСОВИЧ - 1879 г.р., уроженец Виленской губернии, член колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ШПАРКОВИЧ СТАНИСЛАВ ФЕЛИКСОВИЧ - 1875 г.р„ уроженец д. Подвороницы Виленской губернии, член колхоза. Арестован 10 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ШУМСКИЙ ИЛЬЯ ИЛЬИЧ - 1909 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ШУМСКИЙ КОНСТАНТИН ИОСИФОВИЧ - 1899 г.р., уроженец д. Кацкели Ошманского уезда Виленской губернии, плотник колхоза. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
ШУТЬ АНТОН ФИЛИППОВИЧ - 1915 г.р., уроженец с. Белостока, член колхоза. Арестован 16 февраля 1938 года. Расстрелян 12 мая 1938 года.
ЯНУШКО МОИСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ - 1870 г.р., уроженец с. Яблонь Седлецкой губернии, сторож маслозавода. Арестован 11 февраля 1938 года. Расстрелян 14 мая 1938 года.
Белостокская трагедия 1937—1938 годов - всего лишь эпизод из трагедии поляков. Только по Новосибирской области в ходе так называемой "польской" операции в период с 25 августа 1937 г. по 15 сентября 1938 г. было репрессированно 7444 поляков, в том числе около двух тысяч поляков, проживающих на территории современной Томской области.
Оперативный приказ НКВД СССР № 00485 от 11 августа 1937 года, подписанный Н. Ежовым, а перед этим одобренный и утверждённый 9 августа 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) во главе со Сталиным, предписывал произвести аресты практически всех проживавших в Советском Союзе поляков независимо от их социального положения, места работы, революционного прошлого и других заслуг перед Советской властью и без излишней формальности в "альбомном порядке" оформить на них обвинительные материалы. Все они без всяких доказательств обвинялись в шпионаже в пользу "панской" Польши, организации диверсий, вредительстве во всех сферах народного хозяйства, терроре, участии в подпольной контрреволюционной организации - "Польской организации войсковой" и других преступлениях против существующего режима.
Всем белостокцам после арестов мужей, братьев, отцов в полной мере пришлось испить горькую чашу отверженных в стране, где официальная пропаганда без устали трубила о братской солидарности и дружбе между народами.
В годы Великой Отечественной войны женщины и дети отдавали все свои силы и средства фронту, победе, в ответ получая лишь палочки по трудодням, на которые голодных детей накормить было невозможно, разве что удавалось принести домой тайком с колхозного поля горсть зерна или подмороженную картофелину.
Но за таким неблаговидным с точки зрения властей деянием также следовали суд скорый да этап длинный. Так, в годы войны и первые послевоенные годы были осуждены как расхитители социалистической и колхозной собственности белостокские колхозницы Станислава Пилевич, Франя Азарова, Янина Иоч, Бронислава Мазюк, Франя Мазюк, тракторист Антон Ханевич и даже председатель колхоза Августин Шумский. Франя Мазюк где-то в лагерях и умерла. В доме осталось пятеро детей, а её муж еще с 1935 г. отбывал свой срок заключения. И такая ситуация в селе не была исключительной.
С первых дней войны были мобилизованы на фронт все оставшиеся в селе призывного возраста мужчины, но только не поляки. Им власти не доверяли, предпочитая вместо фронта использовать только как тягловую рабочую силу.
Перед самой войной и в первые дни войны чудом уцелевших в ходе арестов мужчин и молодых парней призвали в так называемую трудармию, правильнее назвать - в трудовой концлагерь, где они работали - в основном в шахтах Кузбасса - до конца войны. Кузьма Кисель погиб под завалом, Степан Шведко вернулся инвалидом, Иван Зенчук, якобы за побег из трудармии, отсидел в лагерях ещё пять лет. Другие уцелевшие трудармейцы после войны а деревню уже не вернулись.
Огромные человеческие потери в затянувшейся войне заставили доверить оружие и детям из семей репрессированных. В 1944 большая группа деревенских ребят, подросших "вражьих детей" из Белостока, была отправлена на фронт. Станиславу Ханевичу и Ивану Киселю довелось участвовать в освобождении Польши, а вот Павлу Иоч, Владимиру Мазюку и Станиславу Пилатову суждено было на благословенной земле предков сложить свои головы. 13 жителей Белостока погибли на фронтах Великой Отечественной. Примерно столько же вернулось домой с медалями и орденами на груди и ранами на теле. Павел Шумский и Иван Белявский воевали в польской армии Берлинга. навсегда покинула эти места, а другая покорно надела ярмо колхозной жизни.
Невыносимо трудной была жизнь для всех сельчан в годы войны, но особенно тяжёлой она была для нескольких десятков семей немцев, литовцев и молдаван, депортированных в Сибирь буквально перед войной в числе новых "провинившихся народов" и оказавшихся в нашем сибирском Белостоке без средств к существованию, без тёплой зимней одежды, без надежды на возвращение на родину. По воспоминаниям старожилов, хоронили в селе в те годы ссыльных немцев и молдаван, особенно их детей, очень часто. Вряд ли кто сейчас может сказать, сколько этих "чужаков" осталось лежать на деревенском погосте под истлевшими крестами...
Только в пятидесятые годы с жён и детей "врагов народа" в ходе реабилитации было снято это позорное клеимо. Правда, сделано это было как-то полутайно, втихую. Тем, кто осмелился сделать запрос в КГБ о судьбах своих мужей и отцов было сказано, что они умерли в местах заключения в годы войны и для большей убедительности выданы официальные свидетельства о смерти с заведомо ложными данными.
Жившим в селе ссыльным немцам, литовцам и молдаванам разрешено было вернуться на родину, что многие и сделали. С тех времён в селе наряду с польскими, белорусскими и русскими фамилиями звучание немецких и молдавских (позднее - татарских, чеченских, армянских) стало привычным атрибутом деревенской жизни.
Стало жить полегче и в материальном отношении: снизили часть налогов, отменили "добровольные" займы и самообложения, появилась возможность вырастить и продать на колхозном рынке в городе домашнюю живность, в колхозе часть заработанных трудодней стали "отоваривать" деньгами. В 1954 году в село провели радио, в 1959 году в сельских домах загорелась "лампочка Ильича". Однако по-прежнему колхозники жили очень бедно, кормились в основном только своим личным домашним хозяйством. В магазине сельпо обычно кроме водки, соли и спичек ничего не продавали, всё остальное долгие годы находилось в разряде стойкого дефицита.
Не обошлось без экспериментов над сельчанином и в годы хрущёвские. Пошла по сёлам и деревням кампания по урезанию личных подворий, ограничению размеров огородов и приусадебных участков: мешало всё это, дескать, отдавать колхознику все силы и свой энтузиазм общественному хозяйству, мешало строить такое совсем близкое светлое будущее - коммунизм.
В 1950 году колхозы деревень Верх-Бровки, Георгиевки, Ново-Андреевки и Белостока объединили в один колхоз им. К. Ворошилова. Белостокский колхоз "Червонный штандарт" перестал существовать как самостоятельная хозяйственная единица. В 1954 году - новая реорганизация, новое объединение. Колхоз им. К Ворошилова объединили с колхозами деревень Вознесенки и Ивановки, носившего имя В. Куйбышева. В январе 1964 года к колхозу присоединили хозяйство села Пудовки. Новый колхоз назвали "Победа".
