„К ликвидации приступить…”
(из истории политических репрессий поляков в 1930-1940-е годы)
Кузнецов Игорь
Часть I. ТЕХНОЛОГИЯ ТЕРРОРА
КОНВЕЙЕР СМЕРТИ
C 1917 года функция подавления у Советского государства была основной, а в условиях гражданской войны, безусловно, ведущей. Это диктовалось не только сопротивлением свергнутых классов, но и необходимостью "стимула" к труду в условиях "военного коммунизма".
С первых дней диктатуры пролетариата уголовное законодательство отличалось исключительной жестокостью мер наказания, в том числе и за малозначительные правонарушения. Следует при этом отметить, что в начальный период после Октября, когда еще не было создано уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, суды руководствовались декретами, подписанными в большинстве случаев В.И.Лениным. Так, до первой кодификации уголовного законодательства было принято более 400 декретов и других актов, которые содержали уголовно-правовые нормы.
В 1918 году, еще далеко до принятия уголовно-правового законодательства, В.И.Ленин запретил судам использовать старые законы и руководствоваться декретами Советского правительства. В Положении о народном суде РСФСР говорилось , что суд "в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового, руководствуется социалистическим правосознанием".
Если принять во внимание, что кадры юристов прежнего строя в большинстве своем были отстранены от исполнения обязанностей и правосудие чаще всего совершали, руководствуясь "социалистическим правосознанием", то такой суд во многих случаях превращался в произвол и беззаконие. Метод принуждения и насилия характерен для большинства актов законодательной и исполнительной власти в этот период. Что до законодательства Белорусской ССР, то оно дублировало правовые акты РСФСР, а в дальнейшем -- Союза ССР.
Характерно, что термин "враг народа" стал широко применять в официальных документах с первых дней после Октябрьского переворота. Так, 28 ноября 1917 года В.И.Ленин подписал декрет об аресте вождей гражданской войны против революции, в котором говорилось: "члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов".
Особенно усилились репрессивные акты после образования Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. В постановлении СНК РСФСР от 5 сентября 1918 года указывалось, что "подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям и мятежам". Постановлением Реввоенсовета Республики от 4 февраля 1919 года было установлено, что решения Революционного Военного трибунала не подлежат обжалованию или кассации и приводятся в исполнение в 24 часа.
В первые годы Советской власти создаются объекты будущего ГУЛАГа. В декрете СНК от 14 марта 1919 года "О рабочих дисциплинарных судах" для нарушителей трудовой дисциплины и лиц, не выполнявших норм выработки, предусматривалось наказание до 6 месяцев заключения в лагере принудительных работ. Это было следствие политики красного террора, предельно ясно отражавшей представления руководителей партии и государства о средствах и методах достижения поставленных ими целей. Идея создания "школы труда" для арестованных была уточнена в постановлении ВЦИК от 11 апреля 1919 года "О лагерях принудительных работ". Впервые законодательно закреплялось существование концлагерей, и в соответствии с этим губернские Чрезвычайные комиссии в трехмесячный срок организовали такие лагеря во всех губернских городах.
Первые поляки оказались в сибирских лагерях еще в начале 20-х годов.Так, например, заключенные Мариинского концлагеря (где содержалось не менее 5% уроженцев Беларуси ) отбывали наказание за контрреволюцию (56%), уголовные преступления (23%), невыполнение разверстки (4,4%), антисоветскую агитацию (8%), Труддезертирство (4%), должностные преступления (4,5%), спекуляцию (0,1%).
В этом лагере волею судьбы среди сотен других заключенных в 1920 году оказалась уроженка Минской губернии Софья Остроменнская. Родилась она в 1894 года в многодетной семье железнодорожного служащего Либаво-Роменской железной дороги. Не успев закончить псковскую гимназию в декабре 1914 года Софья добровольцем ушла на фронт. В качестве сестры милосердия 18 полевого госпиталя принимала участие в боевых действиях на Северном, а затем на Юго-Западном фронте. После революции проживала в Перми, где в 1919 году была мобилизована как сестра милосердия в армию Колчака. В начале 1920 года в составе 101 санитарного поезда оказалась в Томске, где из-за тяжелой болезни вынуждена была остаться на излечение и впоследствии работала в городской инфекционной больнице.
В апреле 1920 года город был занят частями Красной Армии и вскоре Софья остроменская оказалась в застенках Томской ЧК. Ей было предъявлено стандартное обвинение в том, что она оказывала содействие подпольной белогвардейской организации и будучи, хорошо знакомой по фронту, часто встречалась с скрывавшемся в Томске членом Центрального штаба белогвардейской организации полковников Борисом Александровичем Ивановым. Принадлежность С.Остроменской к белогвардейской организации следствием установлена не была. (К тому же такой организации в природе не существовало.) Несмотря на это, постановлением Томской уездной ЧК от 29 августа 1920 года "предъявленное обвинение считать установленным и на основании этого С.Остроменскую заключить в концентрационный лагерь до конца гражданской войны".
По воле большой истории она и тысячи других уроженцев Беларуси, канувшие в небытие, затерялись как невесомые песчинки в завалах архивно-следственных дел ЧК.
Кампания раскулачивания 1930 года имела свое "лицо", свои приоритеты -- конфискационно-репрессивные. Власти решали ближайшие прагматические задачи -- экспроприации и выселения раскулаченных -- не очень заботясь о дальнейшей их судьбе.
Предполагалось, что выселенным на новых землях будут предоставлены условия для хозяйственной деятельности, "трудового перевоспитания".
Высылка началась в январе--феврале 1930 года, однако только в начале апреля была создана комиссия по устройству выселяемых кулаков по главе с заместителем председателя СНК СССР В.В.Шмидтом. Спецпеpеселение шло бестолково и бессистемно, действия различных органов были не согласованы. Представители ОГПУ передавали "эстафету" административным органам НКВД, милиции. Комендантские отделы должны были управлять сетью создаваемых впервые в столь массовых масштабах "кулацких" поселений. И только затем в дело включались гражданские органы, ведавшие системой их жизнеобеспечения.
Брошенные в труднодоступные районы, зачастую без сельхозинвентаря и продовольствия, спецпереселенцы разбегались из поселков, невзирая на тяжелые для себя последствия. К концу 1930 года по Западной Сибири в бегах числилось 2/3 спецпереселенцев; оставались лишь те, кто просто не был способен бежать. К тому же на протяжении всего 1930 года не прекращались волнения крестьянства против насильственной коллективизации.
С февраля 1931 года по стране покатилась новая значительная волна раскулачивания. В результате этой акции только с территории БССР было выслано в районы Сибири свыше 60 тысяч крестьян. Всего по данным ведомственной статистики ОГПУ--НКВД по стране в 1930--1931 годах было раскулачено 569,3 тысяч хозяйств, их них в отдаленные районы отправлено 381 тысяча семей, в том числе из Беларуси свыше 15 тысяч человек.
В 1931 году темпы и масштабы раскулачивания уже не увязывались с коллективизацией и в значительной мере определялись заявками хозорганов. С этого года ОГПУ замкнуло на себя весь "технологический цикл" (от выселения до использования труда спецпереселенцев) и вытеснило неудачливых конкурентов (система НКВД), не сумевших не только "по-хозяйски" распорядиться в 1930 году рабсилой раскулаченных, но даже и организовать их расселение и охрану.
На деле это выглядело следующим образом. ГУЛАГ, находившийся в ведении ОГПУ, создал незатейливую, но действенную систему договорных отношений с наркоматами и ведомствами об использовании труда спецпереселенцев. Система имела три уровня. Верхний -- так называемый генеральный договор между ГУЛАГом и, скажем, ВСНХ. Средний -- локальный договор одного из территориальных управлений, скажем, СибЛАГа, с Востуглем или Кузнецкстроем о передаче в распоряжение ведомства определенного количества переселенцев. На нижнем уровне документально оформлялись отношения между спецкомендатурой СибЛАГа и руководством конкретного леспромхоза или рудника.
Так, только в течении осени--зимы 1931 года представители СибЛАГа подписали договоры с крупнейшими потребителями рабочей силы региона с Востоксталью (Кузнецкстроем), Востуглем (Кузбассуголь), Сиблестрестом и др. Многие отрасли, приняв ядовитый наркотик в виде принудительного труда, не могли уже функционировать без подпитки спецконтингентом, а следовательно, полностью зависели от всесильного карательного ведомства. Так ГУЛАГ стал неотъемлемым элементом советской экономической системы.
В связи с резким увеличением количества осужденных, организации высылки и размещения прибывавшего из центра страны контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ--НКВД. В связи с "ликвидацией кулачества как класса" в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение "Об управлении кулацкими поселками", утвердило соответствующие инструкции.
Репрессивные акции продолжались и после завершения в основном коллективизации. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление "Об организации трудовых поселений". Кого же нужно было выселять в 1933 году, когда, казалось бы, кулачество ликвидировано? Предполагалось переселять за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний, городских жителей -- отказавшихся в связи с паспортизацией 1932--1933 годов выезжать из крупных городов, бежавших из деревень кулаков, а также высланных в 1933 году в порядке "очистки" государственных границ, осужденных органами ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно. Для размещения прибывшего контингента по территории особенно восточных и северных районов страны была развернута огромная сеть специальных комендатур.
В частности СибЛАГом ОГПУ в 1931--1932 годах было создано 354 сельскохозяйственных, промышленных. лесных комендатур, на учете в которых состояло на 1 октября 1931 года 284921 человек, в том числе более 60 тысяч уроженцев Беларуси.
По оценкам западных советологов на территории, находящейся в ведении комендатур, погибло от четверти до одной трети депортированных крестьян. Судя по документации СибЛАГа, чиновники определили плановую "убыль" контингента в течении года в размере 5% (или 50 человек на тысячу). Однако реальность была гораздо более трагичной.
Так по статистике ГУЛАГа в течении 1932 года смертность в переселенческих комендатурах составила около 70 человек на тысячу; в северных же комендатурах СибЛАГа (Нарымский край) с июня 1931 года по июль 1932 года умирали около 110 человек на тысячу, а в отдельных случаях -120--150. Для сравнения: эти цифры по спецкомендатурам СибЛАГа за 1931--1932 годы едва ли не вдвое выше, чем смертность от голода на Украине в 1932--1933 годах. Причины колоссальной смертности очевидны: отсутствие социально-бытовой инфраструктуры на новых территориях в первые годы, эпидемии, недостаточное и некачественное питание, тяжелый, изнуряющий принудительный труд.
В экстенсивном экономическом развитии первых пятилеток массовый "дешевый" принудительный труд -- не только дополнение к вольнонаемному. Так с начала 30-х годов труд 800--900 тысяч спецпереселенцев широко использовался в сельскохозяйственном и промышленном освоении районов Урала, Сибири и Дальнего Востока.
Например, в Сибири, где они составляли 2/3 населения северных районов Западно-Сибирского края, от 40% до 60% работавших на приисках и рудниках, занятых шахтным строительством в Кузбассе. Значительная группа раскулаченных (с семьями около 20 тысяч человек) была использована при возведении Кузнецкого металлургического завода и т.д.
1 июня 1922 года был принят Уголовный Кодекс Российской Федерации. Этим Кодексом и его редакцией 1926 года до 1928 года пользовались в Белоруссии. Широко известна печально знаменитая статья 58 этого Кодекса -- "Контрреволюционные преступления". Она имела 14 пунктов, по 13 из них предусматривалась высшая мера наказания -- расстрел. Наиболее часто в 30-е годы обвинения предъявлялись именно по статье 58: пункту 1 (измена Родине), п. 6 (шпионаж), п. 7 (подрыв государственной промышленности, транспорта, кооперации), п. 8 (совершение террористических актов), п. 10 (контрреволюционная/антисоветская / пропаганда и агитация), п. 11 (участие в контрреволюционной организации).
До половины всех обвиняемых в 30-е годы были осуждены по ст. 58-10, которая предусматривала уголовную ответственность вплоть до применения высшей меры наказания в случаях: клеветнических высказываний в адрес руководителей партии и правительства; дискредитации внешней политики СССР; ведения религиозной пропаганды; высказывание пораженческих настроений; попыток дискредитации РККА; высказываний об экономическом положении трудящихся в СССР и восхвалении капитализма; контрреволюционных выпадов по отношению к коммунистам; систематический отказ от работы в лагерях НКВД и других.
Уголовный кодекс Белорусской ССР был утвержден на 3 сессии VIII созыва 23 сентября 1928 года.
В соответствии с этим кодексом уголовные преступления разделялись на две категории: направленные против советского строя и все остальные. За преступления первой категории устанавливался только низкий (минимальный) предел, ниже которого суд не мог назначить наказание или, как в кодексе говорилось, меру социальной защиты. За преступления второй категории был установлен только высший предел. По кодексу 1928 года лишение свободы не могло превышать 10 лет, однако в последующие годы срок лишения свободы был доведен до 25 лет.
Обращает внимание очень широкий состав уголовных преступлений, за которые суды могли назначить высшую меру наказания. так в главе 1 "Контрреволюционные преступления" из 17 составов уголовных преступлений 14 предусматривали высшую меру наказания социальной защиты. По многим составам уголовных преступлений, в том числе и не представляющим большой общественной опасности (отказ от внесения налогов, убой скота и др.) была предусмотрена конфискация всего имущества.
Почти все составы контрреволюционных преступлений предусматривали такие меры социальной защиты как: объявление врагом трудящихся с лишением гражданства БССР или иной союзной республики и тем самым гражданства СССР; полное или частичное лишение прав; удаление из Союза ССР на определенный срок; запрещение проживать в тех или иных местностях.
Важно отметить, что при лишении судом подсудимого прав, последний лишался не только политических прав, но и элементарный условий своего материального существования, так как, например, при полном лишении прав человеку не только запрещалось занимать те или иные должности, он лишался права на пенсию, на пособие по безработице, лишался и родительских прав.
Изучение архивно-следственных дел на необоснованно репрессированных показывает, что наиболее распространенным было незаконное обвинение людей в измене Родине (ст. 58), т.е. действиях, совершенных гражданином СССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, бегство или перелет за границу. Суровое наказание 0ожидало и родственников виновного. Если совершеннолетние родственники знали о намерении бежать, но не доложили или способствовали готовящейся или совершенной измене, они карались лишением свободы от 5 до 10 лет с конфискацией имущества. Другие совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживающие, подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет. Так в самом законе была заложена возможность репрессий в отношении лиц, не совершавших никаких преступлений.
Вначале необоснованные репрессии не носили массового характера. С каждым годом, однако, они усиливались. Суды уже не справлялись с нарастающим количеством дел. Все больше их стало рассматриваться в упрощенном порядке несудебными органами -- "двойками", "тройками", особыми совещаниями. По существу, эти органы никому не были поднадзорны и действовали по собственному усмотрению, творя произвол и беззаконие. Прокурорский надзор отсутствовал. Отстраненные от этой работы прокуроры нередко сами подвергались репрессиям.
Возникновение репрессивной системы на рубеже 20--30-х годов было не случайным, а закономерным явлением. Когда в конце 20-х--начале 30-х годов встал вопрос об источниках осуществления ускоренной индустриализации страны и о методах коллективизации крестьянства, у сталинского руководства был уже готов ответ: орудием проведения индустриализации и коллективизации станет развитой репрессивный аппарат: исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа НКВД СССР. Отныне все осужденные ранее на срок 3 года и выше переводились из мест заключения именно туда, кроме того, туда направлялись все приговоренные судами к названным срокам.
К 1930 году было сформировано 6 управлений исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) ОГПУ СССР: Северного Кавказа, района Белого моря и Карелии, Вышнего Волочка, Сибири, Дальнего Востока и Казахстана. Лагеря и трудовые колонии начинали играть все более заметную роль в экономике страны. труд заключенных стал применяться в реализации крупномасштабных хозяйственно-экономических проектов, а хозяйственные органы планировали свою деятельность с учетом возможности использования заключенных. Круг замкнулся в 1934 году, когда с созданием общесоюзного НКВД все советские лагеря были объединены в единую систему Главного управления лагерей (ГУЛАГ).
