Страницы минувшего
Трагедия ХХ века
Кузнецов Игорь
Часть I. ЭТО БЫЛО ТАК
СЛОВО И ДЕЛО
В конце XIX века интеллигенция выделилась в нестандартную, юридически не оформленную социальную группу из представителей всех сословий, но главным образом людей свободных процессий и умственного труда, сплоченных идеей освободительного движения. Этой идее поклонялись с энтузиазмом первых христиан, за нее боролись, ради нее готовы были жертвовать собой.
Противодействие правительства, отвергавшего по традиции и компромисс со своими подданными, и необходимые реформы, усиливало притягательность освободительной идеи и усугубляло отчуждение интеллигенции от власти, загоняя в конечном счете одних во внутреннюю эмиграцию, а других — в оппозицию и подполье.
Участники непримиримой оппозиции, особенно в нелегальных условиях, меняли кругозор на догматизм, демократические воззрения — на фанатизм, этические нормы — на аморальность: они служили не культуре, а революции и поэтому к интеллигенции уже не принадлежали. Нельзя было причислить у ней соответственно и Ленина, хотя он вырос, по воспоминаниям современников, в интеллигентной семье.
Вождь был все-таки личностью необычной. Он даже ненавидел иначе, чем другие, — не только отдельные представителей рода человеческого, но целые людские пласты, или, как он повторял неустанно, классы.
Первоначально его ненависть проистекала из двух источников: безоговорочной убежденности в своем историческом предназначении (при отсутствии мелкого тщеславия) и ксенофобии самого широкого диапазона.
Его болезненная неприязнь, перераставшая эпизодически в удушливую злобу, распространялась на всех, кто обладал какой-нибудь собственностью, на всех, кто сохранял способность к самостоятельному мышлению и не принимал его взглядов, на все социальные группы и партии (за исключением единоверцев, которым он, впрочем, тоже не очень доверял), на целые государства (кроме, пожалуй, Германии) и особенно на родную страну.
С упоением принимая каждое ленинское слово, точно откровение пророка, чекисты транслировали его расчетливую злобу поначалу во все уголки необъятной империи, а потом — и планеты. Вместе с тем, силясь угодить вождю, они без устали запугивали его то угрозой военной интервенции, то злодейскими заговорами эсеров или белоэмигрантов за рубежом и внутри страны, то антисоветскими происками организации американской помощи («АРА») то злодейскими заговорами эсеров или белоэмигрантов за рубежом и внутри страны, то антисоветскими происками организации американской помощи («АРА») или Всероссийской комиссии помощи голодающим («Помгол»).
Особые опасения почему-то вызывала у большевиков именно эта комиссия, которую Ленин в минуту язвительного раздражения окрестил «Кукишем» или «Прокукишем», по-своему соединив отдельные слоги фамилий ее ведущих деятелей (С.Н.Прокопович, Е.К.Кускова, Н.М. Кишкин).
Просматривая на досуге «Известия», вождь обнаружил, что к 5 февраля в Москве зарегистрировано свыше 143 частных издательств. Взволнованный потенциальным разгулом гласности, он поручил управляющему делами Совнаркома Горбунову сугубо конфиденциально выяснить, как организован полицейский надзор за издательской деятельностью.
Вскоре на глаза ему попался сборник статей «Освальд Шпенглер и закат Европы». Взглянув на фамилии авторов (Н.А.Бердяев, Я.М.Букшпан, Ф.А.Степун, С.Л.Франк). Вождь предписал Горбунову проверить состав издательства, напечатавшего сомнительную книгу, силами и средствами чекистов. Затем он вник в содержание сборника, обозвал его «литературным прикрытием белогвардейской организации» и 5 марта пустил по его следу заместителя председателя ГПУ Уншлихта.
Спустя две недели внимание вождя застряло на духовенстве. Не тратя зря ни минуты, он тут же направил свои знаменитые указания В.М.Молотову: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления, <…> Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».
Следующий пик его активности наступил 15 мая. Вождь поручил наркому юстиции Д.И.Курскому найти формулировку, ставящую деятельность любых других партий в связь с международной буржуазией, и внести конкретные добавления в уголовный кодекс о замене расстрела в некоторых случаях высылкой за границу, расширенном применении расстрела (или изгнания) и расстреле за недозволенное возвращение из эмиграции…
Не прошло и двух суток, как он потребовал от Курского «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы». «Суд должен не устранить террор, — вразумлял вождь, — обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально. Ясно, без фальши и прикрас…»
Теперь каждый оппонент казался ему оппозиционером, посягающим на завоеванную им власть. Чувство собственной непогрешимости и непреклонная уверенность в постоянных неприятельских происках толкали его на как бы целесообразные (всякий раз применительно ко вновь открывающимся обстоятельствам) и очень целенаправленные агрессивные действия. Достигнув точки кипения, вождь набросал для ГПУ инструкции «о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции», и 19 мая отправил свое послание, надписав на конверте: «т. Дзержинскому. Лично, секретно, зашить».