В годы шестидесятые началась очередная кампания за перевод колхозов на положение государственных сельскохозяйственных предприятий - совхозов и параллельно с этим с этим продолжалась начатая ещё ранее кампания по ликвидации так называемых неперспективных деревень. Тысячи мелких селений по указке сверху за короткое время были сметены с лица земли, миллионы людей навсегда потеряли свою малую родину, своё родовое гнездо, годами сложившийся жизненный уклад.
К счастью для белостокцев, их деревня в разряд неперспективных тогда не попала, хотя и рассматривался такой проект, а судьба большинства близлежащих деревень была предрешена. Одна за одной исчезли Ново-Андреевка, Ивановка, Георгиевка. Десять лет назад окончательно умерла деревня Верх-Бровка. Часть жителей этих посёлков либо переехала в Белосток, в соседние сохранившиеся селения, либо совсем покинула свои родные места, навсегда распрощавшись с деревенской жизнью.
В 1967 году властями решено было колхоз "Победа" преобразовать в государственное сельскохозяйственное предприятие - совхоз. Мнения колхозников о том, хотят ли они стать "государственными людьми", никто не спрашивал. А вот решить вопрос, как будет называться новый совхоз и где будет его центральная усадьба, позволили самостоятельно.
Белосток и расположенная в 8 километрах от него деревня Пудовка претендовали на роль "столицы" хозяйства со всеми вытекающими из этого выгодами. Было решено контору совхоза разместить в селе Пудовка, а в утешение белостокцам совхоз решили назвать по имени их села - "Белостокский". С тех пор долгое время название села постоянно звучало в победных реляциях сельхозпредприятия по поводу выполнения и перевыполнения очередных социалистических планов, а само село в это время скромно довольствовалось ролью бедной родственницы в большом семействе.
Годы 70-е и большая часть 80-х вопреки устоявшемуся определению не были для белостокцев "застойными". Все эти годы совхоз "Белостокский" был в числе не последних хозяйств района по многим показателям. Государство тратило тогда значительные суммы на дотирование сельскохозяйственного производства. Это позволяло довольно активно вести на селе строительство, обновлять технику.
Рабочие и служащие совхоза стали регулярно получать хорошее жильё в строящихся двухквартирных деревянных и кирпичных совхозных домах, привычными атрибутами жизни для многих жителей стал телевизор, мотоцикл, автомобиль в гараже. По трём главным и единственным улицам села в конце шестидесятых годов был проложен водопровод, что позволило иметь воду в большинстве домов.
Самым действенным достижением современной цивилизации для себя белостокцы до сих пор считают асфальтирование деревенских улиц в начале девяностых годов силами собственного совхоза. В 1990 году были построены прекрасный даже по городским меркам кирпичный, внутри отделанный мрамором, сельский Дом культуры, детский сад, магазин, здравпункт, почта. Было начато строительство конторы предприятия со встроенным спортивным залом, начались работы по газификации села.
Но всем этим начинаниям помешала перестройка. Сложно и рано сейчас давать оценку происходящим в стране переменам. История рассудит и расставит все по своим местам. Бесспорно только то, что сложно сегодня живется многим, в том числе и сельскому жителю, по сути оставшемуся один на один со своими проблемами.
Начавшиеся демократические перемены в стране позволили в селе зарегистрировать католическую общину, чьей заботой и содействием часто приезжающего в село из Томска ксендза Адама Романюка восстанавливается сельский храм, переданный общине в 1990 году в вечное и бесплатное пользование в полуразрушенном состоянии.
Памятным событием для местной католической общины стал первый в истории села визит в Белосток 31 октября 1996 года епископа Иосифа Верта, отслужившего в одном из домов поминальную службу. Важнейшим событием в столетней истории нашего Белостока стало посещение села 19 февраля 1997 года чудотворной статуи Фатимской Богоматери в рамках её паломнической миссии по России.
В свою очередь сибирский Белосток за последнее десятилетие стал местом настоящего паломничества приезжающих в Томскую область белорусов и поляков. Село посещали журналисты из Польши и Франции, школьники из США, студенты вузов и духовных семинарий, представители общественных организаций и дипломаты.
Жизнь не кончается, а значит продолжается и испытание на прочность простых человеческих качеств, на которых мир и держится...
ТРАГЕДИЯ КОСТЕЛА
Вся многовековая история Католической Церкви в Беларуси, в том числе и в Сибири, изобилует страницами, повествующими о гонениях и притеснениях со стороны светских и церковных православных властей. И среди этих страниц – открытая и до конца ещё не только не прочитанная, но даже не написанная страница самого драматического периода ее истории –периода господства большевистского воинствующего атеизма.
Следует сказать, что буржуазная революция 1917 г. в России вначале повлекла за собой коренной переворот в отношениях между Государством и Церковью, который в целом можно охарактеризовать как демократический и справедливый по отношению ко всем инославным конфессиям в России. Временным правительством было заявлено о своей решимости уничтожить все те преграды, которые мешают новому демократическому строю стать внеконфессиональным. Это, в основном, соответствовало конституционным основам светских государств нового времени.
После октябрьского переворота большевики действительно уравняли все Церкви и религии между собой, но уравняли не в возможности свободно развиваться во славу Христа, а в возможности одинаково быть униженными, гонимыми и уничтоженными. Именно с 1917 г. настали самые черные времена как в жизни России в целом, так и в жизни всех верующих россиян независимо от их конфессиональной принадлежности.
Свою горькую чашу испытаний пришлось испить в эти годы и сибирским католикам, высланным из Беларуси, совместно со своими священниками, явившими подлинные высоту, величие и благородство христианского религиозного духа и запечатлевшими свою верность Христу праведной мученической кровью. И все же следует сказать, что начались большевистские репрессии против Католической Церкви и её священников не в Сибири, а в Европейской России, где католиков и их духовных пастырей было значительно больше, где советская власть раньше установила свой железный порядок и соответствующие отношения с религией.
Первым ударом новой власти по Католической Церкви и её священникам стал арест митрополита фон Роппа. Однако вскоре – уже в 1919 г.– Ватикану удалось добиться его освобождения и высылки в Польшу. Впоследствии действия властей против католиков стали более жесткими, целенаправленными и всеохватывающими. Волна репрессий, организованная чекистами и Антирелигиозной комиссией Политбюро ЦК РКП(6), длилась с 1922 по 1929 г. Начавшись в центре страны, она в скором времени докатилась до каждого города, до каждого населенного пункта.
В период гражданской войны многие сибирские католики и их духовные пастыри однозначно не поддержали и не одобрили действия большевиков, но по-разному отнеслись к власти белых генералов. Часть католиков признала власть адмирала Колчака в Сибири, и Ватикан в лице Папы римского Бенедикта XV уполномочил томского декана о. Иосифа Демикиса представлять при правительстве А. В Колчака высшую церковную католическую миссию в Сибири . В составе легионеров польской армии, формировавшейся в Сибири, были и католические священники, разделившие все перипетии ее судьбы.