В 30-е годы четкое функционирование репрессивной системы обеспечивали карательные органы. С созданием Союза ССР руководство органами безопасности было отнесено к компетенции СССР, и в 1923 году создается единый общесоюзный орган -- Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Система его органов состояла из ОГПУ СССР, ГПУ союзных республик, политотделов при исполкомах Советов и особых отделов в Красной Армии и на транспорте.
В декабре 1930 года НКВД союзных республик упраздняются, а их функции стали выполнять созданные при СНК республик управления милиции и угрозыска. В СССР по-прежнему действовало ОГПУ СССР, да еще для руководства органами милиции союзных республик и для проведения в СССР паспортной системы в 1932 году было образовано Главное управление рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ СССР.
В этом же году проводятся и другие реорганизации. Образуется НКВД СССР. Вместо ОГПУ в системе НКВД СССР создается Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). В НКВД кроме репрессивной функции были сосредоточены функции охраны границ, управления шоссейными и грунтовыми дорогами, руководство геосъемкой и картографией, лесной и пожарной охраной. В его ведении находились вопросы переселенцев, ЗАГСа; органы НКВД осуществляли тотальный контроль за всеми сферами жизни советского общества.
В целях проведения массовых репрессивных акций в конце 20-х--начале 30-х годов в СССР была создана хорошо отлаженная и материально обеспеченная система судебных и несудебных органов.
Система судебных органов была представлена Военной коллегией Верховного суда СССР, Верховным судом БССР, областными судами, судом Белорусской железной дороги, военными трибуналами Белорусского военного округа и различных войсковых формирований, в том числе НКВД.
Наряду с судебными органами существовала система несудебных органов. Эта система в СССР и БССР начала формироваться еще в 1923 году. 15 февраля 1923 года постановлением ЦИК СССР была учреждена судебная коллегия ОГПУ. Она имела право рассматривать во внесудебном порядке дела о диверсиях, вредительстве и других преступлениях, а также применения всех мер наказания.
По постановлению ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года при Народном комиссариате внутренних дел было образовано Особое совещание. Этому органу первоначально было предоставлено право применять "к лицам, признаваемым общественно-опасным" ссылку, высылку и заключение в лагерь сроком на 5 лет, затем его права были значительно расширены вплоть до применения высшей меры наказания. В состав Особого совещания входили: народный комиссар внутренних дел, заместитель народного комиссара внутренних дел, начальник Главного управления милиции. Одновременно в 1934 году был создан еще один несудебный орган -комиссия СССР и Прокурора СССР по следственным делам ("двойка").
Среди карательных органов особо зловещую роль в развертывании массовых репрессий сыграли Особое совещание и "тройки" ОГПУ--НКВД. Циркулярами ОГПУ от 29 октября 1929 года и 8 апреля 1931 года в центральном аппарате НКВД были образованы "тройки" для предварительного рассмотрения законченных следственных дел и последующего их доклада на судебных заседаниях коллегии или Особого совещания. В их состав входили руководители оперативных управлений -- отделов ОГПУ и полномочного представительства (ПП) ОГПУ.
Циркуляром 1931 года предусматривалось обязательное участие в заседаниях "троек" представителя прокуратуры ОГПУ. Постановлением Президиума ЦИК СССР от 3 февраля 1930 года ОГПУ было предоставлено право на время проведения кампании по "ликвидации кулачества" передоверять свои полномочия по внесудебному рассмотрению дел ПП ОГПУ в республиках, краях и областях с тем, чтобы внесудебное рассмотрение дел проводилось с участием представителей облисполкомов и прокуратуры.
В 1929 году острие репрессивной машины было направлено в основном против крестьянства, которое составляло основную массу населения страны, в том числе и Беларуси. К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 года до середины 1930 года в СССР было "раскулачено" свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущества стоимостью свыше 400 миллионов рублей. По оценочным данным в Беларуси в 20--40-е годы было "раскулачено" не менее 350 тысяч человек.
Массовое выселение партийные и советские органы объясняли обычно обострением классовой борьбы в деревне, причем всю вину за него партийное руководство возлагало только на кулаков. Классовая борьба в деревне действительно стала обостряться уже в 1928 году, но это было связано прежде всего с применением чрезвычайных мер со стороны государственных органов, с массовыми акциями местных властей. Обострялась классовая борьбы в результате перегибов, извращений в колхозном строительстве, которые были допущены в 1929--1930-е годы и тем самым было порождено недовольство основной массы середняков.
Террор был обрушен и на значительные массы зажиточных середняков, которые лишь эпизодически применяли наемный труд или не применяли его вовсе. К маю 1930 года в республике было раскулачено 15626 крестьянских хозяйств -- около половины их общей численности. При этом, как вынуждены были признать сами организаторы раскулачивания на XIII съезде КП(б)Б, 2395 из них или 15,3 процента – необоснованно. Между тем, слово "кулак" на долгие годы стало синонимом слова "враг". Оправданными по отношению к раскулаченным считались любые беззакония со стороны органов НКВД.
Форсирование коллективизации толкало к максимально жестоким методам насилия, что не могло не вызывать ответного сопротивления. Оно носило стихийный, неорганизованный характер и было, скорее, пассивной формой протеста. По крайней мере, об организованных массовых выступлениях на территории Беларуси до сих пор почти ничего не известно. Хотя некоторые случаи спонтанных выступлений известны в Копыльском, Лепельском и других районах республики. Все они были разгромлены с применением регулярных частей Красной Армии, а все их участники были зачислены в разряд "врагов народа".
В связи с резким увеличением количества осужденных, организация высылки и размещения прибывавшего из центра страны контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ--НКВД. В связи с "ликвидацией кулачества как класса" в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение "Об управлении кулацкими поселками", утвердило соответствующие инструкции.
В спецпереселенческие поселки назначались комендатурой уполномоченные или поселковые коменданты. Им давались права сельского Совета. В 1933 году ОГПУ была разработана инструкция "О мерах воздействия за самовольные отлучки с работ, поселков и побеги с мест расселения". Самовольный уход с работы или из поселка без разрешения, продолжавшийся до одних суток, рассматривался как отлучка, свыше одних суток -- как побег с места высылки. Самовольная отлучка, совершенная повторно, рассматривалась как побег. За побеги, систематические отлучки возбуждалось уголовное преследование.
Материалом, достаточным для возбуждения уголовного дела, являлся рапорт коменданта или уполномоченного, который представлялся в административное управление. согласно этой инструкции, после вынесения судебного решения, все осужденные по данной категории снимались с работ и направлялись этапным порядком на дальний север -- Туруханский край (Игарка). Практика выселения людей из родных мест продолжалась и в последующие годы. В период массовой коллективизации по постановлениям полномочного представительства ОГПУ по БССР, судов, решениями поселковых советов десятки тысяч жителей Беларуси были причислены к "контрреволюционному кулацкому активу" и были высланы за пределы своей исторической Родины.
Часть из них осталась на севере нынешней Томской области. Другая -- в многочисленных лагерях Сиблага НКВД, разбросанных на территории Новосибирской, Кемеровской областей, а также Красноярского и Алтайского края. В результате только этой акции в северные края в период 1929--1932 годов было сослано свыше 100 тысяч белорусских крестьян. Одни из них погибли, особенно в первые годы ссылки, других настиг 1937 года, часть сбежала и сумела где-то устроиться, но немало было поймано и отправлено на Колыму, в Игарку и другие места заключения.
Репрессивные акции продолжались и после завершения коллективизации. Сталин и его окружение считали, что таким образом можно избавиться от неугодных. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление "Об организации трудовых поселений". Главное управление лагерей ОГПУ взяло на себя обязанность организации трудовых поселений. Кого же еще было выселять в 1933 году, когда, казалось, кулачество было ликвидировано? Предполагалось наказывать (за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний) городских жителей, отказавшихся в связи с паспортизацией 1932--1933 годов выезжать из Москвы, Минска и Ленинграда; бежавших из деревень, снятых с промышленного производства кулаков, а также высланных в 1933 году в порядке "очистки" государственных границ, осужденных органами ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно.
Трижды руководители Сиблага ОГПУ в 1933 года составляли дислокацию расселения нового контингента ссыльных. В первый раз указывалось, что прибудут 340 тысяч человек, во второй -- 281 тысяча, и 21 июня 1933 года краевому земельному управлению была послана дислокация расселения на 248 тысяч человек. В Александровский, Чаинский, Бакчарский, Колыванский, Тервизский, Тарский районы Западного-Сибирского края было отправлено около 80 тысяч спецпереселенцев -- выходцев из районов РСФСР, Украины, БССР. В районах Нарымского края предназначалось разместить около 150 тысяч человек.
Когда массовые репрессии против крестьянства превзошли все разнарядки центра, 8 мая 1933 года вышла инструкция -- "Всем партийно-советским работникам ОГПУ, суда и прокуратуры", подписанная Сталиным и Молотовым. В ней констатировалось, что беспорядочные массовые аресты в деревне в 1933 году все еще продолжались. В ряде районов, в том числе и БССР, аресты производили председатели колхозов, председатели сельсоветов и секретари партийных ячеек.
"Не удивительно, что в этой вакханалии арестов, -- отмечалось на Пленуме Верховного суда СССР 14 апреля 1933 года, -- органы, действительно наделенные правами арестовывать, в том числе и органы ОГПУ и особенно милиции, теряют всякое чувство умеренности и часто совершают необоснованные аресты, действуя по правилу: "Сперва арестуй, а потом веди расследование".
1932 год открыл новую печальную страницу репрессий в СССР. 7 августа 1932 года ВЦИК и СНК СССР был принят закон "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности". Этот закон предусматривал только одну меру наказания -- расстрел, и только в исключительных случаях, при смягчающих обстоятельствах, -- лишение свободы на 10 лет. По данным Верховного суда СССР только судебными органами в период 1933--1939 годы было осуждено 78691 человек. Если к этому добавить осужденных коллегией ОГПУ СССР и полномочными представительствами ОГПУ в республиках, краях и областях, то эта цифра превысит 540 тысяч человек.
Параллельно с репрессиями крестьянства карательные органы в 1929--1933 годы осуществляли акции, направленные прежде всего против интеллигенции.
Беларусь тоже не была исключением в общем потоке репрессий. Конец 20-х--начало 30-х годов в республике "ознаменованы" делами о вредительстве "контрреволюционных и диверсионно-шпионских организаций" и их белорусских филиалов -- "Промпартии", "Союзного бюро РСДРП (меньшевиков)" и других.
Новая разрушительная волна массовых репрессий обрушилась на ни в чем не повинных людей в 1937--1938 годы. Провозгласив защиту социализма от его "врагов", Сталин действовал как злейший и коварный враг. Никакой белый террор, никакая война не могли бы нанести такой урон народу, который нанес он, защищая свою личную абсолютную власть.
Для дальнейшей активизации деятельности судебных и несудебных органов 14 сентября 1937 года ЦИК СССР принял постановление "О внесении в действующее уголовно-процессуальные кодексы союзных республик изменений по рассмотрению дел о контрреволюционном вредительстве и диверсиях". Согласно этому постановлению кассационное обжалование по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 58-7 УК РСФСР и ст. 69-5 УК БССР (вредительство) и 58-9 УК РСФСР и ст. 71 УК БССР (диверсия) не допускалось, а приговоры о высшей мере наказания (расстрелы) приводились в исполнение немедленно.
Особенно активизировалась деятельность НКВД БССР и областных "троек" с июля 1937 года, когда, согласно указанию "сверху", на местах были составлены списки на весь "контрреволюционный" элемент. Вслед за этим в Беларуси, Западно-Сибирском крае и других регионах страны начались массовые операции по осуществлению арестов и фальсификации "контрреволюционных дел". Смысл этих акций сводился к "созданию" так называемых "всесоюзных контрреволюционных организаций": контрреволюционно-диверсионной, антисоветской повстанческо-террористической, эсеровской шпионской, контрреволюционной националистической фашистской, Польской организации войсковой и многих других.
"Следствием по делу вскрытой и ликвидированной контрреволюционной шпионско-диверсионной повстанческой организации "Польской организации войсковой" установлено, что в деятельности повстанческой организации принимали участие...", -- такие слова из постановлений на арест были вписаны в дела многих тысяч поляков и белорусов, репрессированных в 1934--1938 годах не только на территории Беларуси, но и в Москве, Пятигорске, Новосибирске, Томске, Красноярске и многих других больших и малых населенных пунктах всего бывшего Советского Союза. Практически всех их обвиняли тогда в организованном заговоре против Советской власти. Организационной формой этого "заговора", по мнению работников НКВД, должна была быть некая подпольная контрреволюционная организация, под непосредственным руководством которой и по ее прямому указанию должны были действовать "враги народа" с польскими и белорусскими фамилиями. И совсем неважно, что такой организации в природе не существовало: она была "создана" в недрах НКВД.
Дело на "Польскую организацию войсковую" -- одно из самых массовых после "Российского общевоинского союза" и "Союза спасения России" и яркий пример линейных арестов -- арестов по национальному признаку. Филиалы организации "создавались" органами НКВД в абсолютном большинстве не только в центральных районах страны, но и в Западно-Сибирском крае, Восточной Сибири, на Урале. Тем более, что сложностей это не вызывало -- процент проживающих там поляков (они в первую очередь включались в "расстрельные списки") был достаточно высок, сказалось их переселение в Сибирь в конце прошлого на начале нынешнего столетия.
Преамбула обвинительного заключения всегда оставалась неизменной, менялись лишь фамилии да названия населенных пунктов, да "факты", да "примеры" враждебной деятельности.
"При допросах выясняли, где работал до ареста обвиняемый, чем занимался, были ли какие-либо факты пожаров, отравления скота и так далее. Выяснив эти вопросы, искусственно приписывали в показания обвиняемых совершение тех или иных актов вредительской или диверсионной деятельности..." (Из показаний от 27 августа 1957 года бывшего сотрудника Новосибирского управления НКВД уроженца Минской губернии Филиповича С.Ф.)И еще одно. У дел на "Польскую организацию войсковую" была особенность, отличающая эти дела от других -- почти все они были групповыми. Вспомним хотя бы судьбу жителей деревни Белосток Кривошеинского района Западно-Сибирского края, где за одну ночь в декабре 1937 года были арестованы все мужчины в возрасте от 16 до 70 лет. Большинство из них оказалось в этом печальном списке. Вернулось же из них всего несколько человек.
И может быть не стоило говорить от этих мифических центрах и комитетах не существовавшей "Польской организации войсковой", если бы за ними не было реальных человеческих судеб. Судьбы людей с разными убеждениями, взглядами, прожитыми жизнями, но одинаковым ее завершением: подвалами НКВД и пулей в затылок. С архивно-следственными делами некоторых "членов" этой организации удалось познакомиться и таким образом более подробно изучить историю их жизненного пути.
Сыну потомственного польского дворянина Гродненской губернии Александру Сосенко судьба уготовила военную карьеру еще до рождения: военным был его дед; отец на службе у русского царя дошел до чина полковника и, выйдя в отставку, жил в городе Замостье Люблинской губернии.
К началу первой мировой войны Александру исполнилось семнадцать лет, и он не мыслил себя вне поля брани, мечтал умереть смертью храбрых за отечество. Получив благословение родителей, поступил вольноопределяющимся в 99-й Ивангородский пехотный полк и был направлен на фронт. Затем революция, огненные дороги гражданской войны. В начале 20-х годов Александр начал служить в частях польской армии, расположенных в Барановичах и Бресте, но ранения и контузия постоянно о себе напоминали. Пришлось 1923 году из армии демобилизоваться. Жена Лидия, россиянка по происхождению, постоянно тосковала о родных, оставшихся в Советской России. После долгих колебаний решились вернуться в Россию к родственникам жены.
При переходе границы А.Сосенко был арестован и комитетом ОГПУ БССР был осужден по статье 66 к трем годам концлагерей. После отбытия этих трех лет на Соловках в 1927 году его отправили в ссылку в Нарымский округ Западно-Сибирского края. Проживал он в поселке Каргасок, на плотбище леспромхоза в тайге, а с 1932 года -- в городе Колпашево, где работал механиком-мотористом на местной электростанции.