На Политбюро Ленин предписал возложить цензорские функции, обязав сподвижников в течение 2—3 часов в неделю просматривать всевозможные публикации и составлять отзывы о политической благонадежности их авторов. От ГПУ он потребовал «собрать систематические сведения» о всех профессорах и писателях.
Очередное подтверждение своей прозорливой подозрительности вождь получил 22 мая, когда нарком здравоохранения Семашко донес о «важных и опасных течениях, замеченных на II Всероссийском съезде врачебных секций. По словам наркома, непокорные врачи восхваляли медицину земскую в противовес советской, желали демократии, стремились «стать вне общепрофессионального рабочего движения» и мечтали о собственном печатном органе. Рассвирепевший вождь тут же послал записку Сталину с предложением поручить Дзержинскому и Семашко «выработать план мер».
Бережно подхватив идею государственного погрома «гнилой интеллигенции» из ослабевших рук обезумевшего вождя, члены Политбюро взялись за дело. Для разминки 26 мая заслушали мнение вождя о «белогвардейской литературе» в изложении Дзержинского. Договорились «обязать членов Политбюро уделять 2—3 часа в неделю на просмотр ряда некоммунистических изданий». Поручили тройке в составе Н.Л.Мещерякова (начальник Главного управления по делам печати), Я.С.Агранова (особоуполномоченный чекист, надзиравший за искусством) и А.С.Бубнова (заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК РКП(б) подготовить план распределения книг среди верховных цензоров.
«Протокол №10 заседания Политбюро от 8 июня 1922 года.
Присутствовали: члены Политбюро т.т. Каменев, Сталин, Троцкий, Рыков, Зиновьев, кандидаты — т. Калинин; члены ЦК — т.т. Радек, Сокольников, с совещательным голосом — т. Цюрупа.
8. — Об антисоветских группировках среди интеллигенции (Уншлихт).
а) Принять с поправками следующее предложение т. Уншлихта:
В целях обеспечения порядка в в<ысших> у<чебных> заведениях образовать комиссию из представителей Главпрофобра и ГПУ (Яковлева и Уншлихт) и представителя Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам:
а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года;
б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения;
в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от взноса платы за право учения.
Созыв комиссии за т. Уншлихтом, срок недельный. 2. Той же комиссии (см. п. 1) выработать правила для собраний и союзов студенчества и профессуры.
Предложить Политотделу Госиздата совместно с ГПУ произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при Профсоюзах и отдельными наркоматами (Наркомзем, Наркомпрос и пр.).
Б) Пункты 3-й и 4-й проекта постановления (см. приложение) принять в основе, внеся следующие поправки: в пункте 3-м «ГПУ» заменить «НКВД». Конец пункта 3 изменить: «Местные съезды или совещания спецов разрешаются Губисполкомами с предварительным запросом заключения местных органов ГПУ (Губотделов)».
Для окончательной формулировки п.п. 3 и 4, выработки форм проведения и рассмотрения вопроса о необходимости проведения в законодательном порядке создать комиссию в составе т.т. Курского, Дзержинского и Енукидзе. Созыв комиссии за т. Енукидзе. Срок работы — недельный.
В) Пункт 5-й передать в ту же комиссию с обязательным вызовом Томского или Рудзутака.
Г) Предложить ВЦИК издать постановление о создании особого совещания из представителей НКИД и НКЮ, которому предоставить право в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к более суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР.
Д) Для окончательного рассмотрения списка подлежащих высылке верхушек враждебных интеллигентских группировок образовать комиссию в составе т.т. Уншлихта, Курского и Каменева.
Е) Вопрос о закрытии изданий и органов печати, не соответствующих направлению советской политики (журнал Пироговского общества и т.п.), передать в ту же комиссию (см. п. «д»).
Ж) Пункт 8-й проекта постановления отклонить.
9. — О директиве в связи с Всероссийским съездом врачей (Уншлихт).
А) Общие меры, вызванные съездом врачей, отложить до конца эсеровского процесса.
Б) Вопрос об аресте некоторого числа врачей, который необходимо произвести немедленно, передать в комиссию т. Уншлихта, Курского и Каменева (см. п. 8-д).
В) Предложить ГПУ внимательнейшим образом следить за поведением врачей и других интеллигентских группировок во время процесса эсеров и не допускать никаких демонстраций, речей и т.п.
Приложение к п<ункту> 8-б пр<отокола> ПБ № 10 от 8.VI.22 г.
Предложения тов. Уншлихта, сданные в комиссию.
3. Установить, что ни один съезд или Всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов, и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных органов ГПУ (Губотделов).
4. Поручить ГПУ через аппарат Наркомвнудела произвести с 10.VI перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации.