Другая часть сибирских католиков, главным образом патриотически настроенных поляков, не поддержала лидеров белого движения в стремлении выступить единым фронтом против Красной армии, так как генералы проповедовали идею “единой и неделимой России” и давали полякам слишком туманные заверения в их национальном самоопределении. Подобные взгляды выражали не только поляки из числа политических деятелей, но и представители католического духовенства, в результате они подвергались репрессиям со стороны колчаковской администрации.
Так, в 1918 г. в ссылку в п. Маличевку Томского уезда был отправлен кс. Грабовский за то, что открыто высказывался в своих проповедях и в католической газете, которую издавал в г. Уфе совместно с выпускником юридического факультета Томского университета Валентином Компановским, против участия польских легионов на стороне Белой армии.
В 1920 г. с приходом к власти большевиков положение кс. Грабовского, как и других католических священников, ещё больше усугубилось. Грабовский стал подвергаться травле и преследованиям со стороны местного секретаря партячейки Сидора Вудцана , по доносу которого и был отправлен в губчека, но вскоре освобожден по амнистии. Выйдя из тюрьмы, ксендз возвратился в свой приход, но вновь стал объектом травли и гонений со стороны местных властей. Один партийный функционер из числа польских коммунистов, посетивший глухой сибирский поселок в 1920 г., беседовал с ним и потом докладывал, что Грабовский – типичный образец католического священника.
В беседе Грабовский откровенно заявил, что не может сочувствовать коммунистам, так как те выступают против частной собственности, а для него частная собственность – это “забронированная святость”. Вскоре неукротимый ксендз вновь был арестован ЧК и расстрелян.
Впрочем, мы пока не можем точно установить место и дату расстрела кс. Грабовского, как и другие сведения из его биографии, потому что чекистское архивно-следственное дело на него не сохранилось. Может быть, и не было никакого “дела”: расстреляли без всяких формальностей – и все. Не сохранилось архивного дела, по уверению работников Томского УФСБ, и на ксендза п. Тимофеевского Барабинского округа Ивана Аудора, арестованного в 1920 г. и заключенного в концлагерь “до окончания гражданской войны”. Очевидно, они были первыми католическими священниками в Томской губернии, ставшими жертвами большевистского произвола. За ними последовали другие.
Начальными мерами репрессивного характера против Церкви в России, в том числе и Католической церкви, со стороны большевиков стали секуляризация (изъятие) церковных земсль и требование о заполнении священниками анкеты-расписки об их лояльном отношении к Советскому государству и декрету об отделении школы от Церкви.
Одним словом, власти требовали не только лояльности к новому режиму, но и одобрения мероприятий коммунистов в отношении их религиозной политики. Подобные требования к католическим священникам еще в 1918 г. были отвергнуты Ватиканом. Любые попытки сопротивления подавлялись с революционной жестокостью. Так, в июле 1920 г. Сибревком предложил строго наказывать лиц, виновных в сопротивлении декрету. В 1921 г. состоялся судебный процесс над группой сибирских церковников, противодействовавших реализации декрета. В 1922 г. началась новая кампания по изъятию церковных ценностей под предлогом борьбы с голодом в Поволжье.
В Сибири ограбление церковных храмов под прикрытием борьбы с голодом приобрело массовый характер после принятия соответствующего постановления Сиббюро ЦK РКП (5) 25 марта 1922 г., но фактически оно началось с первых дней прихода большевиков к власти. Так, в ограблении католического храма в Томске участвовали коммунисты-поляки. В ЦДНИ ТО сохранились письма польсиой секции РКП(6) в губком партии с просьбой выдать им ордера на право конфискации у кс. Попаляйгиса всех книг и документов ими же ликвидированного римско-католичесного общества и изъятия из костела фисгармонии-органа, “так как у ксендза есть две” .
Их же усилиями у Томской католической общины была отобрана так называемая “ксендзова заимка” – большое подсобное хозяйство за городом. Что же касается изъятия церковных ценностей из Томского костела, то, по свидетельству кс. Гронского, этот процесс протекал без осложнений, так как сначала власти угрозами заставили костельный совет дать свое согласие на изъятие ценностей, а потом уже поставили о. Гронского перед фактом свершившегося. Из костела г. Томска в числе изъятого была, как говорил впоследствии на допросе кс. Гронский, только одна золотая кадильная лодочка. Томский костел не был в числе богатых. Всего по Сибири, как свидетельствуют историки, в ходе кампании 1922 г. по изъятию церковных реликвий партия большевиков получила 2 пуда 3 фунта золота, 622 пуда 25 фунтов серебра, золотых монет на сумму 2298 рублей и серебряных монет на сумму 16714 рублей.
Тех, кто пытался спрятать и таким образом спасти церковные реликвии, ждали суды и расправы. Так, только в 1922 г. властями в Сибири было организовано более 250 судебных показательных процессов по фактам сопротивления изъятию ценностей.
В числе противников неприкрытого грабежа церковного имущества были не только православные прихожане и священники, но и духовенство католических храмов Омска, Иркутска и Барнаула. Приговоры им были вынесены, по выражению одного из советских историков, “суровые, но справедливые”. Мы пока не можем назвать поименно всех католических священников, ставших очередной жертвой антирелигиозной истерии, но имена тех, с ареста которых началась очередная волна репрессий против Католической Церкви в Советской России, хорошо известны верующим.
Параллельно с “делом патриарха Тихона” в столице карательными органами было сфабриковано дело против группы католических священников во главе с архиепископом Яном Цепляком и прелатом Будкевичем. На процессе, начавшемся 23 марта 1923 г. в Москве, в качестве прокурора выступил печально известный Николай Крыленко. Первоначальный приговор поразил весь цивилизованный мир своей необыкновенной жестокостью и цинизмом. Ариепископ Цепляк и прелат Будкевич были приговорены к расстрелу, остальные к различным срокам заключения.
Ha Западе этот приговор вызвал шквал протестов в церковных и политических кругах. Самую серьёзную озабоченность по поводу судьбы католических священников и польского национального меньшинства в Советской России высказало польское правительство во главе с премьером В. Сикорским, который выразил самый решительный протест действиям советских властей.
Президиум ВЦИК своим постановлением вынужден был приостановить исполнение приговора. 29 марта 1923 г. последовало новое постановление ВЦИК. за подписью М. И. Калинина, согласно которому архиепископу Яну Цепляку высшая мера заменялась 10 годами заключения, но решение в отношении прелата Будкевича осталось прежним. Его убили 31 марта 1923 г. в Страстную субботу по западному стилю в подвале ВЧК на Лубянке выстрелом в затылок.
Бобрищев-Пушкин, адвокат на “процессе Цепляка – Будкевича”, в своем выступлении в защиту подсудимых при обращении к судьям сказал:” Если рассматривать Католическую Церковь как контрреволюционную организацию, имеющую центр вне Poссии, то у вас есть средство на это – Варфоломеевская ночь...”. Эти мужественные слова русского человека в защиту российских католиков оказались пророческими. Каждый год вносил все новые и новые дополнения в открывшийся мартиролог великомучеников, в том числе и за счёт священников Католической Церкви в Сибири. Вот только несколько судеб сибирских ксендзов, о ком удалось узнать, расспрашивая старожилов к изучая документы из архивов ФСБ и УВД по Томской области, других городов Сибири.