"Как установлено следствием, "Сибирский комитет Польской организации войсковой" получил соответствующее задание от 2-го отдела польского главного штаба, развернул в Сибири широкую вербовочную работу и приступил к организации повстанческих легионов и к непосредственной подготовке вооруженного восстания. Членом "Сибирского комитета" Сосенко был разработан план вооруженного восстания, которым предусматривалось следующее... легионы начинают выступление одновременно в момент военного нападения на СССР со стороны Польши, Германии и Японии; в момент восстания повстанческие отряды легионеров должны разгромить партийно-советские организации, разоружить милицию, охрану предприятий, партийно-советский актив, обратив отобранное оружие на вооружение повстанческих отрядов...
Наряду с активной подготовкой к вооруженному восстанию, участники "ПОВ" на территории Нарымского округа занимались шпионско-диверсионной деятельностью, систематически собирали сведения шпионского характера, которые сосредоточивались в руках агента польского главного штаба Сосенко, и последним передавались польским разведывательным органам..." (Из обвинительного заключения от 3 октября 1937 года по делу N 7138 на 19 участников "ПОВ") .
Арестовали его 11 августа 1937 года. После предварительного допроса в Колпашево отправили в Новосибирск. Основательно "обработанный" специалистами своего дела А.Сосенко на допросе у начальника УНКВД по Запсибкраю майора госбезопасности В.Горбача признался в том, что в 1924 году был нелегально переброшен в СССР со специальными заданиями польских разведорганов.
В чем только не "признался" Сосенко своим следователям на допросах, протоколы которых насчитывали не менее двадцати страниц печатного текста. Вот только подписи подследственного отсутствуют, а без них, как известно, протокол не считается документом. И все же, несмотря на такую "оплошность следствия", копии протоколов допросов Сосенко Александра были приобщены в качестве улик к делам сотен и тысяч сибирских поляков и белорусов, в том числе и жителей села Белосток, хотя в них нет даже упоминания о селе или каком-то из его жителей. Постановлением Особого совещания НКВД СССР от 20 октября 1937 года он был приговорен к расстрелу и 5 ноября его не стало.
Конвейер двигался исправно. Когда кончалось "сырье", доставляли новые его партии. Будто гигантская мясорубка перемалывала жизни тысяч людей. "Врагов народа" создавали искусственно. А когда их число таяло, начинались так называемые "маскирующие" репрессии. Главным образом они пришлись на вторую половину 1937 и начало 1938 года. На местах арестовывались и там же расстреливались в первую очередь представители некоренной национальности и выходцы из других регионов. Так поддерживался миф о всеобщем распространении вражеской деятельности.
Областные и городские управления НКВД получали разнарядки на выявление заданного числа "врагов народа". Разными путями, в том числе с использованием заблаговременно накопленных доносов секретных осведомителей и общественных "помощников", срочно полученных новых "признательных" показаний ранее арестованных и т.п. составлялись списки уже конкретных людей под "разнарядку". Затем они арестовывались.
А начиналось все обычно так. Центр давал разнарядку на выявление определенного числа "врагов народа". На основании этого, УНКВД по Западно-Сибирскому краю давало соответствующие "задания" по районам и ждало на очередной месяц или квартал новых "конкретных" цифр. Например, Томский горотдел НКВД от УНКВД по Западно-Сибирскому краю ежемесячно получал контрольные цифры на 3--5 тысяч человек. Из них не менее 60 процентов предлагалось осудить по первой категории, то есть расстрелять.
"Партия и правительство продлило срок работы "троек" до 1 января 1938 года. За два--три дня, что осталось до выборов в Верховный Совет СССР, вы должны провести подготовку к операции, а 13 декабря -- после выборов, начать заготовку. Даю вам три дня на заготовку, а затем вы должны нажать и быстро закончить дела...
Возрастным составом арестованных я вас не ограничиваю -- давайте стариков. Нам нужно нажать, т.к. наши уральские соседи нас сильно поджимают. По РОВСу вы должны дать до 1 января 1938 года не менее 1100 человек, по полякам, латышам и др. не менее 600 человек в день, но в общей сложности я уверен, что за эти дни вы догоните до 2000 человек. Каждый ведущий следствие должен заканчивать не менее 7--10 дел в день -- это немного, т.к. у нас шофера в Сталинске и Новосибирске дают по 12--15 дел в день... Учтите, что ряд горотделов -- Кемеровский, Прокопьевский и Сталинский -- нас могут опередить. Они взяли на себя обязательства выше, чем я вам сейчас предложил..." (Из выступления 10 декабря 1937 года начальники УНКВД по Запсибкраю И.А.Мальцева на совещании оперативного состава в г. Новосибирске).
Существовали специальные бланки отчетности. Все там по графам: сколько, из каких слоев "изъять", каких национальностей, отдельно военных, служителей культа и т.д. Дело доходило до того, что в общую численность обозначенных в разнарядке лиц, которых необходимо было арестовывать, сразу включалось уже число и тем, кто должен быть расстрелян. Перевыполнять "норму" разрешалось, но за недовыполнение следовало встречное наказание -- вплоть до высшей меры "социальной защиты". Поэтому широко бытовала практика, когда арестованных тут же в "подходящем" месте -- в лесу, в овраге, на кладбище расстреливали, а потом, уже задним числом, оформляли дела с "признательными" показаниями.
"В августе 1937 года начальник Томского горотдела НКВД И.В.Овчинников вызвал меня к себе в кабинет и спросил, сколько дел я и мои следователи закончили. Я ответил, что пока еще ни одного дела не закончено, потому что условий для следственной работы не создано, да и времени еще недостаточно (прошло 7--10 дней).
Овчинников дал мне срок 5 дней и предупредил, чтобы в течение этого срока от вас поступили ряд дел. В течение 5 суток один или двое следователей получили признательные показания, кажется, двух обвиняемых об их антисоветской деятельности. Но полностью закончить опять-таки ни одного дела не удалось. О чем я доложил Овчинникову.
Выслушав меня, Овчинников выругался нецензурно, назвал меня оппортунистом и пообещал расправиться со мной, если я буду саботировать мероприятия партии и правительства. Тогда он заявил мне примерно так: "Ты оппортунист, ты не желаешь вести борьбу с контрреволюцией. Я распишу тебя так в характеристике, разделаю как бог черепаху, что тебе на земле места не будет. У нас в горотделе один следователь дает по 10 дел в сутки, а от тебя и твоих следователей в течение 10 дней не поступило ни одного дела. Если так будешь продолжать и дальше, то я поставлю о тебе вопрос перед начальником УНКВД..." (Из показаний бывшего начальника Кожевниковского райотдела НКВД Д.К.Салтымакова 24 сентября 1956 года.).
Для активизации этой "работы" между городскими и районными отделами НКВД было развернуто "социалистическое соревнование" по принципу: кто больше арестует "врагов народа" по указанным категориям. По итогам 1937 года среди горотделов НКВД Западно-Сибирского края победителей оказался томский горотдел, за что его начальник капитан госбезопасности И.В.Овчинников был представлен к награждению орденом Ленина. Среди горотделов НКВД БССР первое место занял слуцкий во главе с лейтенантом госбезопасности Таракановым.
Целью репрессий были, конечно, не только изоляция или уничтожение неугодных. Надо было с помощью пыток и истязаний сломить их волю, заставить дать ложные показания в совершении "контрреволюционных преступлений", назвать себя "врагами народа". При соблюдении законных методов и форм следствия это было невозможно. Поэтому И.В.Сталин от имени ЦК ВКП(б) санкционировал применение физических методов воздействия, о чем свидетельствовала шифрованная телеграмма, направленная 10 января 1939 года секретарям обкомов, крайкомов, начальникам управлений НКВД. В ней, в частности, утверждалось: "ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь..."
Разумеется, пытки и истязания не сразу вошли в практику НКВД. Это был постепенный и последовательный процесс. Избиения заключенных, следственный "конвейер", лишение сна, пытки жарой и холодом, голодом и жаждой, -- все эти методы достаточно широко применялись еще в годы гражданской войны. Менее жестоко обращались, однако, органы ОГПУ--НКВД с арестованными коммунистами. До весны 1937 года особо подобранные следователи пытали и истязали только отдельных из них. Пытки и истязания, конечно, являлись наиболее несовершенным методом ведения следствия, который, как правило, вел не к выяснению. а к искажению истины, к оговору, к согласию обвиняемого на любые показания, лишь бы прекратились издевательства и унижения со стороны следователей. Это хорошо понимали сотрудники НКВД, вынуждая свои жертвы давать самые невероятные показания.
Благодаря многочисленному аппарату НКВД машина террора работала безотказно. Люди, которые служили там, были разные и несут неодинаковую ответственность за преступления, совершенные тоталитарным режимом. Одни из них, сознавая, что перед ними не враги, а люди, невинно пострадавшие, пытались хоть чем-то помочь арестованным, но сами становились жертвами произвола. Другие понимали, кому они служили, против кого боролись, и старались выбивать нужные признания любой ценой.
Что превращало абсолютное большинство работников НКВД в садистов? Что заставляло их преступить все законы и нормы человечности? Главная причина -- страх оказаться в положении заключенного. Этот страх подавлял все иные чувства. Кроме того, в органы НКВД шел особый отбор. Более гуманных отсеивали, самых жестоких и невежественных -оставляли.
Например, уроженец Минской губернии начальник Ямальского окротдела НКВД А.И.Божданкевич во время приведения приговоров в исполнение организовывал пьянки сотрудников за счет средств, изымаемых у осужденных к расстрелу; другую часть этих же средств использовал на оплату осведомителей; держал арестованных на допросе по несколько часов подряд по стойке "смирно"; арестованным женам, в присутствии мужей, заставлял выдергивать волосы с половых органов; применял длительный конвейерный допрос в течение нескольких суток; садил заключенных на ребро ножек табуретки; применял к подследственным гонку "гусиным шагом" до потери сознания; производил корректировку протоколов допросов путем предварительного написания их на черновиках, потом исправлял (шпионаж, диверсия) перепечатывал на машинке и заставлял, угрожая пистолетом, подписывать, применял при допросах пытку с использованием специально сделанной бумажной трубки для крика в уши подследственного до тех пор, пока он не терял рассудок...
За совершенные преступления А.И.Божданкевич в 1938 году был осужден Военным трибуналом войск НКВД к 5 годам лишения свободы, а в 1940 году был освобожден. Это только один из примеров применения тех методов, которые активно использовали с своей "деятельности" сотрудники органов НКВД от Бреста до Владивостока.
Вся страна, в том числе и Беларусь, была покрыта густой сетью тюрем и следственных изоляторов НКВД. Как правило они дислоцировались во всех областных центрах и столицах союзных и автономных республик. В Москве, Ленинграде и Минске (их было 4 ) находилось свыше десятка тюрем и изоляторов специального назначения. В целом по стране этих карательных учреждений насчитывалось не менее 800--900 (точное количество установить не представляется возможным ).
В связи с тем. что до сих пор на территории Беларуси не выявлено наличие в 30--40-е годы исправительно-трудовых лагерей, это вовсе не означает их реальное отсутствие. Наличие пересыльных тюрем и лагерей в Минске, Витебске, Могилеве, Слуцке, Гомеле позволяло держать там одновременно "спецконтингент" не менее 15--20 тысяч человек. Срок пребывания этапируемых в пересыльных тюрьмах и лагерях зависел от оперативности администрации и мог длиться от нескольких часов до нескольких месяцев, а в среднем -- 12--14 суток.
Учитывая то, что в период проведения массовых арестов, особенно в период 1937--1938 годов, органами НКВД БССР производились аресты нескольких тысяч человек, то возникала необходимость незамедлительного этапирования осужденных и подследственных к местам отбытия наказания.
В основном из пересыльных тюрем и лагерей, расположенных на территории Беларуси, этапирование шло по следующим основным маршрутам: Витебск--Ленинград--Петрозаводск; Витебск--Вологда--Архангельск; Минск--Витебск--Вологда--Котлас; Минск--Москва--Владимир--Киров--Сыктывкар; Могилев--Брянск--Воронеж--Куйбышев; Гомель--Чернигов--Запорожье; Минск--Москва--Казань--Свердловск--Воркута; Минск--Москва--Омск--Новосибирск--Красноярск--Норильск; Минск--Москва--Чита--Якутск--Магадан--Колыма и др.
В одном этапе порой насчитывалось до нескольких сотен человек, которые в основном железнодорожным транспортом перебрасывались на расстояние до нескольких тысяч километров.
Перевозка заключенных осуществлялась в товарных вагонах, которые были оборудованы сплошными двухярусными нарами. Под самым потолком -- два густо зарешеченных окошка. В полу было прорезано узкое отверстие -параша. Окно было обито железом, чтобы заключенные не могли расширить его и выброситься на путь, а чтобы исключить и это, то под полом укреплялись специальные железные штыри. В вагонах не предусматривалось ни освещения, ни умывальников. Вагон был рассчитан на 46 человек, но обычно в него заталкивали по 60 человек и больше.
Во время массовых акций на территории Беларуси эшелоны формировались до 20 вагонов, вмещавших более тысячи заключенных, и затем они следовали по указанным маршрутам вне графика, а путь из Беларуси на Дальний Восток, в частности, длился до двух месяцев.
В течении всего пути заключенных не выпускали из вагонов. Пищу выдавали, как правило, раз в сутки или реже сухим пайком, хотя по правилам полагалась горячая пища. Таким образом несколько тысяч наших земляков оказались в 30--40-е годы в районах Крайнего Севера, Урала, Сибири, Дальнего Востока и других районах бывшего Советского Союза.
Особенно часто уходили на Восток эшелоны после "освободительного похода" частей Красной Армии в западные области Беларуси. В частности, в одном из них оказалось 1580 уроженцев Вилейской области, осужденных Особым совещанием НКВД СССР 25 декабря 1940 года. Из них около 60% были этапированы в КотЛАГ, около 15% в СибЛАГ, не менее 20% было доставлено в АрхангелЛАГ.
Встречали "контрреволюционеров" многочисленные лагеря ГУЛАГа. Как правило они были одного типа. Территория, огражденная тремя рядами колючей проволоки. Первый ряд -- высотой около метра. Основной, средний ряд, -- высотой 3--4 метра. Между рядами колючей проволоки находились контрольные полосы, по углам четыре вышки. В центре находились помещения: медсанчасть, штрафной изолятор, обнесенный частоколом. Изолятор представлял собой капитальное помещение, разгороженное на одиночные и общую камеры. Потолки сделаны из бруса. Из такой "крепости" побег практически невозможен. Вокруг располагались бараки для заключенных, внутри которых нары. В зимнее время, да еще в условиях Урала, Сибири бараки к тому же не всегда отапливались. В таких нечеловеческих условиях мало кто из заключенных доживал до долгожданной свободы.
С сентября 1939 года "работы" у органов НКВД Беларуси снова резко прибавилось. Потянулись на Восток эшелоны с депортированными жителями Западных областей республики. В этом потоке только в Сибири оказалось более 60 тысяч белорусов, поляков, евреев, представителей других национальностей. С учетом граждан, репрессированными несудебными и судебными органами в административном порядке, эта цифра превышает 85 тысяч человек. Изучение архивных документов и материалов органов госбезопасности, МВД, судов и прокуратуры Российской Федерации, неофициальных документов, воспоминаний бывших политзаключенных позволяет сделать предварительный вывод, что на территории Западно-Сибирского края (ныне Новосибирская, Кемеровская и Томская области) в период 30-х годов только судебными органами было репрессировано не менее 45--50 тысяч уроженцев Беларуси.
Картина получается такая: главный удар был направлен против крестьян и рабочих (до 80 процентов); основные мотивы ареста -- девять человек из десяти -- совершение "контрреволюционных преступлений"; до 70 процентов граждан было осуждено в 1937--1938 годы; каждые восемь из десяти осужденных были расстреляны; по минимуму -- пять лет -- получили не более двух процентов арестованных.