5. Предложить ВЦСПС не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение. Уставы для секций спецов должны быть пересмотрены при участии ГПУ. Разрешения на образование секций спецов при профобъединениях могут быть даны ВЦСПС только по соглашению с ГПУ…
Все объединения научных работников утверждаются Главпрофобром и регистрируются в НКВД.
Студенческие общества утверждаются правлением ВУЗа и регистрируются в НКВД и его местных органах в общем порядке, согласно постановлению ВЦИК от 12 июня 1922 года.
До начала учебного года все студенты (кроме членов РКП, РКСМ) обязаны представить отзыв ГПУ по месту нахождения данного ВУЗа о лояльном отношении к советской власти. Командированные профсоюзом — отзыв секретариата профсоюза, рабфаковцы — отзыв Президиума рабочего факультета.
На будущее соответствующую инструкцию должен выработать Наркомпрос вместе с ГПУ».
Основные «осиные гнезда» инакомыслящих чекисты обнаружили в Московском и Петроградском университетах, сельскохозяйственной академии и агрономическом институте, Московском высшем техническом училище и Петроградском политехническом институте, коммерческом и археологическом институтах, Русском техническом и Вольном экономических обществах. Чистке по принципу умственной полноценности подлежали правоведы и философы, историки и литераторы, агрономы и экономисты, инженеры и врачи.
Особое негодование у наследников охранного отделения вызывали нераскаявшиеся члены упраздненных партий. Над кадетыми — центром притяжения «гнилой интеллигенции» — они чинили расправы непрестанно с 1918 года. С меньшевиками покончили практически в феврале 1922 года: основную часть загнали в отдаленные губернии страны под надзор тайной полиции (с целью использования в качестве человеческого фактора на будущих политических процессах), а лидеров, хорошо известных за рубежом, выкинули в Германию, выдав пособие в размере 13 долларов на всю оставшуюся жизнь и напутствие — ни в чем себе не отказывать.
Историк, публицист, редактор журнала «Голос минувшего», основатель кооперативного издательства «Задруга» Мельгунов еще в 1920 году был приговорен к расстрелу, замененному десятилетним заключением. По ходатайству Академии наук, знаменитой Веры Фигнер и теоретика анархизма князя П.А.Кропоткина его выпустили из тюрьмы в феврале 1921 года, чуть ли не в день похорон князя. Вновь арестованный летом 1922 года, Мельгунов избежал дальнейших преследований лишь благодаря прошению Веры Фигнер о его высылке. Вместе с ним навсегда уезжали наиболее квалифицированные сотрудники издательства «Задруга».
Подручным вождя не довелось даже ломать себе голову над составлением списка «правосоветской интеллигенции». Достаточно было выбрать наиболее ярких авторов и редакторов запрещенных изданий. Ленинский перечень лиц, в которых советское государство больше не нуждалось, сразу приобретал, таким образом, окончательный вид.
В этот феноменальный свиток вошли и бессменный редактор ненавистной большевикам и давно –закрытой газеты «Русские ведомости» В.А.Розенберг; и два журналиста — Н.М.Волковысский и Б.Ихаритон, выпускавшие в Петрограде малоизвестный (и, как положено, без задержки добитый) журнал «Летопись Дома литераторов» (этот «орган контрреволюционной обывательщины», по отзыву Н.К.Чуковского, с мая по август 1922 года выходил под названием «Литературные записки»); и, главное, целая команда философов, искателей «интеллигентской правды», по выражению Бердяева, — А.Л.Байков, Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Б.П.Вышнславцев, А.С.Изгоев, И.А.Ильин, Л.П.Карсавин, И.И.Лапшин, Н.О.Лосский, Ф.А.Степун, С.Л.Франк…
18 августа в нетерпеливые руки вождя опустилась служебная записка Уншлихта:
«Согласно Вашего распоряжения посылаю. Списки интеллигенции по Москве, Питеру и Украине, утвержденные Политбюро. Операция производилась в Москве и Питере с 16-го на 17-ое, по Украине с 17-го на 18-ое.
Московской публике сегодня объявлено постановление о высылке заграницу и предупреждение, что самостоятельный въезд в РСФСР карается расстрелом. Завтра выяснится вопрос с визами. Ежедневно буду Вам посылать сводку о ходе высылки.
С комприветом. Уншлихт.
Все с нетерпением ждем полного восстановления Ваших сил и здоровья. 18.8.22 г.»
В администрацию учреждений, где работали арестованные, 22 августа ГПУ разослало однотипные уведомления:
«Настоящим ГПУ сообщает, что профессор 1-го Государственного университета Стратонов Всеволод Викторович 17 августа с.г. арестован за антисоветскую деятельность. На основании декрета Совета Народных комиссаров от 30 июля 1919 года «Об ограничении прав на вознаграждение лиц, привлеченных к следствию или суду», распубликованного в № 168 «Известий ВЦИК» от 1 августа 1919 года, гражданин Стратонов В.В. подлежит немедленному увольнению со службы (ст. 1-я) и лишению со дня ареста получаемого им до сих пор содержания (ст. 2-я).