1 апреля 1927 г. настоятель Новосибирского костела о. Николай получил короткую записку из полномочного представительства ОГПУ по Западной Сибири с просьбой “пану Михасенку Николаю” зайти 2 апреля в здание полномочного представительства ОГПУ в кабинет № 54 в 7 часов утра для беседы. Это была не первоапрельская шутка, а знак, ожидаемый о. Николаем уже давно. Уполномоченный ОГПУ Белецкий при встрече вежливо предложил присесть на стоящий у стола стул и стал участливо интересоваться, на какие средства живет служитель культа, получает ли из-за границы деньги и от кого, кому направляет свои отчеты о работе и что они содержат. Ксендз был с вежливым следователем с польской фамилией весьма краток и малоразговорчив. В свои 39 лет он был человеком уже опытным и хорошо знал, чем могут закончиться подобные вежливые разговоры.
Н. И. Михасенок, уроженец Витебской губернии, католический священник с 19ll г., после окончания духовной семинарии в Петербурге, в начале 1913 г. приехал в Сибирь нести людям Слово Божие. Десять лет – с 1913 по 1923 г.– о. Николай служил настоятелем католических приходов в пп. Двухреченском, Маличевском и Белостокском Томского уезда. Из Белостока в 1923 г. пришлось уехать в Томск из-за того, что местные советские власти отобрали жилой дом ксендза под школу, несмотря на протесты большинства жителей села.
В 1925 г. о. Николай приехал в Новосибирск, где имелся костел, но не было священника. Но и в Новосибирске его вскоре также лишили жилья, а теперь – вызов в ОГПУ... Арестовали его через день после вежливой беседы. Заключив под стражу, ему в тот же день предъявили пространное обвинительное заключение под несколько необычным названием: “Meморандум материалов на Новосибирского ксендза Михасенок Николая”.
Содержание же этого документа было стандартным и включало в себя пеструю смесь явной клеветы, слухов, агентурным образом собранных через сексотов сведений о ксендзе и его собственных признаний, сделанных на встрече 2 апреля.
Весть об аресте ксендза вызвала большое возбуждение среди католиков города. Многие связывали арест о. Михасенка с выступлением сторожа местной польской школы и одновременно председателя костельного совета Павла Гречихо в польском клубе города на вечере, где присутствовал приехавший из Москвы видный деятель польского и русского революционного движения, соратник Ленина Яков Ганецкий.
На этом собрании П. Гречихо выступил с жалобой на притеснения католиков в городе, запрет преподавать католицизм в польской школе (в обвинительном заключении это преподносится как явное влияние священника). Другие связывали арест о. Николая с целью властей сорвать празднование наступающей Пасхи Христовой. Костельный совет даже написал заявление на имя начальника Новосибирского полномочного представительства ОГПУ с просьбой освободить кс. Михасенка из тюрьмы для исполнения религиозных треб “с 14 по 18 апреля с. г.: в четверг, пятницу и субботу с 9 часов утра до 14.00 часов и в воскресенье с 6 часов утра до 14.00 часов...”.
Праздник Святой Пасхи новосибирские католики отмечали без своего духовннка, горячо молясь за его скорейшее освобождение, а ксендза тем временем ежедневно водили на допросы, где он упорно отказывался признать себя виновным в предъявленных обвинениях . Следователю же вместе с начальником полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю Заковским хотелось побыстрее доложить о своем вкладе в дело борьбы с католическим духовенством. Дважды предъявляли они следственные материалы на кс. Николая в краевую прокуратуру для утверждения, и оба раза дело возвращалось как явно неподготовленное, где все обвинения основывалось “лишь на слухах и впечатлениях”.
В конце концов следователи просто проигнорировали мнение прокурора и , ничего не меняя в деле о. Николая, направили сфальсифицированные материалы на него во внесудебные органы. Решением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 25 ноября 1927 г. о. Николай был приговорен к заключению в концлагерь сроком на три года без применения к нему амнистии. Наказание он отбывал в концлагере города Кемь – печально известного СЛОНа (Соловецких лагерей особого назначения).
К этому времени на Соловки было отправлено несколько десятков католических священников со всей территории СССР, и не зря l927 – 1928 rr. в истории Католической Церкви России получили название “соловецких”. Судьба же кс. Михасенка и далее складывалась не менее трагически. Не успел еще о. Николай отбыть cвой первый срок заключения, как “органы” уже побеспокоились о его дальнейшей судьбе. 28 апреля 1930 г. решением все того же Особого Совещания ОГПУ дело ксендза было пересмотрено и к прежнему наказанию по отбытию срока заключения в концлагере добавлена высылка на три года через полномочное представительство ОГПУ в Северный край.
Конец 1920 – начало 1930-x гг. в характеризуются дальнейшим усилением репрессий как против всей Церкви, так и в отношении ее католической части. Гонения против католиков в это время можно объяснить не только периодом “обострения классовой борьбы в ходе начала коллективизации в стране”, но также, отчасти, реакцией властей на объявленный Папой Пием Х1 “Крестовый Поход Молитв” за прекращение гонений на веру в России: “Спаситель мира, спаси Россию”.
22 августа 1930 г. в Омске городским окротделом ОГПУ был арестован настоятель Омской римско-католической общины о.Бугенис ( в миру Миколас сын Миколоса Бугенис , 1888 гюр.,литовец, уроженец д. Ямгоняй Утенского уезда). Впервые он арестовывался в 1926 г., но те времена были ещё относительно либеральными, и работники ОГПУ не могли доказать вину Бугениса. Тогда он просидел под стражей в тюрьме около года.
На этот раз ксендза обвиняли по ст.ст. 58-4-6-10 УК РСФСР ( помощь международной буржуазии, шпионаж, контрреволюционная агитация) и постановлением Коллегии ОГПУ от 20 мая 1931 г. осудили на 10 лет лишения свободы. Для отбытия срока заключения о. Бугенис был направлен сначала в Мариинский распределитель Сиблага ОГПУ, а в 1933 г. этапирован в г. Кемь в распоряжение Соловецких исправительно-трудовых лarepeй ОГПУ(14). Туда, где до него сидел кс. Михасенок – не только его духовный брат, но однокашник по духовной семинарии в Петербурге, товарищ и друг по жизни.
Правда, Бугенису выпала несколько иная судьба : в 1934 г. по договоренности с Литовским правительством он был обменён на большевистских функционеров, содержавшихся в литовских тюрьмах, - и в составе группы ксендзов покинул СССР. 0 дальнейшей его судьбе сведения отсутствуют, во всяком случае до 1940 г. его жизни вряд ли что-нибудь могло угрожать.
Когда кс. Бугенис сидел в подвалах Омского ГПУ и его судьба ещё определялась местными чекистами, их коллеги в Томске уже готовили процесс над настоятелем Томской римско-католической общины, а с 1926 г. к тому же администратором католических храмов всей Сибири Юлианом Гронским. Причем делалось это с большим размахом, чем в Новосибирске в 1927-м или в Омске в 1930-м.