Подсчитать подлинное число поляков Беларуси погибших в Западной Сибири практически невозможно. Косвенный метод, состоящий в сравнении фактической численности населения, например, по переписи 1939 года, с той величиной, которая "могла бы быть, если бы не было репрессий", тут не срабатывает: нет показателей текущего учета, что, в свою очередь, не позволяет выявить устойчивые демографические тенденции. Без этого прогноз невозможен. Поэтому в оценках необходимо прежде всего опираться на данные, которые подтверждены документально. Хотя здесь есть свое но...
Нельзя забывать о том, что отчеты, доклады, справки правоохранительных органов, особенно период 30--50-х годов создавались в соответствии с директивными указаниями партийных органов, во многом были сфальсифицированы, а статистические данные, как правило, занижались. Использование этих документов может служить только для определения минимального количества репрессированных. Анализ этих материалов в сочетании с другими источниками позволяют только примерно определить количество граждан, прошедших через систему ГУЛАГа.
Установить же точное количество репрессированных сегодня не представляется возможным, т.к. большое количество граждан республики в 30--40-е годы были повторно привлечены к уголовной ответственности в местах отбытия наказания. Наибольшее количество наших сограждан, как удалось установить из официальных и неофициальных источников, отбывали наказание в лагерях: Архангельском, Дмитровском, Воркутинском, Печорском, Котласском, Соликамском, Семипалатинском, Томском, Асиновском, Мариинском, Кузнецком, Красноярском, Тайшетском, Енисейском, Магаданском, Уссурийском и др.
В публицистике и в научной литературе уже много написано о гибели в СССР политзаключенных в годы тоталитарных репрессий. Трагическая статистика достаточно достоверно сообщает о количестве приговоренных к высшей мере наказания (ВМН) — расстрелу по ст. 58. По данным Общественного центра им. А. Д. Сахарова таковых было около миллиона. Но это — только расстрелянных. Всего же уничтоженных в ходе политических репрессий — в десятки раз больше. Видимо, гибель политзаключенных в тюрьмах и лагерях в результате целенаправленной, организованной деятельности администрации этих карательных учреждений следовало бы называть умерщвлением или, еще точнее, — убийством.
Ее изучение следует продолжать, но по состоянию на сегодняшний день в нее можно включить следующие способы и методы расправ:
1 группа (1-4) — общие санитарно-медицинские условия жизни в тюрьмах и лагерях, а также отсутствие системы охраны труда:
1) Доведение людей до состояния "доходяг". Дистрофическое состояние политзаключенных неизбежно наступало у значительного их большинства в связи с очень плохим по качеству и калорийности питанием и тяжелой физической работой, что влекло за собой необратимые изменения в организме и смерть. Напомним, что аналогичное положение было у политзаключенных и в тюрьмах. Так, например, академик Н. И. Вавилов умер в 1942 году в Саратовской тюрьме от голода.
2) Антисанитарные условия, грязь в камерах и бараках, отсутствие чистого (а то и любого) белья; редкие, кратковременные, часто без горячей воды и необходимого количества мыла бани; плохо оборудованные уборные, а в тюрьмах — "параши", которые выносили из камер раз в сутки. Это объективно вело к многочисленным, в том числе и инфекционным, заболеваниям, что в свою очередь влекло массовые смерти физически истощенных людей с резко ослабленным здоровьем.
3) Истощенные люди, живущие в антисанитарных условиях, были подвержены всевозможным заболеваниям: от простуды до туберкулеза, а лечение практически отсутствовало. При стопроцентном нездоровье медицинскую помощь, относительно сносное лечение получали единицы. Абсолютное большинство больных получало примитивное лечение, к тому же, как правило, с опозданием. Очень многих не лечили совсем. Отсюда — массовая смертность из-за болезней.
4) Несчастные случаи на тяжелых физических работах. Работа на лесоповале, разгрузке и погрузке транспорта, на шахтах и карьерах совсем не сопровождалась охраной труда. Политзаключенные страдали и гибли в многочисленных авариях и катастрофах. Пострадавшим не оказывалась немедленная необходимая медицинская помощь. Тяжелораненые должны были ожидать конца рабочей смены, когда товарищи могли отнести их в жилую зону, где находился медперсонал. Поэтому многие не доживали до лечения, либо оно им уже не помогало. Таким образом, несчастные случаи вели к массовой гибели политзаключенных.
2 группа (5-7) — взаимоотношения между охраной лагерей, тюрем и политзаключенными:
5) Избиения охраной политзаключенных, травля их собаками и т. п., без оказания медицинской помощи до конца рабочей смены. Часто, в связи с отказом от работы из-за бессилия, болезни, заключенного избивали охранники, они же провоцировали драки между работающими, травили собаками упавших от изнеможения людей. Раненных заключенных, с синяками и кровоточащими ранами, приносили и сваливали, не спрашивая разрешения хозяев, на пол ближайшей избы. Остававшийся с ними охранник не позволял оказывать помощь. Не оказывал ее и сам. Пострадавшие, мучаясь, дожидались конца смены и часто не выдерживали. Вечером в жилую зону приносили уже трупы.
6) Отказ от работы из-за физического состояния не всегда заканчивался избиением. У охранников было право (и обязанность) в определенных случаях применять оружие для пресечения "саботажа". Акт о "расстреле на месте" составлялся по возвращении в жилую зону и подписывался теми же охранниками. Подобные действия поощрялись. В заброшенной землянке бывшего лагеря под Рыбинском была обнаружена книга приказов по лагпункту. В одном из них назывались фамилии четырех бойцов охраны (трое мужчин, одна женщина) и размеры денежных премий (две по 10 и две по 15 рублей) за решительные действия с применением оружия (расстрел на месте) по пресечению отказа от работы.
7) Расстрелы (убийства) применялись и при "попытках к бегству", которые провоцировались, подстраивались, организовывались(!) охраной с целью получения денежной премии.
Рабочая зона на лесоповале, представлявшая из себя квадрат, ограничивалась вырубками, чтобы с четырех вышек, установленных по углам, можно было видеть и пресекать попытки выхода, побега из нее. При переходе на новый смежный участок две вышки оставляли, а две другие переносили на новые места. Таким образом создавался участок для продолжения лесоповала. Чтобы после двенадцатичасовой рабочей смены не носить в жилую зону инструмент и не тащить его на себе на следующий день, охранники разрешали оставлять его, спрятав в старой зоне. Но делалось это, конечно, не из гуманных соображений. Просто у охраны всегда имелась возможность застрелить заключенного, посланного утром за инструментом за пределы нынешней рабочей зоны, как "совершающего побег".
Бывшие заключенные рассказывали, что при составлении акта осмотра места "побега" учитывалось положение тела убитого. Бесспорным свидетельством "попытки к бегству" служил факт, что труп лежит ногами к зоне, а головой от нее. Поэтому охранники сразу после убийства "беглеца" смотрели, как лежит тело, и при необходимости перекладывали его. Денежное вознаграждение потом делилось между посылавшим за инструментом и стрелявшим.
3 группа (8-11) — взаимоотношения между заключенными-уголовниками и политзаключенными:
Здесь следует выделить три подгруппы этих отношений:
а) заключенные — заключенные,
б) заключенные бригадиры — рядовые заключенные, рабочие,
в) уголовники на службе власти — политзаключенные.
В этой группе стоит особняком расправа карательных органов государства (КГБ) с политическими оппонентами власти.
8) Политзаключенные в тюрьмах и лагерях всегда оказывались в более тяжелом положении по сравнению с уголовниками. Последние были лучше информированы о жизни в местах заключения, знали тюремные порядки, имели определенные навыки выживания, были сплочены своими уголовными "законами", входили в определенные структуры воровской иерархии. Политзаключенные проигрывали им практически по всем этим статьям и поэтому были угнетаемы, обираемы, хуже питались и одевались, жили и работали в более трудных условиях. В силу этих причин смертность среди политзаключенных была выше, чем среди уголовников.
9) "Социально чуждые" (по официальной классификации государственных карательных органов) политзаключенные в абсолютном большинстве оказывались рядовыми рабочими, а уголовники ("социально близкие") назначались бригадирами, иным младшим начальствующим составом на лагерных работах, в тюремных камерах.
Сами не привыкшие к добросовестному труду, они строили свое руководство на унижении человеческого достоинства, изощренной и извращенной требовательности, прямом угнетении, ибо выполнение бригадной нормы достигалось более высокой нагрузкой на рядовых работников, то есть политзаключенных, при полном неучастии в тяжелом физическом труде бригадиров и их уголовного окружения. Это вело к ускоренному и массовому переходу политзаключенных в категорию "доходяг", их гибели и смерти.
10) Еще одной изуверской практикой была та, когда неугодных политзаключенных убивали уголовники по прямому указанию офицеров КГБ. При получении соответствующего задания с конкретным указанием жертвы потенциальному убийце, отбывающему срок за уголовное преступление, давалось обещание досрочного освобождения с последующей заменой имени, фамилии и всех документов и предоставлением спокойного места жительства в тех районах страны, где его гарантированно не знают. Уголовники-убийцы были обречены на уничтожение по их новому месту жительства, чтобы пресечь утечку информации об организованных убийствах. И в этом суть методов работы и морали "компетентных органов".
11) К предыдущему тесно примыкает способ убийства политического оппонента власти (или просто неугодного человека) без посредства уголовников, а непосредственно силами КГБ. Примером может служить убийство в Минске народного артиста СССР С. Михоэлса во время гастролей в БССР Московского еврейского театра. Это тоже часть системы, ее громкое, открытое проявление.
4 группа (12-15) — целевые массовые убийства, связанные с особыми ситуациями жизни и труда в лагерях:
12) К массовым убийствам политзаключенных необходимо отнести подавления лагерных восстаний. О них достаточно написано у А. И. Солженицына. Очевидцы и участники этих восстаний лишь дополняют общую картину конкретными примерами кровавой безжалостности подавлявших (танки буксовали на раздавленных человеческих телах, останавливались от намотавшихся на гусеницы внутренностей...).
13) О новом факте массового убийства политзаключенных сообщила летом 1997 года ярославская газета "Караван-Рос". Во время строительства Рыбинского гидроузла и затопления нового русла реки Шексны в октябре 1940 года заключенным не подали команды на выход с места работы — со дна нового русла... В результате было утоплено примерно 18 тысяч человек. И сейчас еще живы те, кто помнит, как к берегам рукотворного моря прибивало множество трупов в лагерной одежде.
Получить документальное подтверждение этой трагедии до сих пор не удалось: лагерные архивы за 1940-1941 годы не сохранились на всех уровнях (от рыбинского до российского). ГУЛАГ всегда умел хранить свои тайны.
14) К подобным же методам уничтожения относится большое количество случаев затопления барж, других плавсредств с заключенными, перевозимыми в трюмах к местам отбывания наказания. Чаще это происходило в Охотском море при транспортировке политзаключенных в магаданские лагеря из приморских портов. На сей счет существуют многочисленные описания в литературе.
15) Безусловно самостоятельным методом массовых убийств политзаключенных являются повторные судебные процессы, проводимые по 58-ой статье над уже заключенными. В дополнительных расстрельных списках таковых десятки и десятки. В них не указано ни место жительства, ни профессия приговоренного, ни статья, по которой он осужден. Эту информацию заменяет одно слово — заключенный. Судя по тому, что даты приговоров к ВМН и приведения их в исполнение совпадают, можно сделать вывод, что такие повторные процессы (т.е. суды над уже осужденными) носили характер кампаний по уничтожению людей.
5 группа (16-17) — косвенные способы уничтожения политзаключенных и их близких:
16) Многие политзаключенные во время пребывания в лагерях утрачивали семьи, лишались квартир и домов, личного имущества — всего того, что составляло основу их быта. Наряду с этим после освобождения они попадали в целую систему государственно-правовых ограничений (лишений!) в трудоустройстве и в обустройстве жизни в целом. Порой это было столь трагичным, что люди кончали жизнь самоубийством. Это, бесспорно, является составной частью процесса убийств политзаключенных.
17) Насильственное отторжение, разрыв родственных связей, исчезновение, а порой и гибель являлись участью детей, чьи родители осуждались по статье 58. Их помещали в различные детские дома. При этом часто менялись фамилии и, если обстоятельства позволяли, — имена, засекречивали или вовсе уничтожали документы.
Подводя итог, хочется сказать, что приведенные сведения о внесудебных репрессиях (убийствах) политзаключенных поступили от бывших политзаключенных, членов их семей, жителей окололагерных населенных пунктов, а также из публикаций в средствах массовой информации. Исследования и поиски необходимо продолжать. Без них нельзя ответить на вопросы о гибели, уничтожении миллионов людей.
Сейчас уверенно можно утверждать лишь одно: документального подтверждения уничтожения миллионов политзаключенных не удастся получить никогда. Но в памяти людей сведения об этом хранятся.
Каждый пункт предлагаемой здесь классификации уже сейчас можно развернуть в самостоятельные статьи с соответствующими фактами и выводами, имея целью полное историческое освещение системы внесудебного уничтожения людей. И не будем забывать, что любая система обладает, по крайней мере, двумя качествами:
а) ее возникновение в социальной сфере всегда является результатом целенаправленной деятельности людей, их групп и организаций;
б) система — весьма устойчивая структура, способная к длительному сохранению и быстрому восстановлению.
На основании материалов судов, прокуратуры, НКВД--МГБ СССР и БССР можно сделать предварительную оценку количества репрессированных уроженцев Беларуси в 30--40-е годы. По оценочным данным в 1935--1940 годах за контрреволюционные преступления было привлечено к уголовной ответственности свыше 500 тысяч человек. Если учесть и количество граждан репрессированных в административном порядке эта цифра составит не менее 1,5 миллионов человек. В том числе по предварительным данным на территории Западной Сибири погибло не менее 30 тысяч уроженцев Беларуси, в том числе не менее 10 тысяч поляков.
Анализ всех видов источников информации позволяет предположить, что через ГУЛАГ НКВД СССР в 30--40-е годы прошло не менее 10--12 миллионов человек, в том числе свыше 600 тысяч уроженцев Беларуси. В то же время в период 1953--1999 годов на территории республики было реабилитировано около 180 тысяч человек, что составляет около 35% тех, кто по официальной статистике прошел через ГУЛАГ. И здесь возникает ряд серьезных проблем.
Массовые репрессии на территории Западной Сибири и Беларуси в 30-е годы носили явно выраженный плановый характер и осуществлялись карательными органами под непосредственным руководством ВКП(б) в крайне жестокой и бесчеловечной форме в отношении ни в чем не повинных граждан. Они были противозаконными, противоречили основным гражданским и социально-экономическим правам человека, обернулись трагическими последствиями для десятков и сотен тысяч людей.
ПРИКАЗАНО АРЕСТОВАТЬ
Массовые репрессии 1937-1938 гг. против лиц польской национальности — закономерное следствие в целом конфронтационной политики советского руководства 1920-1930-х гг. в отношении Польши. Существенно обострили взаимное недоверие в эти годы и неудавшаяся попытка установить в Польше советский режим в ходе советско-польской войны, и итоги Рижского мирного договора, и деятельность Коминтерна, направленная на дестабилизацию внутриполитического положения в Польше и подготовку прокоммунистического переворота. Нельзя не брать во внимание и наличие непреодолимых идеологических противоречий.
Вплоть до 1939 г. советское руководство считало Польшу плацдармом, используемым европейскими государствами для подрывной деятельности против СССР и возможного военного нападения. Развитие польско-английских, a затем польско-германских отношений рассматривалось как потенциальная угроза безопасности СССР. Однако и сама по себе Польша воспринималась как противник.
В закрытом письме Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР от 11 августа 1937 г. «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной и террористической деятельности польской разведки в СССР» утверждалось, что ПОВ (в тот момент уже давно не существовавшая) продолжает свою деятельность, масштаб этой деятельности изображался в нереальном, гипертрофированном виде.
В закрытом письме ГУГБ указывалось, что ПОВ проводит в СССР шпионскую и диверсионную работу, что участники организации глубоко внедрились в компартию Польши, захватили руководящие посты в партии и польской секции Исполкома Коминтерна, что ПОВ засылает провокаторов для разложения партии, использует партийные каналы для внедрения шпионов и диверсантов в СССР, что деятельность организации — это «работа, направленная к превращению компартии в придаток пилсудчины, с целью использования ее влияния для антисоветских действий во время военного нападения Польши на СССР».