Зам. Пред. ГПУ — Уншлихт. Нач. СОГПУ — Самсонов».
Всем арестованным предложили выехать за границу и всех, давших в этом подписку, вскоре выпустили из-под стражи для сборов в дорогу и «ликвидации своих дел». Не пожелавшим навсегда покинуть родную страну за собственный счет посулили изринуть в ближайшие сроки за счет ГПУ и под конвоем. Обещанию этому приходилось верить, поскольку исходило оно непосредственно от начальника Главного управления профессионального образования (Главпрофобр) Яковлевой — совсем недавно еще важной персоны в системе ВЧК — ОГПУ.
Солнечным утром 31 августа «Правда» преподнесла населению невнятную и, как всегда, безымянную передовую под заголовком «Первое предостережение». Особого внимания заслуживал в ней следующий абзац: «Кадетствующие и эсерствующие круги интеллигенции, вообразив, что нэп дает им новую опору для контрреволюционной работы, усиленно повели таковую, поддерживая тесную связь с заграничными белогвардейцами. Советская власть обнаружившая слишком много терпения, дала, наконец, первое предостережение: наиболее активные контрреволюционные элементы из профессоров, врачей, агрономов и пр. высылаются частью за границу, частью в северные губернии. Для рабочих и крестьян все это служит напоминанием о том, что им скорее нужно иметь свою рабоче-крестьянскую интеллигенцию».
3 марта 1922 года Ленин втолковывал приближенным: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому». Через несколько месяцев неутомимый толмач ленинских идей Зиновьев разъяснял на Всероссийской конференции РКПб): «Мы не думаем отказываться от репрессий.
Но они должны занять не то место теперь, какое занимали в эпоху военного коммунизма. Мы умели прибегать к решительным мерам в разгар гражданской войны. Теперь мы можем прибегать и к более сложным, не таким механическим мерам».
4 сентября вождь вызвал к себе Дзержинского для обсуждения развернутой программы превращения эпизодических погромов интеллигенции в перманентные. Творчески развивая ленинскую науку ненависти, вождь ГПУ в тот же вечер приступил к изложению соответствующих указаний своему заместителю Уншлихту:
«Директивы В<ладимира> И<льича>. С<овершенно> секретно. 4/IX.
Продолжать неуклонную высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу.
Тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы. Распределить между ними всю литературу. Составлять списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборников «Мысль» и «Задруга».
Ф.Дзержинский.
Т. Уншлихт! У нас в этой области большое рвачество и кустарничество. У нас нет с отъездом Агранова лица достаточно компетентного, лица, который этим делом занимался бы сейчас. Зарайский слишком мал для руководителя. Это подручный. Мне кажется, что дело не двинется, если не возьмет этого на себя сам т. Менжинский. Переговорите с ним, дав ему эту мою записку.
Необходимо выработать план, постоянно коррегируя его и дополняя. Надо всю интеллигенцию разбить по группам. Примерно: 1) беллетристы, 2) публицисты и политики, 3) экономисты (здесь необходимы подгруппы: а) финансисты, б) топливники, в) транспортники, г) торговля, д) кооперация и т.д)., 4) техники (здесь тоже подгруппы: 1) инженеры, 2) агрономы, 3) врачи, 4) генштабисты и т.д., 5) профессора и преподаватели и т.д. и т.д.
Сведения должны собираться всеми нашими отделами и стекаться в отдел по интеллигенции. На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должна быть освещаемы всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом.
Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения. Надо в плане далее наметить очередность заданий и освещения групп. Надо помнить, что задачей нашего отдела должна быть не только высылка, а содействие выпрямлению линии по отношению к спецам, т.е. внесение в их ряды разложения и выдвижение тех, кто готов без оговорок поддерживать Советскую сласть. <…>
Необходимо также вести наблюдение за всей ведомственной литературой НКЗема, ВСНХ, НКФ, НКПС и других. Например, авторы сборника НКФ<инансов> № 2 «Очер<едные> вопр<осы> фин<ансовой> политики» — явно белогвардейцы, как А.А.Соколов. О принятом решении и выраб<отанном> плане сообщите мне.
5/IX Ф.Дзержинский».
Чекисты спешили отрапортовать вождю об исполнении его директивы, но процедура изгнания незаметно затягивалась. Сначала канцелярия ГПУ не справилась в намеченные сроки с изготовлением заграничных паспортов.
Потом заартачились немцы, дипломатично объяснив некоторые различия между своим государством и российской провинцией — традиционным местом ссылки неугодных властям. Выяснив, однако, от кого именно пожелали избавиться большевики, германское правительство согласилось выдать визу каждому, кто подаст соответствующее заявление, без каких-либо проволочек.