В январе 1930 г. в томской газете “Красное знамя” была опубликована анонимная статья под привычным тогда заголовком: “Борьба против религии – борьба за социализм: Жертва поповской агитации”. В статье безымянный автор разбирал якобы присланное в редакцию заявление некоего рабочего колбасной фабрики Кретовича, в котором тот ставил вопрос о предоставлении ему, как католику, хотя бы двух выходных в год: 25 декабря (в день Рождества Христова) и в первый день Пасхи. Эти дни, по мысли автора письма, празднуют все рабочие-католики капиталистического мира, а он, заброшенный судьбой в далекую Сибирь, вынужден работать.
Подобные устремления сибирских католиков автор статьи охарактеризовал не иначе, как контрреволюционные, направленные против укрепления обороноспособности страны и играющие на руку польским помещикам и капиталистам других стран. Вину за подобные настроения католиков-земляков автор возложил на кс. Гронского, который якобы своими проповедями заставил несознательного рабочего подать такое заявление и сделал его орудием своей борьбы за “срыв индустриализации и других совмероприятий”. Вскоре после публикации статьи и поездки ксендза по Нарымскому округу местные органы ОГПУ арестовали восьмерых жителей пп. Маличевка и Спулевка, что стояли на землях Кривошеинского района.
Их обвинили в создании контрреволюционной группировки под названием “Кружок Христа”, которая будто бы начала действовать ещё в 1926 г. по инициативе ксендза Гронского и вела свою “гнусную” работу вплоть до своего ареста” (15). От арестованных добивались показаний на их духовника, а не дождавшись, решили примерно наказать. Двое из восьмерых, в том числе бывший костельный органист Иосиф Липницкий, были расстреляны; двое осуждены на 10 лет заключения в советских концлагерях; остальные получили меньшие сроки заключения или ссылку в Туруханский край.
Забегая вперед, следует сказать, что все уцелевшие в 1937 – 1938 гг. будут вновь арестованы и расстреляны. Арестовали кс. Гронского 25 апреля 1931 г. в его квартире по улице Бакунина, 17.Руководил арестом уполномоченный Томского ОГПУ Романов, чье имя было указано в ордере на арест Ю. М. Гронского и кто затем почти год терзал ксендза допросами и фактически определил его дальнейшую судьбу.
По воспоминаниям старожилов Томска, ксендз Гронский на момент ареста был на него в 1931 г. и в настоящее время хранящегося в архиве УФСБ по Томской области, позволили установить более подробно его биографию и, что не менее важно, воспроизвести относительно подробную картину положения католических священников в Сибири в кон. 1920 – нач. 1930-x гг.
Кс Юлиан (в миру Юлиан Михайлович Гронский) родился в 1877 г. в с. Чепели Скопишской волости Ковенской губернии, в литовской католической семье. В начале века принял сан священника и с 1903 по 1907 г. служил в различных приходах Белоруссии. В 1907 г. он приехал в Петербург, но спустя год был отправлен в Ригу. Вернулся в столицу в начале войны с Германией и в 1915 г. был мобилизован в действующую армию, гдe до ноября 1917 г. служил священником при штабе 5-й армии. Был знаком и дружен со многими известными в столице людьми как светского, так и духовного сословий.
В июне 1918 г. митрополит фон Ропп направил о. Юлиана для миссионерской деятельности в Иркутск. Получив благословение настоятеля о.Януковича, тот отправился в Сибирь через фронты п воюющие армии. Весь путь до Иркутска длился боле полутора лет.
В августе 1920 г. Ю. М. Гронский прибыл к месту назначения, но сразу же был отправлен в Томск, где, по всей видимости, была нужда в священнике. Вначале служил в Томском костеле, затем с1923 по l925 г. жил в с. Андреевке Томского уезда, где так же был костел. Позже вновь вернулся в Томск и с 1 ноября 1926 г. стал исполнять должность администратора католических приходов всей Сибири.
Долг служения людям и Богу, непоколебимая вера в необходимость нести слово Божие людям заставляли его совершать длительные поездки в самые отдаленные уголки Сибири, где жили католики, но не было священников. Последних вседа-то в этих краях было немного, а тем более в годы двадцатые... В конце того десятилетия, признавался на одном из допросов кс. Гронский, совершать поездки стало практически невозможно из-за запретов и притеснений властей и органов ГПУ.
Везде были слежка и провокация со стороны местных партийных активистов. В основном, их доносы и фигурируют против ксендза как свидетельские показания. И все же следует отметить, что было несколько оговоров Ю. М. Гронского и со стороны верующих. Очевидно, они были получены путём угроз и избиений. Ведь арестован был о. Юлиан не один, а вместе с целой группой прихожан (в основном, из числа членов приходских советов), проживавших в городах Томске, Барнауле, Омске, Новосибирск, селах Белостоке, Андреевке и других населенных пунктах Запсибкрая. Только по одному делу № 118410 с ним проходило 18 человек, были еще и самостоятельные дела, выделенные в особые производства.
7 марта 1932 г. вышеупомянутое дело № 118410 было рассмотрено, согласно постановлению Президиума ЦИК СССР от 9.06.1927 г., на заседании Коллегии ОГПУ. Самые строгие меры наказания – по 10 лет заключения в концлагерях – получили кс. Гронский и один из его прихожан. Последний, ставший по принуждению ОГПУ сексотом для слежки за ксендзом, позже раскаялся и все чистосердечно рассказал своему духовнику. “Расконспирация” и вызвала особую ярость чекистов.
Кто-то из 16 оставшихся получили меньшие сроки или ссылку “из Сибири в Сибирь”, 7 человек были освобождены с зачетом в наказание срока предварительного заключения, 3 обвиняемых освободили из-за “не доказанности обвинительных материалов”. Объявив срок заключения в ГУЛАГе на долгие10 лет, о. Юлиана отправили осваивать этот проклятый людьми “архипелаг”, но Церковь и Бог не оставили его: 28 января 1934 г. прежнее решение Коллеги ОГПУ было отменено, и он был выслан за пределы СССР, очевидно, как и кс. Бугенис, в обмен на провалившихся на Западе чекистских эмиссаров или партийных функционеров.
Есть в материалах архивно-следственного дела кс. Гронского и краткие сведения о судьбах других сибирских католических священников. Так, о. Юлиан на одном из допросов говорит о ксендзе Бороковского прихода Мариинского уезда Томской губернии Марцелии Шварось, который умер в тюрьме; о ксендзе Ачинского прихода Иосифе Казакевиче, находившемся в ту пору в ссылке.
Упоминает кс. Гронский также имена нескольких католических священников, оказавшихся в кон. 1920-x гг. в Сибири в качестве ссыльных и кому о. Юлиан помогал деньгами, вещами, продуктами, советами и молитвами по мере своей возможности. В их числе были священник восточного обряда (униат), один из лидеров русской Католической Церкви Алексий Зерчанинов – личность в истории Католической и Православной Церквей легендарная. С ним кс. Гронский был знаком еще по Петрограду 1917 г. и старался оказать помощь, когда о. Алексия сослали в Тобольск.
Есть сведения о ксендзах Славинском, Трачинском, Барановском, Меньжинском и других, находящихся в нарымской ссылке. С кс. Барановским Ю. М. Гронский познакомился еще в 1909 г. в Полоцке и в кон. 1920-х гг, посылал ему на место сибирской ссылки церковное вино, облатки и деньги. Церковные принадлежности Л. Барановскому нужны были для совершения богослужений, хотя в то время в с. Тогуре, где он находился в ссылке, католиков не было. Воистину: “Где ксендз, там и месса...”.