В 1934-1935 гг. целый ряд факторов обусловил усиление репрессий против лиц польской национальности, и прежде всего против представителей Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ) и Коммунистической партии Западной Белоруссии (КПЗБ). На репрессивной политике отразилось общее изменение отношения СССР к коммунистическому движению: именно в 1935 г. VII конгресс Коминтерна сделал ставку на создание единого рабочего фронта, признав тем самым, что политика опоры только на компартии стран мира, в том числе и Польши, потерпела крах. Отношение советского руководства к Польше и полякам ужесточили и успешные действия польских спецслужб по пресечению подрывной деятельности Коминтерна. Особое раздражение советского руководства вызывали польско-германское соглашение 1934 г. и визит в Польшу Г.Геринга.
С санкции Политбюро ЦК ВКП(б) на Украине и в Белоруссии были организованы процессы, по которым проходили члены ПОВ. Решение Политбюро ЦK ВКП(б) от 31 мая 1934 г. (принятое опросом) гласило: «Разрешить ОГПУ привести в исполнение приговоры в отношении руководителей вскрытой «Польской военной организации» («ПОВ») и провокаторов в компартии Польши». В декабре 1935 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о закрытии особых переправ («окон» на границе, организованных НКВД для Коминтерна) КПЗУ и КПЗБ. «Партийные дороги» стали рассматриваться советским руководством только как каналы проникновения шпионов и диверсантов на территорию СССР. Поскольку особые переправы на западных границах СССР закрылись для польской компартии, ее представители, оказавшиеся в этот момент на территории СССР (в том числе практически вся верхушка партии), уже не могли вырваться из пределов советского государства.
Ежов, основываясь на материалах, представленных из ИККИ и НКВД, о ходе работы над проектом постановления информировал Сталина. И если начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР М.И.Гай сообщал, что «значительное количество политэмигрантов находятся под подозрением НКВД», то Ежов, нагнетая напряжение и подыгрывая вождю, в адресованной Сталину записке использовал значительно более жесткую формулировку: «Политэмигранты, подозреваемые в шпионаже, дела которых разрабатываются в НКВД».
Первоначальный проект постановления ЦК ВКП(б), носивший название «О порядке въезда в СССР политэмигрантов», после неоднократных доработок Ежовым воплотился в постановление «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов», принятое в феврале 1936 г. В соответствии с постановлением, МОПР (Международная организация помощи борцам революции, основанная в 1922 г.) лишалась права предоставлять членам коммунистических партий разрешение на въезд в СССР.
Функция выдачи таких разрешений всем иностранцам, в том числе и политэмигрантам, возлагалась только на НКВД СССР. В постановлении отмечалось, что «на территории СССР скопилось большое количество политэмигрантов, часть из которых является прямыми агентами разведывательных и полицейских органов капиталистических государств».
15 марта 1936 г. состоялось первое заседание комиссии ЦК по политэмиграции, на котором было решено не дожидаться окончательного учета всех находящихся в СССР политэмигрантов, а приступить с 1 апреля 1936 г. к рассмотрению списков по секциям Коминтерна, начав эту работу с польской секции.
1 июля 1936 г. М.И.Гай докладывал, что по месту жительства учтено и установлено 5678 политэмигрантов, причем на 2210 из них имеются компрометирующие материалы. Что касается политэмигрантов из Польши, то НКВД по заданию комиссии ЦК предоставил информацию о месте пребывания 1189 человек: в Москве — 464, на Украине — 264, в Белоруссии — 201, в Ленинградской области — 86, в Свердловской области — 70, в Крыму — 44, в Казахстане — 40, в Челябинской области — 20. На 489 из них имелись компрометирующие материалы.
Следует отметить, что уже в процессе работы комиссии репрессии ужесточились. Вместо предусмотренной постановлением ЦК ВКП(б) высылки из СССР комиссия санкционировала аресты политэмигрантов. Так, рассмотрев дела 368 польских политэмигрантов, проживавших и Москве, комиссия постановила: 53 человека подлежат аресту, 238 — направлению за границу, 77 могут быть оставлены в СССР.
Подготовка к массовым репрессиям против лиц польской национальности проявилась не только в учете политэмигрантов. В период, предшествовавший Большому террору, около 35% арестованных в целом по стране якобы за шпионаж обвинялись в принадлежности к польским разведорганам: в 1935 г. из 6409 арестованных — 2253, а в 1936 г. из 3669 — 1275.
Изменение в начале 1936 г. отношения к выходцам из других стран, прежде всего из Польши, нашло отражение в «чистке» не только аппарата Коминтерна, одного из орудий внешнеполитической деятельности СССР, но и аппарата НКВД — важнейшего инструмента реализации внутренней политики.
В организации кампании против поляков (в частности сотрудников органов НКВД) огромную роль сыграл секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля Н.И.Ежов, умело возбуждавший маниакальную подозрительность Сталина. Став в 1935 г. куратором органов государственной безопасности по линии ЦК и будучи одновременно секретарем ЦК ВКП(б), а затем и кандидатом в члены Политбюро (в отличие от наркома внутренних дел Г.Ягоды — только члена ЦК), Ежов имел широкие возможности для формирования мнения Генерального секретаря ЦК.
Первым звеном в цепи разоблачений польских «шпионов», внедрившихся в органы государственной безопасности, стало дело Маковского — заместителя начальника Особого отдела Управления НКВД Омской области, а до этого — резидента советской разведки, работавшего в Польше. Как и большинство других сотрудников-поляков, Ю.И.Маковский был принят на службу в органы по распоряжению Ф.Э.Дзержинского. Надо сказать, что значительную часть сотрудников контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР, работавших по польской линии, составляли поляки (Сосновский И.И., Баранский К.С. и другие), некоторые из которых в прошлом были кадровыми сотрудниками спецслужб Польши. Маковского арестовали в феврале 1936 г. На конспиративной квартире за рубежом в его сейфе оказалось гораздо больше денег, чем он указал, и, кроме того, там хранились письма от его сестры, жившей в Польше. В этих письмах, относящихся к 1926 г., среди знакомых упоминались видные государственные чиновники польского государства. Все это дало основания для подозрений.
Ягода в письме к Сталину, проявившему интерес к этому делу, попытался заступиться за Маковского, отмечая, что в период его Деятельности не произошло провалов, хотя и случались некоторые нарушения конспирации. Ягода направил свое письмо 3 февраля, а 7 февраля. Сталину по этому же вопросу пишет записку Ежов. Проявляя политическую бдительность, он фактически плетет интригу против Ягоды, неоднократно повторяя: «тов. Ягода не сообщает» и пытаясь внушить Сталину, что Маковский имел связи с польской разведкой. Понимая полную бездоказательность своих утверждений, он заявляет о «нецелесообразности ведения следствия в Особом отделе Главного управления государственной безопасности, где работал Ю.Маковский и где у него есть друзья». Нужно отдать должное личному мужеству Ю.Маковского, который в течение полутора лет отрицал все выдвинутые против него обвинения.
Ежов, заместивший в сентябре 1936 г. Ягоду на посту наркома внутренних дел, резко усилил кампанию борьбы с польским шпионажем. В ноябре-декабре 1936 г. были арестованы еще один бывший резидент советской разведки в Польше В.Илинич и бывший заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И.И.Сосновский. В процессе следствия к ним применялись методы физического воздействия, и в результате оба сознались, что принадлежали к ПОВ и выполняли задания разведорганов Польши. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. и Сталин и Ежов, сообщая о разоблачении работников Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, оказавшихся якобы польскими шпионами, назвали Маковского и Илинича.
Позже сотрудники Коминтерна и НКВД под пытками назовут сотни других поляков — «соучастников шпионской деятельности». В уже упоминавшемся закрытом письме НКВД СССР от 11 августа 1937 г., посвященном деятельности польской разведки, отмечалось, что в СССР произошел «полный захват и парализация всей нашей разведывательной работы против Польши и систематическое использование проникновения членов организации в ВЧК—ОГПУ— НКВД и Разведупр РККА для активной антисоветской работы».
Когда в 1937 г. начнет претворяться в жизнь чудовищный план «генеральной чистки советского общества, все упомянутые на допросах поляки будут репрессированы. В настоящее время сотрудники Коминтерна и НКВД, руководящие партийные и советские работники, ставшие первыми жертвами массовых репрессий — Ю.И.Маковский, Б.В.Скарбек-Шацкий, Ю.Ленский-Лещиньский, Т.Ф.Домбаль, М.А.Логановский, И.С.Уншлихт, И.И.Сосновский и другие, — реабилитированы.
Предлагаем читателю самому ознакомиться с этим уникальным документом.
Совершенно секретно
Народным Комиссарам
Внутренних Дел союзных республик,
Начальникам Управлений НКВД
автономных республик,
областей и краев
« О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной и террористической деятельности польской разведки в СССР» от 11 августа 1937 г. № 59098
НКВД Союза вскрыта и ликвидируется крупнейшая и, судя по всем данным, основная диверсионно-шпионская сеть польской разведки в СССР, существовавшая в виде так называемой «Польской организации войсковой» («ПОВ»). Накануне Октябрьской революции и непосредственно после нее Пилсудский создал на советской территории свою крупнейшую политическую агентуру, возглавлявшую ликвидируемую сейчас организацию, а затем из года в год систематически перебрасывал в СССР, под видом политэмигрантов, обмениваемых политзаключенных, перебежчиков, многочисленные кадры шпионов и диверсантов, включавшихся в общую систему организации, действовавшей в СССР и пополнявшейся здесь за счет вербовки среди местного польского населения.
Организация руководилась центром, находившимся в Москве — в составе Уншлихта, Муклевича, Ольского и других, и имела мощные ответвления в Белоруссии и на Украине, главным образом в пограничных районах и ряде других местностей СССР.
К настоящему времени, когда ликвидирована, в основном только головка и актив организации, уже определилось, что антисоветской работой организации были охвачены — система НКВД, РККА, Разведупр РККА, аппарат Коминтерна — прежде всего Польская секция ИК-КИ, Наркоминдел, оборонная промышленность, транспорт — преимущественно стратегические дороги западного театра войны, сельское хозяйство.
Активная антисоветская работа организации велась по следующим основным направлениям:
1. Подготовка, совместно с левыми эсерами и бухаринцами, свержения Советского правительства, срыва Брестского мира, провоцирование войны РСФСР с Германией и сколачивание вооруженных отрядов интервенции (1918 г.).
2. Широкая всесторонняя подрывная работа на Западном и Юго-Западном фронтах во время советско-польской войны, с прямой целью поражения Красной Армии и отрыва УССР и БССР.
3.Массовая фашистско-националистическая работа среди польского населения СССР в целях подготовки базы и местных кадров для диверсионно-шпионских и повстанческих действий.
4. Квалифицированная шпионская работа в области военной, экономической и политической жизни СССР, при наличии крупнейшей стратегической агентуры и широкой средней и низовой шпионской сети.
5. Диверсионно-вредительская работа в основных отраслях оборонной промышленности, в текущем и мобилизационном планировании, на транспорте, в сельском хозяйстве; создание мощной диверсионной сети на военное время как из числа поляков, так и, в значительной степени, за счет различных непольских элементов.
6. Контактирование и объединение диверсионно-шпионских и иных активных антисоветских действий с троцкистским центром и его периферией, с организацией правых предателей, с белорусскими и украинскими националистами на основе совместной подготовки свержения советской власти и расчленения СССР.
7. Прямой контакт и соглашение с руководителем военно-фашистского заговора предателем Тухачевским в целях срыва подготовки Красной Армии к войне и для открытия нашего фронта полякам во время войны.
8. Глубокое внедрение участников организации в компартию Польши, полный захват в свои руки руководящих органов партии и польской секции ИККИ, провокаторская работа по разложению и деморализации партии, срыв единого и народного фронта в Польше, использование партийных каналов для внедрения шпионов и диверсантов в СССР, работа, направленная на превращение компартии в придаток пилсудчины с целью использования ее влияния для антисоветских действий во время военного нападения Польши на СССР.
9. Полный захват и парализация всей нашей разведывательной и контрразведывательной работы против Польши и систематическое использование проникновения членов организации в ВЧК-ОГПУ-НКВД и Разведупр РККА для активной антисоветской работы.
Основной причиной безнаказанной антисоветской деятельности организации в течение почти 20 лет является то обстоятельство, что почти с самого момента возникновения ВЧК на важнейших участках противопольской работы сидели проникшие в ВЧК крупные польские шпионы — Уншлихт, Мессинг, Пиляр, Медведь, Ольский, Сосновский, Маковский, Логановский, Баранский и ряд других, целиком захвативших в свои руки всю противо-польскую разведывательную и контрразведывательную работу ВЧК-ОГПУ-НКВД.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОРГАНИЗАЦИИ И МЕТОДЫ ВНЕДРЕНИЯ ПОЛЬСКОЙ АГЕНТУРЫ В СССР
«Польская организация войскова» возникла в 1914 г. по инициативе и под личным руководством Пилсудского как националистическая организация активных сторонников борьбы за независимость буржуазной Польши, вышколенных в боевых организациях польской социалистической партии (ППС), на которую, главным образом, опирался Пилсудский, и в специальных военных школах, создававшихся им для подготовки костяка будущей польской армии.
Эти школы создавались Пилсудским в 1910— 1914 гг. в Галиции, где они носили полуконспиративный характер и пользовались субсидиями и практическим содействием со стороны разведывательного отдела австро-венгерского генерального штаба. Еще до империалистической войны в распоряжении Пилсудского находился ряд офицеров австро-венгерской разведывательной службы, обучавших пилсудчиков военному делу, а также технике разведки и диверсии, так как кадры, образовавшие несколько позднее «ПОВ» предназначались для действий в союзе с австро-германской армией на тылах русских войск и для комплектования польских легионов в предвидении войны с царской Россией.
Поэтому уже тогда, помимо территории царской Польши, члены «ПОВ» посылались в Россию, вербовались здесь на месте, исходя из принципа создания своих организаций где только можно, преимущественно в крупных городах, для учета и мобилизации своих людей в целях связи и разведки.
Одновременно «ПОВ» являлась орудием для политической мобилизации Пилсудским сил, участвующих под его руководством в борьбе за независимость Польши. В связи с этим «ПОВ» тайно проникла во все польские политические партии — от крайних левых до крайних правых, всюду вербуя активных деятелей этих партий в свои ряды на базе признания непререкаемости авторитета и личной воли Пилсудского и идеи борьбы за великодержавную Польшу в границах 1772 г.
По этой линии «ПОВ» еще с довоенных лет накапливала богатую практику внутрипартийной и межпартийной провокации, являющейся основным методом пилсудчины в ее борьбе с революционным движением.
Во главе «ПОВ» тогда находился центральный штаб, носивший название «Коменда начельна» (сокращенно— «КН»), который руководил деятельностью местных пил-судчиковских организаций, носивших то же название, с добавлением порядкового номера, например, в Белоруссии — «КН-1», на Украине — «КН-3» и т. д. Каждая из этих местных «команд» представляла собой областной территориальный округ «ПОВ», делящийся на местные комендатуры «ПОВ», количество которых на данной территории определялось в зависимости от местных условий и задач. Преследуемых пилсудчиной в данном районе.
В конце 1918 г. в связи с образованием Польши, возглавленной Пилсудским как единоличным диктатором со званием «начальника государства», главное командование «ПОВ» в полном составе влилось в генеральный штаб Польши и образовало разведывательный отдел штаба.
В период временного отстранения Пилсудского от власти в Польше (1922—1926) главное командование «ПОВ», в целом устраненное тогда эндеками из правительственных органов Польши и только частично сохранившее все влияние в разведывательном отделе генерального штаба, продолжало свою диверсионно-разведывательную работу на территории СССР независимо от официальных органов польской разведки и подготавливало новый приход к власти Пилсудского.
После так называемого майского переворота 1926 г., снова приведшего Пилсудского к власти, руководящая головка и актив «ПОВ» заполнили собой всю государственную верхушку и фашистский правительственный аппарат Польши; значительная же часть актива «ПОВ» сохранилась в подполье для борьбы с революционным движением в Польше методами провокации и революционной инспирации, а также, главным образом, для нелегального внедрения различными путями в СССР.