Такие оттяжки крайне беспокоили вождя. Вконец раздосадованный, он еще раз просмотрел списки «активной антисоветской интеллигенции» и 17 сентября затребовал от Уншлихта пометки: «Кто выслан, кто сидит, кто (и почему) избавлен от высылки». Через день пришел утешительный рапорт еще одного участника погрома.
Начальник секретно-оперативного управления ГПУ Г.Г.Ягода кратко, по-военному, отразил предначертанную чекистами судьбу каждого персонажа в личном ленинском списке и добавил, что первая партия интеллигентов уезжает из столицы 29 сентября, несколько человек находится под стражей, а большинство, кроме пока еще незаменимых и поэтому как бы прощенных, собирается в путь.
Верный Ягода отличился: услал-таки первый отряд изгнанников (вместе с Питиримом Сорокиным) поездом в Латвию, да еще с опережением графика, 23 сентября. Вторая, более многочисленная группировка интеллигентов отправилась в Петроград 29 сентября, чтобы уже на следующий день отплыть на германском пароходе в неведомое; на Николаевском вокзале их провожала кучка студентов и всего один старый профессор — М.А.Мензбир…
Кончилось как будто навсегда, время строить, беречь, творить — настало время разрушать, терять, ненавидеть. Ушли в предания дни, когда люди изгоняли бесов, — теперь бесы изгоняли людей.
К этой истерической потребности оказаться в центре внимания всей планеты примешивалась изрядная доля совместного страха в связи с учиненными преступлениями. Большевикам постоянно мерещилась расплата за содеянное; страх перед ней вынуждал их холить и лелеять тайную полицию. К пятой годовщине ее образования секретарь ЦК РКП(б) Молотов и заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК РКП(б) Бубнов изготовили и 8 декабря 1922 года разослали по стране циркуляр, вменяющий в обязанность всем большевикам обсудить «меры моральной и материальной поддержки органов ГПУ со стороны партии и широких масс».
Дзержинский тоже внес свой, самобытный, вклад в репрессивную практику — тотальную подозрительность и холодную лютость массового террора.
В марте 1923 года он составил секретную программу «завоевания» всех административных структур в целях безошибочной охраны « нашей системы государственного капитализма, то есть самого советского государства»: «В систему мер воздействия и покорения всего чиновничества необходимо ввести беспощадное уничтожение преступлений и бесхозяйственности по намеченной системе и плану (определенные кампании с широким оповещением и предупреждением) путем изъятия и наказания (вплоть до террора).
Эти изъятия необходимы и для воздействия на трудолюбие и производительность труда остающихся и для сокращения массы чиновничества — голое сокращение в одном месте дает увеличение в другом. Изъятым чиновничеством следует колонизировать Север и безлюдные и безинтеллигентные местности (Печора, Архангельск, Туруханка)».
Даже возглавив через год ВСНХ и сосредоточив внимание на экономических проблемах, он остался человеком карательной идеи (при довольно бережном отношении к новым сотрудникам). Его воззрения, высказанные Менжинскому в начале февраля 1026 года, отличались прежней категоричностью и максимализмом: «Наше государство не может быть в опасности без прав ОГПУ, за которые мы как ведомство держимся».
Теория и практика наркомата юстиции не имели, по его мнению, ничего общего с диктатурой пролетариата, а представляли собой «либеральную жвачку буржуазного лицемерия»; для пользы государства «во главе прокуратуры должны быть борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов…»
Планомерно уничтожая культуру в собственной стране, Ленин заслужил фактически славу Герострата. Но рожденная его больным сознанием идея непрерывного погрома инакомыслящих законсервировалась на десятилетия. Уголовные дела на мыслителей и созидателей в дальнейшем множились и почковались непрестанно, возникали из ничего и фабриковались в нечто, вызревали из коллективных представлений маргиналов и материализовывались сами собой из первобытных страхов. Наследники Герострата тоже знали, какая дорога ведет к храму…
МЯТЕЖНЫЙ КРОНШТАДТ
До сих пор многие считают, что Кронштадт -- это всего лишь один их эпизодов нашей драматической истории. Однако в действительности -- это высшая точка кризиса, постигшего страну в начале 1921 года. Все годы Советской власти события марта 1921 года преподносились нам, как "контрреволюционный заговор", как "антисоветский мятеж". На самом деле кронштадтцы поднялись против преступной политики компартии.
Ни одна страна мира на протяжении новой истории не подвергалась такому опустошению как Россия в конце гражданской войны и интервенции. "История не знала еще такой грандиозной катастрофы", -- сказал английский писатель Герберт Уэллс, одним из первых посетивший Россию после этих событий. За семь лет войны население страны сократилось до неполных 137 миллионов человек.
Среди них насчитывалось 4,5 миллиона инвалидов войны. Было уничтожено свыше четверти национального богатства. Города обезлюдели. Выпуск промышленной продукции составлял седьмую часть довоенной. Без движения стояли затопленные или разрушенные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Кавказа. Большая часть промышленности была парализована.