Дальнейшие поиски подробностей судьбы кс. Барановского позволили установить, что он стал объектом репрессий советских властей еще в нач. 1920-х гг. В 1926 г. он уже находился на Соловках и был одним из первых католических священников, кто начал участвовать в тайных богослужениях на острове и служить мессы в Германовской часовне, ставшей местом общих “евхаристических радостей” многих ссыльных католических и православных священнослужителей. В 1929 г. большинство священников католиков были переведены на остров Анзер в еще более сложные условия, а кс. Барановский оказался в ссылке в Нарымском крае и умер в с. Тогуре 14 декабря 1930 г. от сыпного тифа в возрасте 55 лет.
Не менее трагично сложилась судьба другого ксендза Матвея Бринчака . В 1930 г. он был выслан в Томск на 3 года из украинского города Бердичева, а 25 апреля 1931 г. уже в Томске одновременно с кс. Гронским вновь арестован. После 11 месяцев пребывания в тюрьме в марте 1932 г. М. Бринчак был освобожден за недоказанностью состава преступления. Выйдя на свободу из томской тюрьмы, по-прежнему оставаясь на положении адмииистративно-высланного и не имея средств к существованию, он написал заявление в Москву на Лубянку с просьбой заменить ему ссылку выездом в Польшу.
Одновременно им делались попытки через своих добрых знакомых сообщить в Польское посольство в Москве о своем бедственном положении и желании выехать на родину. Ответа с Лубянки он не получил, но реакция местных чекистов была незамедлительной: 9февраля 1933 г. М. Бринчака вновь арестовали, предъявив обвинение в стремлении “увязаться с польпосольством со шпионской целью”, проведении в Томске религиозной пропаганды и в незаконных действиях (тайном крещении детей).Виновным себя М. Бринчак не признал, но не отрицал своих антисоветеких взглядов и факта крещения детей.
27 июля 1933 г. решением Особой тройки ОГПУ Запсибкрая он был осужден на высылку в Восточную Сибирь ещё на 3 года и под конвоем отправлен в Красноярский край. Шел ему тогда 69-й год, но, несмотря на такой преклонный возраст, он все же был признан трудоспособным и отправлен на соцстройки. Как и где конкретно отбывал ссылку кс. Бринчак, неизвестно, однако в 1936 г. он возвратился в Томск и вскоре умер. Похоронен был на католическом кладбище вблизи часовни св. Антания Падуанского, к тому времени ещё не разрушенной. Провожали его в последний путь прихожане Томского прихода и приехавший из Иркутска кс. Жуковский.
По всей видимости, кс. Бринчак был последним католическим священником, похороненным на старинном Томском католическом кладбище с соблюдением всех принятых религиозных обрядов. Буквально через 3 года кладбище властями будет закрыто и в годы войны полностью уничтожено. Безусловно, что только вышеприведенными именами перечень сосланных в Томскую губернию в 1920 – 1930-x гг. католических священников не исчерпывается. Но о других сведений пока немного.
После ареста кс. Гронского должность администратора сибирких костелов перешла к кс. Иерониму Церпенто, настоятелю католической обшины г. Красноярска. Пастырская деятельноеть в Сибири для него началась еше до 1917 г. в общинах Томской губернии. С 1908 г. при постройке в с. Белосток костела он был настоятелем тамошней сельской католической общины, образованной поляками-переселенцами кон. XIX – нач. ХХ вв. Затем И, Церпенто служил в Томске, Бийске, Барнауле, Ачинске, других городах и селах Сибири.
В 1930 г. в Ачинске его пытались привлечь к ответственности якобы за смерть ребенка при крестинах, но, очевидно, обвинение было настолько абсурдным и грубо состряпанным, что ксендзу удалось доказать свою не виновность. Свет на его дальнейшую судьбу проливает ответ Красноярского УФСБ : “На ваш запрос отвечаем, что Церпенто Иероним Иеронимовин, 1888 (по другим данным 1878.),г. р., уроженец мест. Кривили Виленского уезда Виленской губернии, белорус, гражданин СССР, образование высшее духовное и специальное – курсы фармацевтов, римско-католический священник, настоятель костела г. Красноярска и администратор костелов Сибири, проживавший в г. Красноярске, был арестован 2 июня 1935 г. органами НКВД.Церпенто И. И. был обвинен в том, что вокруг костела организовал контрреволюционную группу и активно проводил шпионскую работу в пользу польских разведывательных органов. 24 июня 1936 г. Военный трибунал Сибирского военного округа приговорил Церпенто И. И. к 10 годам лишения свободы (статьи обвинения – 58-3, 58-6, 58-10, 58-11 УК РСФСР).
Отбывая наказание, в 1937 г. Берпенто И. И. вновь был привлечен к уголовной ответственности по обвинению в том, что якобы являлся членом Сибирского центра “ПОВ” (“Польская организация войсковая”) и, будучи связан с Польским Генштабом и Ватиканом, в течение ряда лет проводил контрреволюционную повстанческую деятельность среди польских колоний Сибири.
Постановлением Комиссии НКВД CCCP и Прокурора CCCP or 4.01.1938 г. Церпенто И. И. была назначена исключительная мера наказания – расстрел. Постановление о расстреле приведено в исполнение 18 января 1938 г. в г. Красноярске...”.
После ареста в 1935г. кс. Церпенто обязанности администратора сибирских костелов перешли к ксендзу Иркутской общины Антонию Жуковскому, принявшему заботы о сибирских приходах и костелах как должное и хорошо осознававшему все последствия своего рещения. До этого он уже прошел не один круг испытаний, стоически перенеся все притеснения за Церковь Христову.
Ещё в 1912 г. в Барнауле против него выдвигалось обвинение по ст. 92 Уложения о наказаниях Российской империи, но дело по амнистии было прекращено. В том же городе, но уже при советской власти в 1920 г. он 8 месяцев содержался под стражей органами ЧК в роли заложника. В 1926 г., уже в Иркутске, А.Жуковский был арестован и осужден к 3 годам заключения в лагерях с таким же сроком последующей ссылки. Заключение отбывал в Вышегорских концлагерях Урала, а ссылку – в пределах Северного края”.
Освободившись, он вновь вернулся в Иркутск к своим прихожанам и начал совершать богослужения в Иркутском костеле и многих других местах Сибири, куда удавалось добраться, преодолевая множество препятствий. Потребность в его службах была великая, поскольку другие католические священники огромного сибирского региона были в это время в лагерях либо в ссылке. Но не долог оставался век пастырской службы и у кс. Жуковского. Приближался памятный многим 37-й год...
Арестовали А. Жуковского 14 июля 1937 г. в Томске, куда он приехал за месяц до того по просьбе местных прихожан (20). Следует отметить, что в числе прочих чекистов, кто вел дело ксендза, был лейтенант госбезопасности, начальник 3-го отдела Томского горотдела НКВД Романов – тот самый, кто в 1931 г., ещё будучи простым сотрудником без офицерских ромбов, определял дальнейшую судьбу целой группы томских католиков вместе с кс. Гронским.