Деятельность конспиративной организации Пилсудского на нашей территории значительно активизируется в 1917 г., когда в связи с событиями империалистической войны в различных пунктах нашей страны скопились значительные квалифицированные кадры приближенных Пилсудского из среды военнопленных легионеров (легионы Пилсудского, сформированные «ПОВ», входили в состав австро-венгерской армии) и беженцев с территории царской Польши, оккупированной тогда немцами.
Таким образом, уже ко времени Октябрьской революции Пилсудский имел в России значительные кадры участников «ПОВ» как из среды местного польского населения, так, главным образом, из среды поляков, эвакуированных из Польши.
Поскольку, однако, основные кадры «ПОВ» времен империалистической войны состояли из людей, более или менее известных своими открытыми польско-патриотическими убеждениями, и учитывая победоносный рост влияния большевистской партии, Пилсудский летом 1917 г. предпринял специальные вербовочные меры для проникновения в РСДРП (большевиков). В этих целях, по личному указанию Пилсудского, его приближенные развернули широкую вербовочную работу среди польских социал-демократов и в ППС-левице, позднее слившихся и образовавших компартию Польши.
В течение 1917 г. находившиеся тогда в Москве и Петрограде, члены центрального руководства «ПОВ» — Пристор (впоследствии польский премьер-министр) Пу-жак (секретаре ЦК МПС), Маковский (член московского комитета ППС, впоследствии пом. нач. КРО ОГПУ и резидент ИНО ОГПУ по Польше), Голувко, Юзефовский (волынский воевода), Матушевский (позднее начальник 2-го отдела польского генерального штаба) — вовлекли в «ПОВ» ряд польских социал-демократов и членов ППС-левицы, проникших позднее на видные посты в советский государственный аппарат: Уншлихта (быв. зам. пред. ОГПУ и РВС), Лещинского (секретарь ЦК Компартии Польши), Долецкого (руководитель ТАСС), Бронковского (зам. нач. Разведупра РККА), Муклевича (нач. морских сил РККА, зам. наркома оборонной промышленности), Лонгву (комкор., нач. управления связи РККА) и ряд других, образовавших в 1918 г. московский центр «ПОВ» и возглавивших руководство всей деятельностью «ПОВ» на территории СССР.
Одновременно, в начале 1918 г., Пилсудский дал директиву ряду персонально подобранных членов «ПОВ» состоявших в ППС и находившихся в СССР, внедриться в советский государственный аппарат посредством инсценировки своего разрыва в ППС и перехода на советские позиции. К числу таким способом внедрившихся в советскую систему польских агентов относятся: бывший член Московского комитета ППС Логановский М.А. (перед арестом зам. парткома пищевой промышленности), Маковский, Войтыга (проникшие в КРО и ИНО ОГПУ-НКВД), Баранский (начальник отделения ИНО ОГПУ-НКВД) и ряд других.
Стремясь захватить в свои руки нашу разведывательную и контрразведывательную работу против Польши, Пилсудский, наряду с внедрением в ВЧК указанных выше членов «ПОВ», предпринимает в течение 1919—1920 гг. и в последующее время ряд мер к внедрению в ВЧК высококвалифицированных кадровых разведчиков — офицеров 2-го отдела польского главного штаба, которые при содействии Уншлихта, Пиляра, Мессинга, Медведя и других крупных польских агентов, проникли на руководящие должности в .советской разведке и контрразведке.
Так, И.И. Сосновский (перед арестом зам. нач. Управления НКВД по Саратовской области), являвшийся в 1919 г. эмиссаром Пилсудского и резидентом 2-го отдела польского главного штаба на территории Советской России. Получил тогда директиву начальника 2-го отдела майора Матушевского внедриться в аппарат ВЧК. Используя свой арест особым отделом ВЧК летом 1920 г., Сосновский, при содействии Пиляра, инсценировал свой разрыв с польской разведкой и «ПОВ», руководящим деятелем которой он являлся, выдал с разрешения 2-го отдела ПГП ничтожную часть своей сети и внедрился на работу в центральный аппарат ВЧК. Вскоре же Сосновскому удалось внедрить в ВЧК целую группу крупных польских офицеров-разведчиков: подполковника 2-го отдела польгенштаба Витковского (занимавшего должность начальника польского отделения особого отдела ВЧК, перешедшего затем на работу в Наркомтяжпром), Кияковского (нач. англо-романского отделения КРО ВЧК), Роллера (перед арестом — нач. Особого отдела Сталинского края), Бжезовского (зам. нач. Особого отдела Украины) и др.
Ряд других членов «ПОВ», начиная с Бронковского, проникшего при содействии Уншлихта на должность зам. нач. Разведупра РККА, внедрились во всю систему Разведупра, захватили в свои руки и парализовали всю разведывательную работу против Польши (Будкевич — нач. отдела и заграничный резидент), Жбиковский, Шеринский, Фирин, Иодловский, Узданский, Максимов и др.
Одним из видов использования этих крупных польских шпионов на заграничной работе ИНО и Разведупра была широкая подставка двойников в состав наших резидентур за границей. В дальнейшем посредством инсценировок провалов подставленные разведкой двойники перебрасывались в СССР для шпионско-диверсионной работы.
На ответственные руководящие посты в Красной Армии в разное время проникли и работали польские агенты: Уншлихт — зам. пред. РВС, Муклевич — нач. морских сил, Лонгва — нач. Управления связи РККА, Коханский — комкор, Козловский — комиссар ряда частей и многие другие польские агенты, проникшие в самые различные части РККА.
Основной кадр польских агентов, проникших в Наркоминдел, создал работавший в нем в период 1925— 1931 гг. Логановский, причем и здесь польская агентура концентрировалась на участке работы НКИД, связанной с Польшей (референтами по Польше были шпионы Морштын, Кониц), и ряде других важнейших направлений (полпред Бродовский, полпред Гайкис, полпред Карский).
Захватив с давних пор руководящие органы компартии Польши и польскую секцию ИККИ в свои руки, «ПОВ» систематически перебрасывала своих участников— шпионов и диверсантов в СССР под видом политических эмигрантов и обмениваемых политзаключенных, специально инсценируя аресты и осуждения членов «ПОВ», проникших в компартию.
Независимо от «ПОВ» метод переброски шпионов в СССР под видом политэмигрантов широко использовался польской политической полицией (дефензивой), имеющей в компартиях Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии значительные по количеству кадры своей провокаторской агентуры из среды польских, белорусских. Украинских националистов, проникших в различные революционные организации.
Одновременно различные органы польской разведки (преимущественно местные аппараты 2-го отдела польглавштаба — виленская и львовская экспозитуры, пограничные разведывательные пункты-разведпляцувки, политическая полиция тыловых и пограничных районов Польши) систематически, в массовом масштабе, перебрасывают в СССР шпионов и диверсантов под видом перебежчиков.
Преступные цели своего прибытия в СССР эти «перебежчики» прикрывали различными мотивами и предлогами (дезертирство с военной службы, бегство от полицейского преследования, от безработицы — в поисках заработка. Для совместного проживания с родственниками и т. д.).
Как сейчас выясняется, польские шпионы и диверсанты, перебрасываемые в СССР под видом перебежчиков. Несмотря на наличие у них самостоятельных путей связи с Польшей, в ряде случаев связывались на нашей территории с участниками «ПОВ», действовали под их руководством, а масса перебежчиков в целом являлась для организации источником активных кадров.
Ряд квалифицированных польских шпионов, переброшенных в СССР под видом перебежчиков — солдат, дезертировавших из польской армии, оседали в Саратовской области, где действовали польские агенты Пиляр и Сосновский.
Политэмигранты и перебежчики образуют костяк диверсионной сети поляков в промышленности и на транспорте, комплектующий диверсионные кадры из среды местных националистов-поляков. Что наиболее важно, за счет самых различных непольских, глубоко законспирированных антисоветских элементов.
Организацию «ПОВ» <на Украине возглавлял Лазоверт (Госарбитр УССР), под руководством которого находился частично ликвидированный в 1933 г. центр «ПОВ» на Украине (Скарбек, Политур, Вишневский), а в Белоруссии — Бенек (наркомзем БССР), который, также как и Лазоверт, являлся участником московского центра «ПОВ» с 1918 г.
ПОДГОТОВКА АНТИСОВЕТСКОГО ПЕРЕВОРОТА . В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД РЕВОЛЮЦИИ
Первый этап активной деятельности «ПОВ» в Советской России включает в себя действия, направленные в начале 1918 г. к срыву Брестского мира и подготовке вместе с бухаринцами и левыми эсерами антисоветского переворота, с целью втянуть Советскую Россию в продолжение войны с Германией, поскольку к тому времени Пилсудский уже переориентировался на Атланту и направлял деятельность своих организаций по директивам французского штаба.
Члены организации — Уншлихт, Лещинский и Долецкий, вместе с Бухариным и левыми эсерами разработали план ареста Совнаркома во главе с Лениным. В этих целях Пестковский, по поручению Уншлихта, установил связь с представителем французской разведки в Москве генералом Лявернь и руководством левых эсеров; Бобинский сколачивал вооруженные отряды для участия в левоэсеровском восстании; в польских частях, сохранившихся от времени Керенского, велась работа по подготовке их провокационного военного выступления против немецких войск на демаркационной линии.
Потерпев неудачу в осуществлении плана антисоветского переворота и возобновления войны с Германией, московская организация «ПОВ», действуя по директивам Ляверня и нелегально прибывшего на советскую территорию адъютанта Пилсудского — видного члена «ПОВ» Венявы-Длугошевского, переключилась на подготовку интервенции против Советской России, создавая под видом формирования польских частей Красной Армии свою вооруженную силу.
Сформировавшаяся в конце 1918 г. так называемая Западная стрелковая дивизия, укомплектованная преимущественно поляками, была в своей командной головке целиком захвачейа членами «ПОВ» (комдивы Маковский и Лонгва, комиссары Лазоверт и Славинский, комбриги Маевский и Длусский, комиссары бригад Сцибор, Грузель и Черницкий, командиры полков, — все без изъятия были членами «ПОВ»), создававшими группы «ПОВ» в различных частях дивизии.
ПОРАЖЕНЧЕСКАЯ РАБОТА В ПЕРИОД СОВЕТСКО-ПОЛЬСКОЙ ВОЙНЫ
Основным полем деятельности московской организации «ПОВ» с начала 1919 г. становится Западный фронт, где организация, используя пребывание ряда своих участников на руководящих постах в штабе фронта (Уншлихт — член РВС фронта, Муклевич — комиссар штаба фронта, Сташевский — начальник разведывательного отдела штаба фронта, Будкевич — комиссар штаба 16-й армии), в Особом отделе фронта (Медведь, Ольский, Поличкевич, Чацкий), в правительственных органах Белоруссии (Циховский — председатель ЦИКа Литбелреспублики), широко развернула работу, направленную к поражению Красной Армии и облегчению захвата поляками Белоруссии.
Первым, наиболее крупным актом деятельности организации на фронтах была сдача Вильно полякам, совершенная Уншлихтом, захватившим в свои руки руководство оборонной Литбелреспублики.
В различных частях Западного фронта организация сконцентрировала значительное количество своих сторонников. Собрав их из различных местностей страны, под видом мобилизации поляков-коммунистов на фронт, насадила своих людей в различные советские учреждения фронта и возглавила работу местной организации «ПОВ» в Белоруссии («КН-1»), созданной поляками независимо от московского центра.
В дальнейшем, во время советско-польской войны, организация под руководством Уншлихта не только снабжала польское командование всеми важнейшими сведениями о планах и действиях нашей армии на Западном фронте (Уншлихт передал полякам план наступления на Варшаву), но проводила планомерную работу по влиянию на оперативные планы фронта в нужном для поляков направлении и развернула широкую диверсионно-повстанческую работу на тылах Западного фронта.
В свете установленных сейчас следствием фактов совершенно несомненно, что ликвидируемая организация «ПОВ» во главе с Уншлихтом сыграла крупную роль в деле срыва наступления Красной Армии на Варшаву.
ФАШИСТСКАЯ НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА СРЕДИ ПОЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СССР
В период гражданской войны, наряду с диверсионно-повстанческой деятельностью, широкую националистическую работу среди местного польского населения вели созданные независимо от московского центра «ПОВ» местные организации «ПОВ» в Белоруссии («КН-1»), на Украине («КН-3»), в Сибири и др. местах.
После окончания советско-польской войны, местные организации «ПОВ» перестраиваются в соответствии с условиями мирного времени, и руководство всей их антисоветской деятельностью сосредотачивается в московском центре «ПОВ», который развернул широкую, ведущуюся до сих пор, фашистскую националистическую работу среди польского населения СССР.
Особенно активно с конца 1920 г. начинается широкое внедрение польской агентуры на руководящие посты всей системы партийно-советских учреждений по работе среди польского населения СССР и использование этой системы для проведения работы «ПОВ».
Члены «ПОВ» Гельтман и Нейман проникают на должности секретарей польбюро при ЦК ВКП(б), Вноровский, Вонсовский, Мазепус — в польбюро ЦК КП(б) Белоруссии, Скарбек, Лазоверт и другие — в польбюро ЦК КП(б) Украины, Домбаль — редактором газеты «Трибуна Радзецка» в Москве, Принц и Жарский — редакторами польской газеты в Минске, другие члены «ПОВ» захватывают руководство в редакциях польских газет на Украине, в польсекциях Наркомпросов, польские издательства, техникумы, школы и клубы в различных местностях СССР.
Пользуясь по своему служебному положению правом распределения кадров, Гельтман и Нейман направляли из Москвы членов «ПОВ», прикрывавшихся партбилетами, на партийную, культурно-просветительную, педагогическую, хозяйственную работу в самые различные районы СССР, где только есть польское население, не только на Украину, в Белоруссию и Ленинград, но и на Урал, в Сибирь, ДВК — где польская разведка ведет активную, не вскрытую до сих пор работу в контакте с японской разведкой.
Свое внедрение в эту систему партийно-советских учреждений организация активно использовала для создания местных низовых групп «ПОВ» и разворачивания широкой шовинистической и полонизаторской работы, продолжающейся до сих пор и имеющей своей целью подготовку прежде всего диверсионно-повстанческих кадров и вооруженных антисоветских выступлений на случай войны.
Эти же цели преследовались созданием под воздействием «ПОВ» польских национальных сельсоветов и районов в пограничной полосе, зачастую в местностях с меньшинством польского населения, что также обеспечивало «ПОВ» одну из возможностей полонизаторской работы среди украинцев и белорусов — католиков.
Свое проникновение в систему советско-партийных учреждений по работе среди польского населения «ПОВ» широко использовала для проведения всесторонней шпионской работы через свою массовую агентуру в различных местностях страны.
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКОЙ ТРОЦКИСТСКОЙ И ИНЫХ АНТИСОВЕТСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ :
В своей практической диверсионной, шпионской, террористической и пораженческой работе на территории СССР польская разведка широко использует прежде всего троцкистских наймитов и правых предателей.
В 1931 г. Уншлихт и Муклевич, связавшись с антисоветским троцкистским центром, в лице Пятакова, а затем и с Каменевым, договорились с ними о совместной вредительской подрывной работе членов «ПОВ» и троцкистов-зиновьевцев в народном хозяйстве страны и, в частности, в военной промышленности.
В сентябре 1932 г. Уншлихт вошел в контакт также с центром правых предателей, получив согласие Бухарина на Объединение диверсионно-вредительской работы правых и «ПОВ».
Наконец, в 1933 г. с ведома Пятакова, Уншлихт связывается с изменником Тухачевским, получает от него информацию о его сношениях с германскими фашистами и договаривается с ним о совместных действиях, направленных к ликвидации советской власти и реставрации капитализма в СССР. Уншлихт договорился с Тухачевским о снабжении последним польской разведки важнейшими шпионскими сведениями по РККА и об открытии полякам нашего Западного фронта в случае войны.
Все местные организации «ПОВ» вели антисоветскую работу в теснейшей связи с троцкистами, правыми и различными антисоветскими националистическими организациями на Украине, в Белоруссии и др. местах.