Гражданская война, в основном, закончилась, но сказать, что она полностью завершилась, было еще нельзя. С окончанием главных военных операций обозначился провал планов милитаризации, намеченных в марте 1920 года. Этот год был отмечен глубоким кризисом: экономическим, социальным, политическим. Ленин охарактеризовал его как "самый большой... внутренний политический кризис Советской России".
Экономический крах обозначился на рубеже 1920--1921 годов. Оказалось, что имевшиеся скудные средства распределены неверно, в соответствии с чересчур широкими планами. В первые недели нового года обнаружилась нехватка топлива. Пришлось закрыть многие предприятия. То же самое произошло и с транспортом, ухудшилась доставка хлеба.
В отношении продовольственного снабжения надежды возлагались на только что возвращенные хлебные районы: Сибирь, Северный Кавказ, Украина. Но железные дороги бездействовали, и сообщение было ненадежным. Основная тяжесть легла на районы Центральной России.
Между тем эти губернии собрали в 1920 году весьма скудный урожай, что и определило катастрофу, которая грянула годом позже. Планировалось собрать по разверстке 420 миллионов пудов зерна; с большим трудом удалось собрать 284 миллиона. Подвоз зерна резко сократился в январе 1921 года; В Москве и Петрограде и без того мизерные нормы выдачи продуктов были урезаны еще больше; в течение нескольких дней хлеба вообще не выдавали.
Положение в деревне становилось невыносимым: недоставало элементарных орудий труда, даже гвоздей, земля оставалась невозделанной. Урожаи снизились еще больше.
Теперь, после окончания войны, недовольство реквизициями и мало производительным принудительным трудом выливалось открыто. На одном из съездов Советов крестьянский делегат говорил: "Крестьяне всегда будут работать. Сыновей своих не жалеют, и сами идем, и в Германии были, и на Урале были, и Колчака били, и Деникина били, и еще будем бить. Они бежали. Мы еще их будем гнать, если они придут, но все-таки хочется, чтобы нас не мучили... Труд должен быть свободным..."
Зимой кризис власти в деревне вновь приобрел тяжелые формы. Партизанская война или просто бандитизм охватили почти все губернии. В отряды приходили демобилизованные из Красной Армии и дезертиры, которые отправлялись домой пешком, так как транспорт не работал. В некоторых районах страны подобные явления носили массовый характер. На Украине еще действовали отряды Махно, перемежаясь с другими бандами. Обширные зоны партизанской войны образовались на Северном Кавказе и вдоль Волги, особенно в Саратовской губернии. Мятежи начались и в Западной Сибири.
Самый серьезный мятеж разразился в Тамбовской губернии. В конце мая 1920 года войска Тамбовской губернии, значительно усиленные, завершили подготовку к нанесению решающих ударов. Общая их численность (со вспомогательными частями и обслуживающим персоналом) превышала 120 тысяч человек. А непосредственно против антоновцев должны были действовать 53 тысячи бойцов армии Тухачевского, которых своей огневой мощью поддерживало 9 артиллеристских бригад, 4 бронепоезда, 5 бронеотрядов и 2 авиаотряда.
28 мая вся эта огромная военная машина была запущена в действие. В ходе ожесточенных и кровопролитных боев, продолжавшихся до 20 июля, все антоновские полки и сколько-нибудь значительные отдельные повстанческие отряды были уничтожены.
Опасность, впрочем, нависла и там, где дело не доходило до боев. Внушительные вооруженные формирования продолжали действовать вдоль границ; другие нашли укрытие по другую сторону. В Нижнем Новгороде в самый последний момент удалось предотвратить восстание многочисленного гарнизона (50 тысяч человек), вызванное отчаянными условиями, в которых он находился. Аналогичные случаи отмечались в Смоленской губернии, где к тому же был широко распространен бандитизм.
К концу 1920 года нарастало недовольство на селе. В документах подробно описываются невыносимые условия тогдашней деревенской жизни. Усилился поток писем и петиций, поступавших тогда в Москву; нередко их подписывали целые деревни и доставляли специально выделенные ходоки. Значительная часть посланий поступала из тех самых центральных губерний, которые стойко продержались всю войну. "Если до весны никаких решительных шагов... не предпримем, -- говорилось в одном из донесений, -- то можем оказаться перед попыткой крестьянского реванша".
К началу 1921 года голодал не только город, но и деревня; зимой, несмотря на заверения Троцкого, стал транспорт. Ужас перед надвигающейся голодной и холодной смертью вызвал массовые забастовки в промышленных городах России, прежде всего в Петрограде. Теперь большевикам предъявили их собственные программные требования, которые они в данный момент не могли удовлетворить. В первых числах февраля конференция рабочих-металлистов Москвы и Московской губернии потребовала положить конец реквизициям в деревне. Вся совокупность кризиса в конечном счете слилась в одном слове: Кронштадт. Но это было лишь кульминацией длительной драмы.