Первым делом работников НКВД, арестовавших Антония Жуковского, интересовал круг его знакомых в Томске, Иркутске и других гopoдax Сибири. Из томских жителей о. Антоний назвал исполняющего обязанности председателя томской католической общины Сигизмунда Пронского, сторожа костела Франца Шабутского, бывшего органиста костела Марьяна Войнаровского, секретаря костельного совета Ванду Томич и других членов костельного совета – всего 8 человек.
Вскоре все они, за исключением только одной пожилой женщины, были арестованы и расстреляны. Из знакомых в Иркутске кс. Жуковский назвал наиболее близких ему людей из числа активных прихожан своей общины. Их судьбы нам неизвестны, но вряд ли они отличались от судеб томских знакомых ксендза...
Допросив кс. Жуковского в Томске, его отправили в Новосибирск, и там уже с ним работали более изощренные следователи из числа специалистов ежовской школы. Сколько они с ним “работали”, и какими способами допрашивали, неизвестно, но результатом их действий стало собственноручно написанное дрожащей рукой ксендза заявление на имя следователя Кононова с признанием себя виновным во всех предъявленных ему абсурдных и нелепых обвинениях. В числе последних было и то, что А. Жуковский, наряду с ксендзами Ю. Гронским и И. Церпенто являлся якобы членом подпольного так называемого Сибирского комитета, готовившего повстанческие легионы из числа сибирских католиков с целью организации в Сибири восстания и свержения советской власти.
4 октября 1937 г. Особое совещание НКВД СССР приговорило Жуковского Антония, 52 летнего католического священника, к высшей мере “социальной защиты” – расстрелу. Приговор привели в исполнение 12 октября 1937 г. в 10 часов вечера. Так перестало биться сердце ещё одного служителя Церкви Христовой, очевидно, последнего католического священника Сибири, остававшегося на свободе до 1937 г.
А последнего католического епископа на территории СССР арестовали еще в 1935 г. Им был апостольский администратор Крыма, симферопольский священник Александр Фризон, тайно посвященный в епископы в 1928 г. Расстреляли его 17 марта 1937 г. в тюремном дворе Симферополя. Таким образом, с этой смертью в СССР была полностью уничтожена католическая иерархия как латинского, так и восточного обрядов(23).
С арестом буквально всех католических священников не только в Сибири, но и по всей территории страны, репрессии против Католической Церкви и ее прихожан не только не прекратились, а наоборот приобрели массовый характер, охватывая десятки тысяч человек. В кон. 1937 – нач. 1938 гг. по всей Сибири прокатились волны массовых арестов поляков, латышей, литовцев, белорусов, немцев, т. е. тех, кто и составлял главным образом, приверженцев Католической Церкви в Сибири.
Наиболее массовые аресты национальных меньшинств “католической ориентации” прошли в местах их компактного проживания. Здесь, как правило, были зарегистрированы католические общины, построены костелы или открыты небольшие каплицы. Вот только несколько примеров репрессий католиков по Нарымскому округу. В 1937 – 1938 гг. было арестовано 86 жителей одного только Малиновского сельсовета Кривошеинского района, по национальности преимущественно латышей и поляков. Все они были прихожанами Маличевского костела. Только одному из арестованных суждено было остаться в живых, остальные же были расстреляны. Костел закрыли.
В ночь с 11 на 12 февраля 1938 г. были арестованы практически все мужчины – от молодых парней до глубоких стариков – польского села Белосток. Подавляющее число их 14 мая 1938 г. было расстреляно, а Белостокский костел подвергнут разграблению. Двумя днями раньше, 12 мая были расстреляны ещё 122 нарымчанина-поляка. А 22 мая 1938 г. в центре Нарымского округа – городе Колпашеве – та же судьба постигла группу латышей и латгальцев в количестве 125 чел., якобы за участие в контрреволюционной националистической организации под названием “ Партия святых”.
Подобные массовые аресты, а затем расстрелы поляков, немцев и др. имели место не только в Нарымском крае, а буквально по всей Сибири. Как утверждает статистика Томского УФСБ, среди репрессированных по ст. 58 УК РСФСР жителей Томской области поляки составили 8,6% (вторая по численности группа после русских), украинцы – 5,7%, немцы – 3,5%, белорусы – 3,2%, латыши – 2,8%, занимая при этом на порядок меньший процент в общей численности населения области. Никто из них не был членом мифических “ПОВ”, “Партии святых” и других контрреволюционных организаций. В подавляющем своем большинстве это были глубоко верующие христиане.
Власти же, воспринимал Католическую Церковь не иначе как контрреволюционную организацию с центром вне России, использовали против ее приверженцев средство “Варфоломеевской ночи” – поистине средневековый массовый террор. Сибирские католики в результате сталинских репрессий лишились всех своих священнослужителей, всех храмов и церковного имущества, утратили организационное единство, потеряли многих своих родных и близких, но не утратили главного – веры в Иисуса Христа и Его Церковь. И Церковь продолжала жить.
Более того, буквально через 2 года, с 1940 г., благодаря “заботам” товарища Сталина, количество католиков в Сибири возросло в десятки раз. Тем самым были созданы предпосылки для будущегo восстановления Католической Церкви в Сибири и написания новых, не менее сложных страниц ее истории.
БЕЗ УКАЗАНИЯ ПРИЧИН СМЕРТИ
До недавнего времени мы практически ничего не знаем о фальсификации в государственном масштабе истинных причин и дат смерти наших сограждан, безжалостно уничтоженных в 1930--1950-е годы. О судьбах арестованных лгали всегда.
Правда раскрывалась малыми толиками, в основном, начиная с середины 50-х годов. Однако была категория жертв репрессий, о судьбе которых продолжали сознательно лгать и в пору первой реабилитации, и при "застое", и в разгар перестройки. Под запретом во все эпохи оставалась правда о судьбах тех, кто был расстрелян по приговорам несудебных органов -- "особых троек", «троек», "двоек", Особого совещания, Комиссии НКВД и Прокурора СССР и т.д.
Самый ранний из известных нам приказов НКВД по этому вопросу относится к 1939 году. Приказ предписывал на запросы родственников о судьбе того или иного расстрелянного отвечать, что он был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач. Осенью 1945 года приказ был скорректирован -- заявителям стали теперь говорить, что их родственники умерли в местах лишения свободы.
На заседании Президиума ЦК КПСС 18 августа 1958 г. было вынесено постановление, на основании которого через неделю тогдашний председатель КГБ СССР И.Серов издал развернутое указание. Предписывалось, как и раньше, сообщать относительно расстрелянных, что они были приговорены к 10 годам ИТЛ и умерли во время отбывания наказания .
В необходимых случаях (если это требовалось для решения имущественных или правовых вопросов) предписывалось регистрировать смерть в органах ЗАГС по месту жительства осужденного до ареста и выдавать свидетельство о смерти. При этом дата смерти определялась КГБ произвольно в пределах 10 лет со дня ареста, вымышленной была и причина смерти, а в качестве места указывалось место жительства осужденного до ареста.
Органы НКВД--МГБ--КГБ сообщали родственникам осужденных к расстрелу, что последние будто бы осуждены на 10 лет лишения свободы в отдаленным местностях Крайнего Севера без права переписки. Военная коллегия Верховного суда СССР на этом основании давала вымышленную дату смерти. Между днем осуждения и этой датой образовывался разрыв в 5--6 лет.