ШПИОНСКАЯ РАБОТА ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ В СССР
Независимо от шпионской работы своей низовки, московский центр «ПОВ» осуществлял вплоть до ликвидации систематическое снабжение польской разведки всеми важнейшими сведениями о военном, экономическом и политическом положении СССР, включая оперативно мобилизационные материалы штаба РККА, к которым Уншлихт, Муклевич, Будкевич, Бронковский, Лонгва и другие участники московского центра имели доступ по своему служебному положению.
Параллельно этому московским центром «ПОВ» и резидентами 2-го отдела ПГШ велась крупная вербовка шпионов из среды непольских элементов. Уншлихт, например, в 1932 г. завербовал для польской разведки начальника Артиллерийского управления РККА Ефимова и получал от него исчерпывающие сведения о состоянии артиллерийского вооружения Красной Армии. Другой участник московского центра «ПОВ» — Пестковский провел ряд вербовок в Коминтерне, научных институтах и других учреждениях, причем вербовал большей частью неполяков непосредственно для польской разведки, как таковой, и только в некоторых случаях прямо в «ПОВ», поскольку варшавский центр санкционировал организацию включать в отдельных случаях в «ПОВ» также и непольские элементы (русских, украинцев). Крупную шпионскую сеть в Наркоминделе создал Логановский.
Особенно большую вербовочную работу провели резидент 2-го отдела ПГШ И. Сосновский и его заместитель по резидентуре подполковник 2-го отдела В. Витковский.
Сосновский завербовал и использовал для польской разведки пом. нач. Разведупра РККА Карина (оказавшегося немецким агентом с 1916 г.), пом. нач. Разведупра РККА Мейера, помощника прокурора СССР Прусса, зам. нач. Дмитровского лагеря НКВД Пузицкого и ряд других лиц, занимавших ответственные должности в РККА, ОГПУ-НКВД и центральных правительственных учреждениях.
В. Витковский, внедренный Сосновским в ВЧК в 1920 г., был позднее переброшен для шпионской работы на транспорте и руководящих органах народного хозяйства, где он ко времени ареста создал крупную диверсионно-шпионскую сеть, состоявшую преимущественно из специалистов. Серьезным накалом проникновения в Красную Армию польской шпионской агентуры, сохранившейся в ней до сих пор, была существовавшая в Москве с 1920 по 1927 г. так называемая школа Красных коммунаров (именовавшаяся перед расформированием объединенной военной школой им. Уншлихта.
Эта военная школа, особенно в первый период своего существования, комплектовалась за счет поляков, направляющихся в нее, главным образом, польским бюро при центральных и местных партийных органах.
Проникшие в польбюро члены «ПОВ» направляли в школу участников организации, а также кадровых агентов польской разведки, оставшихся в СССР под видом не желающих возвращаться в Польшу военнопленных периода советско-польской войны или прибывших под видом перебежчиков; в самой же школе существовала крепкая группа «ПОВ», проводившая самостоятельную вербовочную работу.
Школа готовила командный состав пехотной, кавалерийской и артиллерийской специальностей, направлявшийся в самые различные части РККА, куда, естественно, попадали и оканчивавшие школу польские шпионы.
Связь с Варшавой осуществлялась организацией регулярно, с применением самых различных и многообразных способов.
В СССР систематически приезжали видные представители варшавского центра «ПОВ» и 2-го отдела Польглавштаба, которые связывались здесь с Уншлихтом, Пестковским, Сосновским, Витковским, Бортновским и др.
Эти представители приезжали в СССР под разными официальными предлогами (в качестве дипкурьеров, для ревизий польских дипучреждений, по коммерческим делам), под личными прикрытиями (в качестве туристов, для свидания с родственниками, транзитом, а также нелегально). Специально для постоянной связи с Сосновским и Ольским в составе польского военного атташата в Москве находились командированные из Варшавы приближенные к Пилсудскому офицеры 2'го отдела ПГШ Ковальский и Кобылянский, встречи с которыми были легализованы путем проведения фиктивных вербовок их Ольским и Сосновским для ОГПУ.
Ряд членов организации имел конспиративную связь с польским военным атташатом в Москве и другими членами посольской резидентуры (Висляк, Будкевич, Домбал, Науискайтис, Кобиц и др.).
Другие участники «ПОВ», пробравшиеся на должности, дававшие им возможность официальных встреч с составом иностранных посольств, пользовались этими встречами для разведывательной связи (Логановский — на официальных приемах, Морштын — по работе в НКИД, Пестковский — в различных польско-советских комиссиях и т.д.).
Члены организации, находившиеся на заграничной, советской официальной или негласной работе, связывались там с представителями «ПОВ» и 2-го отдела ПГШ (Логановский, Баранский и др. в Варшаве, Боржозовский Г. — в Финляндии, Чехословакии и Японии, Лещинский — в Копенгагене, Будкевич — во Франции и т.д.).
Наконец, у ряда крупных резидентов (Сосновский, Пестковский) существовали сложные шифры и пароли для связи.
Через все эти каналы связи в Варшаву систематически передавались все добывающиеся шпионские сведения и информация о деятельности организации, а из главного центра «ПОВ» и 2-го отдела ПГШ получались денежные средства и директивы о направлении активной деятельности организации.
ВРЕДИТЕЛЬСКАЯ И ДИВЕРСИОННАЯ РАБОТА ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ В НАРОДНОМ ХОЗЯЙСТВЕ СССР
Сразу же после окончания гражданской войны польская разведка через московский центр «ПОВ» и по другим параллельным линиям начала вредительскую работу, направленную в первый период к срыву восстановления промышленности СССР.
В 1925 г. приезжавший в Москву представитель варшавского центра «ПОВ» М. Сокольницкий передал Уншлихту директиву об усилении вредительской работы, дополненную вскоре указанием о переходе к диверсионным действиям.
В соответствии с этими директивами московский центр «ПОВ» развернул и осуществлял вплоть до своей ликвидации широкую диверсионно-вредительскую деятельность, направленную к подрыву обороноспособности СССР.
Ряд виднейших членов «ПОВ» был внедрен в руководящие органы РККА и РККФ, а также в гражданские учреждения, ведавшие вопросами обороны страны (штат РККА, Управление военно-морских сил, сектора обороны, транспорта и металлургии Госплана СССР, Главморпром и др.).
В 1925 г. при штабе РККА был сформирован военно-экономический отдел Мобилизационного управления.
На руководящую работу в этот период был внедрен член «ПОВ» Ботнер С., являвшийся одновременно участником действовавшей на военно-научном участке польской шпионско-вредительской группы Горбатюка.
Совместно с последним Ботнер С.О. развернул в Мобупре штаба РККА серьезную вредительскую работу, рассчитанную на подготовку поражения Советского Союза в предстоящей войне.
Так, при разработке мобилизационных проблем, группа посредством перенесения центра внимания на вопросы обеспечения тыла вредительски срезала заявки самой армии на военное время как якобы завышенные. Сроки мобилизационного развертывания промышленности удлинялись до года и более, что, по существу, оставляло ряд предприятий неподготовленными к обороне. Разрешение вопросов обеспечения Красной Армии военной техникой и усовершенствования последней — систематически срывались.
В 1927 г. был создан сектор обороны Госплана СССР, которому принадлежит крупнейшая роль в деле подготовки обороны страны, мобилизации промышленности и транспорта.
Чтобы захватить в свои руки этот важнейший участок, московский центр «ПОВ» внедрил на руководящую работу в сектор обороны Госплана сначала упомянутого выше Ботнера, а затем, при его и Уншлихта содействии, туда проникли члены «ПОВ»: Колесинский В.А., Муклевич Анна, Шеринский Заслав и др., а в 1931 г. и сам Уншлихт, занимавший пост зам. председателя Госплана СССР. Эти лица, в свою очередь, вовлекли вновь в организацию ряд ответственных работников сектора обороны.
В своей практической деятельности организация стремилась прежде всего подорвать развитие военной промышленности.
Первоначально члены организации открыто выступали против строительства военных заводов под прикрытием того, что это дорого и непосильно, вредительски рекомендуя военное производство налаживать в гражданской промышленности.
В этой своей деятельности Уншлихт, Колесинский, Ботнер и другие блокировались с антисоветской троцкистской группировкой Смилги в ВСНХ.
В дальнейшем от рискованных открытых выступлений против военного строительства организация перешла к более замаскированным методам подрыва советской оборонной базы.
При проработке в секторе обороны Госплана СССР планов капитального строительства военной промышленности члены организации умышленно распыляли средства по многим строительным объектам и не обеспечивали нужными средствами решающие стройки. В результате строительство военных заводов растягивалось на длительные сроки, создавалась некомплектность в мощности отдельных цехов, поощрялась практика беспроектного строительства.
В этом отношении особенно характерен срыв строительства и реконструкции снаряжательных заводов, направленный в сочетании с другими вредительскими действиями к созданию «снарядного голода» на время войны.
В ряде районов, например, на Урале, были построены только снарядные заводы, снаряжательные же отсутствовали. Это приводило и приводит к тому, что производство корпусов снарядов находится на расстоянии нескольких тысяч километров от мест, где они могут получить снаряжение. В тех же случаях, когда строительство снаряжательных заводов все-таки велось, разворот его сознательно тормозился, а обслуживающее снаряжательные заводы хозяйство (вода, пар, энергия, канализация) дезорганизовывалось.
Также намеренно срывалось строительство и реконструкция заводов производства корпусов снарядов. Уншлихт, Колесинский, Ботнер в практическом контакте с троцкистской организацией в промышленности (Пятаков, Смилга, Ерман, Крожевский) намеренно запутывали мощность этих заводов, затягивали их строительство и реконструкцию.
Аналогичное положение имело место и с производством порохов. При проработке в секторе обороны Госплана плана строительства новых пороховых заводов, Уншлихт, Колесинский, Ботнер принимали и проводили в жизнь вредительские установки Ратайчака, в частности
расчеты мощностей по устаревшим нормам. Одновременно с этим вредительство шло по линии задержки строительства новых объектов (например, Алексинского порохового комбината Московской области), дезорганизации обслуживающего хозяйства пороховых заводов и срыва реконструкции старых пороховых заводов (Казанского № 40, им. Косякова № 44 и др.).
По линии планирования же организация проводила умышленное занижение планов потребности в металлах для военных заказов, давала ложные, заведомо преуменьшенные сведения о производственных мощностях военной промышленности, доказывая, что планы заказов военведа для военной промышленности невыполнимы, и максимально сокращала мобилизационные заказы военведа и НКПС, в результате чего из года в год росло недовыполнение программ оборонного строительства и недобор мобилизационных запасов.
Планы обеспечения мобилизуемой промышленности рабочей силой вовсе не разрабатывались в течение ряда лет.
Несмотря на дефицит в обеспечении военных производств цветными металлами в военное время, мероприятия по замене цветных металлов тормозились так же, как и развитие промышленности редких металлов.
Отдельные участки мобилизационной подготовки в секторе обороны Госплана СССР намеренно оставлялись заброшенными, в частности мобилизационная подготовка в области здравоохранения и в области сельского хозяйства.
Лично Уншлихт, при помощи завербованного им для польской разведки троцкиста Епифанова, провел значительную вредительскую работу в транспортном секторе Госплана СССР.
Эти вредительские действия были направлены к дезорганизации завоза сырья на заводы, срыву выпуска готовой продукции и осуществлялись путем установления намеренно заниженных норм и показателей. Необходимый ремонт Транспорта систематически срывался путем урезки заявок НКПС на металл. Ликвидация узких мест транспорта искусственно тормозилась путем вредительского распределения ассигнований при утверждении титульных списков капитальных работ на транспорте.
План мобилизационных перевозок на железнодорожном транспорте в течение длительного периода времени составлялся так, что с объявлением войны хозяйственные перевозки должны были почти вовсе прекратиться, что означало срыв мобилизации промышленности и нормальной жизни тыла страны.
Серьезнейшая вредительско-диверсионная работа была проведена в системе военно-морского флота и Главморпрома одним из руководителей «ПОВ» Муклевичем Р.А.
С момента своего назначения начальником морских сил РККФ в 1925 г., Муклевич начал энергично сколачивать антисоветские кадры для использования их в работе «ПОВ».
Муклевич привлек к вредительской работе своего заместителя зиновьевца Куркова П.И., входившего в антисоветскую организацию в морском флоте и через него использовал эту группировку в интересах «ПОВ».
Вредительская работа Муклевича во флоте началась с торможения строительства торпедных катеров, сторожевых кораблей и первой серии подводных лодок. Проектирование этих судов Муклевич поручил Игнатьеву, возглавлявшему группу вредителей в научно-техническом комитете. Утвержденные Реввоенсоветом сроки проектирования и строительства этих судов самовольно нарушались и изменялись. Заложенные на стапелях суда по нескольку раз расклепывались и перекладывались заново. Заказы на оборудование размещались несвоевременно и некомплектно.
Перейдя в 1934 г. на должность начальника Главморпрома, Муклевич и там сформировал вредительско-диверсионную организацию, не теряя одновременно контакта с антисоветской организацией в РККФ.
Во вредительскую организацию в системе морского судостроения Муклевич вовлек более 20 руководящих работников судостроительной промышленности из числа троцкистов, зиновьевцев и антисоветски настроенных специалистов. С их помощью Муклевич развернул широкую вредительскую и диверсионную деятельность в Главморпроме и на заводах судостроительной промышленности.
В результате этой деятельности задержаны строительство и сдача военведу ряда судов и подводных лодок. В частности, путем задержки производства дизелей сорвана сдача в текущем году подводных лодок для Дальнего Востока. В подлодке «Малютка» вредительски увеличен габарит, лишающий возможности перевозить ее по железной дороге. Сорвано строительство серийных эсминцев. На лидерах-эсминцах корпус корабля сделан слишком легким, что мешает использованию кормовой артиллерии. На крейсерах зенитная артиллерия размещена так, что не может быть одновременно введена в бой. Сорвана подготовка стапелей для закладки линкоров на Николаевских заводах.
По договоренности с антисоветской организацией в РККФ испытание уже готовых кораблей систематически тормозилось, и они не вводились в строй.
Наряду с широким вредительством Муклевич подготовлял и диверсионные акты.
Так, в частности, по указанию Муклевича члены организации в промышленности морского судостроения Стрельцов и Бродский должны были организовать вывод из строя больших стапелей Балтийского судостроительного завода. Эту диверсию намечено было осуществить либо путем устройства замыкания электрических проводов, которые в большом количестве имеются на окружающих стапеля лесах, либо путем организации взрыва. Однако осуществить эту диверсию Муклевичу не удалось.
Также подготовлялся вывод из строя ряда крупных военных заводов в Ленинграде, в том числе часть агрегатов Кировского завода, помощник директора которого, Лео Марковский, также являлся членом «ПОВ».
Диверсионные группы на крупнейших авиационных (завод № 22, Пермский авиазавод и др.) и артиллерийских заводах (им. Молотова, «Баррикады», Тульский, киевский «Арсенал»), в химической промышленности были созданы Логановским, Будняком, Артамоновым, Баранским и др.
Крупнейшую базу для диверсионной сети в промышленности составляют перебежчики и эмигранты из Польши, осевшие преимущественно на Урале и в Сибири. Поскольку, однако, за последние годы велась чистка основных оборонных предприятий от этих категорий, польская разведка и «ПОВ» в целях создания особо законспирированной диверсионной сети вербовала различные непольские элементы, работающие в, оборонной промышленности и не разоблаченные до сих пор.
Диверсионная работа польской разведки на транспорте концентрировалась преимущественно на железных дорогах западного театра войны и Сибирской магистрали, главным образом на Уральском участке, с целью отрезать Дальний Восток от центральной части Союза. Однако вскрытие польских диверсионных групп на транспорте до сих пор совершенно не развернуто.
В ряде случаев, в целях проверки готовности созданной на военное время диверсионной сети, организация производила в ряде мест диверсионные акты.
Так, участник организации «ПОВ» в Днепропетровской области Вейхт, по директиве украинского центра «ПОВ», произвел диверсионный акт на Каменской электростанции, при котором станция была полностью уничтожена.
ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ
По директивам из Варшавы Уншлихт, Пестковский, Маковский, Домбаль, Висляк, Матушевский и другие, вместе с троцкистами, вели подготовку центральных террористических актов.
Так, например, Матушевский создал в аппарате московской милиции группу «ПОВ», вовлек в нее вместе с Шипровским (быв. секретарь парткома милиции) большое количество работников милиции (в том числе и не поляков), проводивших свою подрывную деятельность на различных участках милицейской службы (наружная служба, связь, охрана метро, комвуз милиции).
По директивам Домбаля, Матушевский и Шипровский готовили центральные террористические акты, используя нахождение участников группы на охране объектов, посещаемых членами правительства.
Завербованный Сосновским в Саратове польский агент Касперский (редактор областной газеты «Коммунист») входил в состав троцкистской организации, был связан с саратовским краевым троцкистским центром и, наряду с участием в его диверсионно-вредительской работе (диверсионная группа на заводе комбайнов, свинцовых аккумуляторов, заводе 195 и др.), включился в подготовку центральных террористических актов.
В деловом контакте с краевым троцкистским центром находились также Сосновский и Пиляр, сам участвовавший в подготовке террористических актов.
Саратовская группа «ПОВ», через того же Касперского, находилась в связи с антисоветской организацией правых в Саратове.
Ликвидируемый сейчас филиал «ПОВ» в Днепропетровской области вел подготовку центральных терактов совместно с троцкистско-зиновьевской организацией в Днепродзержинске, с которой контактировал также свою диверсионно-вредительскую работу.
Наряду с террористической работой в настоящее время московский центр «ПОВ» имел директиву подготовить ряд боевых групп для совершения центральных террористических актов в момент военного нападения на СССР.
Работу по созданию таких групп вел член московского центра «ПОВ» Пестковский.
ВРЕДИТЕЛЬСТВО В СОВЕТСКОЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ И КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ РАБОТЕ
После окончания советско-польской войны, основной кадр организации возвращается в Москву и, используя пребывание Уншлихта на должностях зампреда ВЧК-ОГПУ, а затем зампреда РВС, разворачивает работу по захвату под свое влияние решающих участков деятельности ВЧК-ОГПУ (Пиляр — нач. КРО ВЧК, Сосновский и его группа в КРО ВЧК, Ольский — пред. ГПУ Белоруссии, Ихновский — нач. ЭКУ ОГПУ, Медведь — председатель МЧК, позднее сменил Мессинга на посту ПП ОГПУ в ЛВО, Логановский, Баранский и ряд других в системе ИНО ВЧК-ОГПУ-НКВД) и Разве-дупра РККА (Бортновский и др.).
Работа организации в системе ВЧК-ОГПУ-НКВД и Разведупре РККА в течение всех лет направлялась, в основном, по следующим линиям:
1. Полная парализация нашей контрразведывательной работы против Польши, обеспечение безнаказанной успешной работы польской разведки в СССР, облегчение проникновения и легализации польской агентуры на территорию СССР и различных участках народно-хозяйственной жизни страны.
Пиляр, Ольский, Сосновский и другие в Москве, Белоруссии, Мессинг, Медведь, Янишевский, Сендзиковский и другие в Ленинграде — систематически срывали мероприятия наших органов против польской разведки, сохраняли от разгрома местные организации «ПОВ», предупреждая группы и отдельных членов «ПОВ» об имеющихся материалах, готовящихся операциях, консервировали и уничтожали поступавшие от честных агентов сведения о деятельности «ПОВ», заполняли агентурно-осведомительную сеть двойниками, работавшими на поляков, не допускали арестов, прекращали дела.
2. Захват и парализация всей разведывательной работы НКВД и Разведупра РККА против Польши, широкое и планомерное дезинформирование нас и использование нашего разведывательного аппарата за границей для снабжения польской разведки нужными ей сведениями о других странах и для антисоветских действий на международной арене.
Так, член «ПОВ» Сташевский, назначенный Уншлихтом на закордонную работу, использовал свое пребывание в Берлине в 1932 г. для поддержки Брандлера в целях срыва и разгрома пролетарского восстания в Германии, действуя при этом по прямым директивам Уншлих-та.
Член «ПОВ» Жибковский, направленный Бронковским на закордонную работу Разведупра РККА, вел провокационную работу в целях осложнения взаимоотношений СССР с Англией.
По директивам Уншлихта члены организации Логановский и Баранский использовали свое пребывание по линии ИНО в Варшаве в период отстранения Пилсудского от власти для создания под прикрытием имени ОГПУ диверсионных пилсудчиковских организаций, действовавших против тогдашнего правительства эндеков в Польше, и готовили от имени резидентуры ИНО провокационное покушение на французского маршала Фоша во время его приезда в Польшу в целях срыва установления нормальных дипломатических отношений между Францией и СССР.
3. Использование положения членов «ПОВ» в ВЧК-ОГПУ-НКВД для глубокой антисоветской работы и вербовки шпионов.
Эмиссар Пилсудского и резидент 2-го отдела ПГШ И. Сосновский широко использовал свое положение в органах для установления контакта с различными, преимущественно националистическими антисоветскими "элементами и возглавил их подрывную деятельность в Закавказье, Средней Азии и других местах.
Однако, едва ли не самый большой вред нанесла нам теория и практика пассивности в контрразведывательной работе, упорно и систематически проводившаяся польскими шпионами, проникшими в ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Пользуясь захватом в свои руки руководящих постов в нашем контрразведывательном аппарате, польские шпионы сводили всю его работу к узко оборонительным мероприятиям на нашей территории, не допускали работы по проникновению нашей контрразведывательной агентуры в центры иностранных разведок и других активно наступательных контрразведывательных действий.
Срывая и не допуская основного метода «контрразведывательной работы, заключающегося в перенесении нашей борьбы против иностранных разведок на их собственные территории, польские шпионы в наших органах достигли такого положения, при котором советская контрразведка из органа, которому пролетарским государством поручена борьба против иностранных разведок и их деятельности в целом, была на ряд прошедших лет превращена в беспомощный аппарат, гоняющийся за отдельными мелкими шпионами.
В тех же случаях, когда попытки контрразведывательного выхода за кордон делались, они использовались польской разведкой либо для внедрения своей крупной агентуры в СССР (дело Савинкова), либо для установления контакта с деятельностью антисоветских элементов и их активизации (дело Москвича-Боярова, проф. Исиченко и др.).
ПРОВОКАТОРСКАЯ РАБОТА ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ В КОМПАРТИИ ПОЛЬШИ
Проникновение крупной польской агентуры в компартию Польши, польскую секцию ИККИ и в аппарат Коминтерна предопределилось тем обстоятельством, что при образовании в конце 1913 г. компартии Польши, в ее руководство автоматически включился ряд крупных членов «ПОВ», ранее состоявших в ППС-левице и польской социал-демократии, объединившихся при образовании компартии.
Независимо от этого, руководящая головка «ПОВ» на протяжении всех последующих лет систематически внедряла свою агентуру в ряды компартии посредством различных провокационных мероприятий, одновременно вербовала новую агентуру из числа националистически настроенной интеллигенции, примкнувшей к коммунистическому движению, продвигала эту агентуру в руководящие органы партии, в целях ее разложения и использования в своих интересах, и широко использовала политэмиграцию и обмен политзаключенными для массового внедрения своей агентуры в СССР,
Примером крупнейшей политической провокации пилсудчины является созданная «ПОВ» в 1919 г. так называемая оппозиция ППС, руководство которой, во главе с Жарским, Лянде-Витковским, Витольдом Штурм де Штремом, состояло из крупнейших провокаторов-поляков. Имея первоначально своей задачей не допустить отход революционизирующихся элементов от ППС к компартии, «оппозиция», не будучи в состоянии удержать под своим влиянием рабочие массы, отколовшиеся от ППС в 1920 г., влилась вместе с ними в компартию Польши и захватила там ряд руководящих постов.
Другим, наиболее крупным актом широкой политической провокации уже внутри компартии Польши со стороны пилсудчиков, проникших в ее руководство, является использование влияния компартии в массах во время майского переворота Пилсудского в 1926 г., когда эти провокаторы выдвинули и осуществили политику поддержки компартией пилсудчиковского переворота.
Предвидя, что та часть членов «ПОВ», проникших в руководство компарии Польши и прямо работавших над использованием компартии для содействия пилсудчиков-скому перевороту (Барский, Костржева, Краевский, Лян-де-Витковский), будет этим скомпрометирована и отстранена от руководства, «ПОВ» держала в резерве другую группу членов «ПОВ» (во главе с Лещинским), которая внешне находилась в стороне от содействия перевороту 1926 г. и предназначалась для захвата руководства КПП после провала группы Барского.
После майского переворота, в целях отвлечения рабочих масс от противодействия установлению Пилсудским нового фашистского режима и для ослабления и разложения компартии изнутри, «ПОВ» разработала и провела план широкой фракционной борьбы между группой Лещинского (т.н. меньшинство в КПП) и группой Барского — Костржевы (т.н. большинство). Обеим группам «ПОВ» удалось втянуть в фракционную борьбу партийные массы и надолго парализовать работу партии.
В итоге руководство партией удалось захватить группе «ПОВ», возглавляемой членом московского центра «ПОВ» Лещинским, сосредоточившим свою работу над дальнейшим разложением партии и торможении революционного движения в Польше.
В последние годы все усилия варшавского и московского центра «ПОВ» в отношении их работы внутри компартии Польши были направлены к срыву единого и народного фронта в Польше и, главным образом, к подготовке использования компартии для антисоветских действий во время военного нападения Польши на СССР.
В этом направлении Уншлихтом и Лещинским велась специальная работа по использованию партийных каналов для службы связи польской разведки во время войны, и был разработан план ряда политических провокационных мероприятий (предъявление ультиматумов Коминтерну и ВКП(б)) от имени компартии Польши о неприкосновенности «польской независимости», выпуск антисоветских воззваний к рабочему классу Польши, раскол партии и т. д.
Начиная с 1920 г., и особенно широко после майского переворота, «ПОВ» использует каналы компартии и польской секции Коминтерна, в которую проникли такие крупные члены «ПОВ», как Сохацкий-Братковский, Лещинский, Прухняк, Бергинский, Бронковский и ряд других, — для систематической широкой переброски в СССР диверсионно-шпионской агентуры различного масштаба под видом политэмигрантов и политзаключенных. Так, под видом политзаключенных в СССР были переброшены польские шпионы Пиляр, Будзинский, На-уискайтис, Высоцкий, Домбаль, Белевский; в качестве политэмигрантов — Висляк, Генрих Ляуэр (руководил сектором металлургии Госплана СССР), Здзярский, Генриховский, Бжозовский и многие десятки и сотни других шпионов, проникших на самые различные участки государственного аппарата, промышленности, транспорта и сельского хозяйства СССР.
Не только одна компартия Польши использовалась как прикрытие для шпионов и диверсантов. Агентура польской разведки перебрасывалась в СССР также и под прикрытием принадлежности к компартиям Западной Белоруссии, Западной Украины и других революционных организаций, в самое возникновение которых польская разведка включалась в провокационных целях.
Так, например, существовавшая в свое время т.н. Белорусская громада — массовая крестьянская организация в Западной Белоруссии — была активно использована польской разведкой и фашистской организацией белорусских националистов, существующей в Вильно, для разгрома крестьянского движения в Западной Белоруссии и переброски своей агентуры в СССР.
Такая же массовая организация как независимая крестьянская партия (незалежна партия хлопска) в коренной Польше была создана крупнейшим провокатором-офицером 2-го отдела ПГШ Воевудским специально для перехвата движения революционизирующегося польского крестьянства и также использования для переброски агентуры в СССР под видом «крестьянских» деятелей, спасающихся от полицейского преследования.
Все материалы следствия по настоящему делу с исчерпывающей несомненностью доказывают, что подавляющее, абсолютное большинство т.н. политэмигрантов из Польши являются либо участниками «ПОВ» (выходцы из коренной Польши, в том числе польские евреи), либо агентами 2-го отдела ПГШ или политической полиции (поляки, украинцы, белорусы и др.).
АНТИСОВЕТСКАЯ РАБОТА ПОЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ В БЕЛОРУССИИ И ДРУГИХ МЕСТНОСТЯХ СССР
Организация «ПОВ» в Белоруссии, возглавлявшаяся в последнее время членом московского центра «ПОВ» Бенеком, членами минского центра «ПОВ» Вонсовским, Клысом, кроме того, по многим каналам руководимая Пиляром, Сосновским, Гельманом, Домбалем, установила органические связи с организацией белорусских национал-фашистов, троцкистским подпольем и антисоветской организацией правых, в результате чего в Белоруссии существовал единый антисоветский заговор во главе с Червяковым, Голодедом, Бенеком.
Объединенное подполье развернуло в Белоруссии широкую вредительскую и разрушительную работу, увязанную с военными планами польско-немецких генеральных штабов.
Подрывной работой объединенного подполья были поражены все отрасли народного хозяйства Белоруссии: транспорт, планирование, топливно-энергетическое хозяйство, строительство новых предприятий, все отрасли легкой промышленности, сельское хозяйство, строительство совхозов.
На протяжении нескольких последних лет объединенное подполье, путем искусственного распространения инфекционных заболеваний (менингит, анемия, чума), провело большую работу по уничтожению поголовья свиней, конского поголовья в Белоруссии, в результате чего только за один 1936 г. было уничтожено по БССР свыше 30 тыс. лошадей.
В процессе своей работы по подготовке захвата БССР поляками, объединенное подполье выдвинуло и попыталось осуществить вредительский проект осушения полесских болот, являющихся естественным препятствием против наступательных действий польской армии. В то же время Домбаль, проводивший разработку проектов «Большого Днепра» во вредительском духе, включил в план работы прорытие в Белоруссии глубоководного канала, предназначенного для открытия доступа военным судам поляков на советскую территорию.
Одновременно с вредительской работой в сельском хозяйстве БССР объединенное подполье вело активную работу по подготовке повстанческих кадров и вооруженного антисоветского восстания, широко практикуя различные методы искусственного возбуждения недовольства населения против советской власти (планомерные «перегибы» при проведении различных хозяйственных кампаний на селе, переобложение, незаконные массовые конфискации за неуплату налогов и т.д.).
Осуществляя связь с Польшей по многим каналам (через московский центр «ПОВ», Минское польское консульство, виленский центр белорусских национал-фашистов со 2-м отделом ПГШ непосредственно), объединенное подполье вело в БССР всестороннюю шпионскую работу, имея ряд своих связей в частях Белорусского военного округа и в контакте с военно-фашистской группой изменника Тухачевского, в лице участника этой группы Уборевича.
По прямому поручению Зиновьева троцкист Гессен организовал из участников объединенного подполья террористическую группу, которая готовила покушение против т. Ворошилова во время его пребывания в Минске осенью 1936 г.
Свою работу по ликвидации руководящей головки антисоветского объединенного подполья в Белоруссии НКВД БССР развернул на основе минимальных данных, полученных в начальной стадии следствия в Москве, и передопроса арестованных ранее белорусских национал-фашистов, показав этим умелое оперативное использование небольших исходных данных для разгрома организующих сил врага.
Совершенно неудовлетворительно шла до сих пор работа по ликвидации «ПОВ» в ДВК, Сибири, Свердловской и Челябинской областях и на Украине. Имея в период 1933—1935 гг. исключительно большие возможности для вскрытия пеовяцкого подполья (аресты группы Скарбека, Стасяка-Конецкото), аппарат НКВД Украины не развернул тогда следствия до необходимого предела полного разоблачения деятельности «ПОВ» на Украине, чем и воспользовался сидевший тогда в Особом отделе центра шпион Сосновский для провокации провала вообще.
Рассылая при этом сборники протоколов допросов Уншлихта и друг. арестованных, предлагаю ознакомить с настоящим письмом всех начальников оперативных отделов ГУГБ и руководящих работников третьих отделов.
П.п. народный комиссар внутренних дел СССР генеральный комиссар госуд. Безопасности Н. Ежов
Верно:
оперсекретарь ГУГБ НКВД СССР комбриг Ульмер