Еще несколько слов об экономической и политической ситуации, предшествовавшей кронштадтским событиям. К окончанию гражданской войны в стране производилось лишь 2% довоенного количества чугуна, 3% сахара, 5--6% хлопчатобумажных тканей и т.д. Голод, холод, разруха и запустение охватили огромную страну. Жизнь для подавляющего большинства населения превратилась в непрерывную борьбу за выживание.Дело дошло до забастовок и массовых волнений в деревне. Продолжение политики "военного коммунизма" вело к разрыву союза между городом и деревней, а это фактически ставило под сомнение само существование пролетарской диктатуры.
Общая численность корабельных команд военных моряков береговых частей, а также сухопутных войск, дислоцированных в Кронштадте и на фортах, составляла 13 февраля 1921 года 26887 человек.
Даже в условиях хозяйственной разрухи Красный флот снабжался значительно лучше, чем армейские части, не говоря уже об основной массе населения. 8 июня 1920 года матросы, например, получали: хлеба -- 1,5 фунта в день (1 фунт -- 0,409 кг), крупы -- 0,2 фунта, мяса -0,3 фунта, масла -- 0,7 фунта и т.д. Кроме того, регулярно выдавались папиросы, спички, соль, мыло, то есть то, что везде было дефицитом. По этому перечню можно судить, что матросы и красноармейцы были тогда относительно обеспечены необходимым, но их волновали вести из дома, в основном из деревни -- нет продовольствия, нет мануфактуры, нет самого насущного.
Восстание в знаменитой морской крепости -- одно из главных очагов революции в 1917 году -- началось 1 марта 1921 года в связи с забастовками в Петрограде. Восставшие овладели военными кораблями, в том числе двумя крейсерами. Они выдвинули лозунг "Власть Советам, а не партиям!", мечтали о "третьей революции", провозглашали: "Долой правую и левую контрреволюцию!" Главной мишенью были большевики, которым предлагалось отказаться от власти.
Сама партийная организация Кронштадта была расколота на три группы: одна был заодно с мятежниками, другая занимала нейтральную позицию, третья -- против них. Первая попытка захватить остров с материка, предпринятая 8 марта, провалилась. В конечном счете восстание было подавлено в результате наступления, начавшегося в ночь с 16 на 17 марта под командованием Тухачевского.
И осажденные, и идущие на штурм сражались с отчаянной отвагой: наступающим пришлось продвигаться по открытому льду залива, в лоб атаковать крепость с ее фортами и батареями. Восемь тысяч восставших сумели укрыться в Финляндии. Эта смертельная схватка между людьми, которые только что сражались плечом к плечу во имя одной и той же революции, была самым тревожным симптомом возможного краха власти, родившейся в октябре 1917 года.
В полемике того времени, как и в более поздних работах историков, организацию мятежей неизменно приписывают старым побежденным партиям, в особенности меньшевикам и эсерам, некоторые из их пропагандистских лозунгов действительно выставлялись различными движениями протеста, сотрясавшими страну.
Но в целом более убедительным выглядит то описание противоборствующих сил, которое дано в воспоминаниях Микояна и в архивных документах. В них меньшевистские и эсеровские группы характеризуются как активные, но, по существу, неспособные на какое-либо выступление во главе масс. Если бы они еще обладали политическим весом, положение большевиков стало бы отчаянным. На самом деле ни восставшие в Кронштадте, ни мятежники из крестьянских банд не шли на поводу этих партий.
"Свобода торговли... неминуемо приведет к белогвардейщине, к победе капитала, к полной его реставрации", - говорил Ленин 8 марта 1921 года на Х съезде.
"Можно ли... восстановить свободу торговли, свободу капитализма для мелких землевладельцев, не подрывая тем самым корней политической власти пролетариата? Можно ли это? Можно, ибо вопрос -- в мере". И это -- Ленин! Ровно через неделю.
Только Ленину было по силам отказаться от идеи бестоварного социализма, только Ленин мог так круто повернуть руль внутренней политики: в считанные дни из тупика военного коммунизма страна была выведена на путь экономического развития, на путь нэпа.
Власть должна была искать развязку политического кризиса, исходя из реалий самой жизни, гибко реагируя на настроения и требования разных слоев общества, смело отрешаясь от старых догм.
СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
История спецпереселенчества в СССР берет свое начало с 1929 года, с момента перехода к широкой коллективизации в деревне. Дабы "кулаки" и "подкулачники" не мешали рождению колхозов, их отправляли в специально отведенные районы в "местах не столь отдаленных".
Поток раскулаченных, в частности, из европейской части страны пошел и на Урал. На протяжении только 1930--1931 годов туда поступило 32,1 тысячи семей с Украины, 26 тысяч -- с Северного Кавказа, 9,1 тысячи -из Белоруссии, 2,8 тысячи -- из Крыма и т.д., а всего в Уральском регионе оказалось 101,4 тысячи ссыльных семей -- примерно 480 тысяч раскулаченных.