В результате этого вымышленные даты стали появляться в официальных документах и свидетельствах о смерти, органы ЗАГС по указанию МГБ продолжали выдавать родственникам липовые свидетельства о смерти. Такие "свидетельства" получили сотни тысяч наших сограждан.
В результате пересмотра архивно-следственных дел с 1954 по 1961 год из общего количества расстрелянных в несудебном порядке было реабилитировано около 60 процентов осужденных. В отношении их родственникам были объявлены ложные сведения о смерти, якобы наступившей в местах лишения свободы .
И только в декабре 1962 года в недрах КГБ вызрело предложение о необходимости отмены существовавшего порядка рассмотрения заявлений граждан с запросами о судьбе их родственников. Но это было вызвано отнюдь не гуманными соображениями. Оказывается, сообщение гражданам вымышленных дат и обстоятельств смерти близких их родственников ставило органы госбезопасности в ложное положение, особенно при опубликовании в печати дат смерти лиц, имевших в прошлом заслуги перед государством.
Кроме того, регистрация смерти расстрелянных граждан по решениям несудебных органов с указанием в документах вымышленных сроков их пребывания в местах заключения ставило членов их семей в неравные условия с членами семей лиц, расстрелянных по суду.
В связи с этим по предложению председателя КГБ СССР В.Семичастного и с одобрения Политбюро ЦК КПСС с 1963 года на запросы граждан о судьбе их родственников, приговоренных в несудебном порядке к расстрелу, устно стали сообщать действительные обстоятельства смерти этих лиц, а регистрацию в ЗАГСах их смерти производили датой расстрела без указания причин смерти, как это делали Военная коллегия Верховного суда СССР и военные трибуналы в отношении лиц, расстрелянных по приговорам судов .
Тем, кому ранее давались лживые ответы (в соответствии с указаниями 1955 г.) продолжали лгать по-прежнему. Не изменен был порядок и относительно сведений, сообщаемых за границу, -- здесь, как и прежде, предлагалось руководствоваться соображениями практической целесообразности в каждом отдельном случае.
Ложь образца 1963 года просуществовала до конца 80-х и была отменена (опять-таки по согласованию с "инстанцией") приказом по КГБ СССР от 30 сентября 1989 года. Таким образом, граждане, получившие ответ между 1955 и 1963 годами и не обращавшиеся с новыми запросами после 1989 года, так и остались в заблуждении относительно подлинных причин и дат гибели своих близких.
А не удивительно ли, что архивы КГБ периода массовых репрессий до сих пор хранятся под грифом "секретно"? Будут ли открыты для изучения специалистов дела бывших работников НКВД, где технология репрессий документально представлена в форме геноцидных разнарядок? Какие архивные материалы уже уничтожены? По приказу кого?
Ответить на эти и многие другие вопросы позволил бы более открытый доступ исследователей в ведомственные архивы и прежде всего КГБ. Давно уже стоит закономерный вопрос: какие типы документов должны быть переданы на хранение в Национальный архив РБ из архивов КГБ.
Что же представляют собой архивы КГБ РБ ?
Существует два уровня: центральный архив и архивы областных управлений. (Все городские и районные отделы КГБ сдают свои материалы в соответствующие областные управления.)
Рассмотрим, какие основные типы документов, касающихся непосредственно проблем репрессий и реабилитации, сконцентрированы в архивах КГБ и которые необходимо раскрыть для восстановления исторической правды.
1). МАТЕРИАЛЫ СЕКРЕТНОГО ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА. Это информационные и докладные записки в органы власти и управления СССР и БССР, планы, отчеты и другие обобщающие материалы по разведывательной и контрразведывательной работе и административной деятельности. Некоторые из них имеют постоянный, а некоторые -- временный статус хранения.
2). АРХИВНО-СЛЕДСТВЕННЫЕ ДЕЛА на граждан, которые подверглись репрессиям в период с 1918 по 1991 год, а также на так называемых "пособников" времен Великой Отечественной войны, шпионов, сотрудников НКВД--КГБ, осужденных за фальсификацию следственных дел, карателей времен войны, т.е. весь комплекс следственных дел, которые были подведомственны КГБ.
3). КОПИИ ДОКУМЕНТОВ выписки из протоколов заседаний несудебных органов ВЧК--ОГПУ--НКВД--МГБ (Особое совещание при НКВД СССР, Комиссия НКВД и Прокурора СССР ("двойка"), протоколы Особой тройки НКВД БССР).
4). ФИЛЬТРАЦИОННЫЕ И ТРОФЕЙНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. Все советские граждане, которые были на оккупированной территории, в лагерях для военнопленных или вывозились на работы в Германию, при возвращении в СССР проходили проверку в проверочно-фильтрационных лагерях. На них заводились анкеты, к этим анкетам прилагались дополнительные материалы, и так создавались проверочно-фильтрационные дела.
5). ЛИЧНЫЕ ДЕЛА БЫВШИХ РАБОТНИКОВ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ. Имеют неограниченный срок хранения.
6). ЛИЧНЫЕ ДЕЛА АГЕНТОВ (штатных и нештатных) и оперативные дела. Здесь все виды дел оперативного учета, контроля, проверки, наблюдения, оперативной разработки, объектовой разработки.
Из анализа основных видов документов следует, что без их детального изучения невозможно получить объективную картину репрессий периода 1920--1950-х годов на территории Беларуси.
В связи с тем, что многие до сегодняшнего дня не знают о судьбе своих родных, репрессированных в период 1920--1950-х годов, необходимо иметь представление о хранении в архивах госбезопасности архивно-следственных дел.
Этот порядок был утвержден еще Председателей КГБ СССР от 18 ноября 1961 года. Согласно его в архивах КГБ хранятся все дела на осужденных по политическим мотивам. В территориальных органах госбезопасности хранятся архивно-следственные дела, по которым эти органы вели предварительное следствие, а также уголовные и гражданские дела, которые содержат "секретные" сведения. Кроме этого, хранятся протоколы заседаний Особой тройки НКВД БССР на осужденных по политическим мотивам.
В связи с тем, что раньше архивно-следственные дела на военнослужащих и работников транспорта сдавались на хранение в территориальные органы КГБ по месту дислокации штаба Белорусского военного округа, то теперь они находятся на хранении в органах госбезопасности по месту рождения военнослужащих, а в отношении гражданских лиц, которые привлекались к ответственности, по месту жительства. Групповые дела хранятся в территориальных органах госбезопасности по месту жительства (на военнослужащих -- по месту рождения) одного из основных участников группы.
Для получения информации о судьбах родственников необходимо обращаться с заявлениями в территориальные органы КГБ РБ. Проживающим в областях в областные, а в Минске и области в УКГБ по Миску и Минской области.
В заявлении рекомендуется указать следующие данные: Ф.И.О.; год рождения; место и время ареста. Если известно, то и мотивы обвинения; каким органом осужден; где отбывал наказание; что известно о дальнейшей судьбе репрессированного.
В случае отсутствия информации в органах КГБ следует обращаться в территориальные органы госбезопасности и МВД по месту отбытия наказания.