На конец 1938 года в стране насчитывалось 1798 поселков, где проживало около миллиона трудпоселенцев, 146 таких поселков с населением 170500 человек было в одной только Свердловской области.
С началом второй мировой войны число спецпереселенцев резко увеличилось. С ноября 1939 года на Урал потянулись эшелоны с депортированными жителями западных областей Беларуси. В этом потоке оказалось более 40 тысяч поляков, белорусов, евреев, представителей других национальностей. С учетом количества граждан, репрессированных несудебными и судебными органами, а также в административном порядке, эта цифра превышает 55 тысяч человек. Изучение архивных документов и материалов органов госбезопасности, МВД, судов и прокуратур РФ позволяет сделать предварительный вывод, что на Урале (ныне Пермская, Екатеринбургская, Тюменская, Челябинская области) было репрессировано не менее 15--20 тысяч уроженцев Беларуси.
В декабре 1939 года НКВД СССР утвердил инструкцию о порядке расселения польских осадников (польских военнопоселенцев, получивших земельные наделы после польско-советской войны 1920 года в районах, населенных белорусами и украинцами. Их не надо путать с польскими беженцами, подавшимися на Восток, спасаясь от наступающих немецких войск. -И.К.). Инструкция содержала жесткие требования. Например, на сборы депортируемым отпускалось от 30 минут до 2-х часов. Известен факт, когда в числе выселенных оказалась женщина, которая, катаясь на лыжах, заглянула в гости к знакомым в соседнее местечко. В лыжном костюме, вместе со своим "транспортным средством" она попала в ссылку.
Польских осадников и беженцев разместили в 20 районах Свердловской области (в них же размещали основной контингент репрессированных на территории Беларуси в 30-е годы. -- И.К.). Особенно много их доставили в Асбестовский, Березовский, Верхнетавдинский, Ирбитский, Красноуральский, Кушвинский, Серовский, Пышминский, Таборинский, Тугулымский районы.
Среди прибывших оказалось немало представителей полькой и белорусской интеллигенции. В их числе, например, были доктора технических наук А.Бликер и С.Всейнич-Сапожнецкий. Массовая депортация населения продолжалась на заключительном этапе войны и в первые послевоенные годы -- из Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии, -- наряду с "власовцами" и лицами, сотрудничавшими с немецкими оккупантами. До 50-х годов в восточные районы СССР было выслано 175 тысяч только членов семей украинских националистов (ОУН), в т.ч. в Челябинскую, Пермскую области и Удмуртию -- около 20 тысяч человек. Из западных областей Беларуси в послевоенные годы было выслано около 34 тысяч человек.
До 1934 года всех отправленных в "кулацкую ссылку" официально именовали "спецпереселенцами", в 1934--1944 годах -- "трудпоселенцами" и после -- "спецпоселенцами". В положении о ссыльных и высланных, утвержденном НКВД СССР, указывалось, что ссылка состоит в отдаленности от постоянного места жительства с обязательным проживанием в определенной местности под надзором компетентных органов. Она применялась на срок от 3 до 10 лет. Более легкой мерой наказания считалась высылка, означающая поселение по выбору в определенных местах на срок от одного до пяти лет.
Ссылка на спецпоселение означала бессрочное выселение в определенные места. Спецпоселенцев запрещалось размещать ближе 50 км от объектов государственной важности, аэродромов, железных дорог, а также в 100-километровой пограничной зоне.
К выселенцам относились находящиеся на спецпоселении немцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкары, калмыки, турки, курды, греки, армяне, болгары, а также выселенные в 1949 году из Молдавии, Прибалтики и западных районов Беларуси. Другой контингент -"власовцы", члены семей "бандитов" из Литвы, "оуновцы" ,"указники", немецкие пособники, сектанты, бывшие кулаки -- являлись спецпоселенцами.
Переселение осуществлялось, как правило, организованно, железнодорожными эшелонами. Во время проведения массовых акций на территории Беларуси в 1937 году, эшелоны формировались обычно в Могилеве, Витебске, Минске -- по 20--25 вагонов, до тысячи спецпоселенцев в каждом составе.
В ноябре 1948 года различие между выселенцами и спецпоселенцами было, по сути, ликвидировано. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, выселенцев перевели на спецпоселение навечно без права возврата к прежним местам жительства. Самовольный выезд (побег) карался 20-ю годами каторжных работ.
Спецпоселки создавались на 100--500 семей. Размещали людей, как правило, в бараках, где на семью выделялись либо комната, либо угол. В лесной промышленности жилье отводили по нормам -- 3 кв. м на человека.
Административное управление спецпоселками осуществлялось районными и поселковыми комендатурами НКВД. Коменданты должны были обеспечить соблюдение общественного порядка, предупреждать побеги и, главное, следить за соблюдением договоров о трудовом использовании спецпоселенцев, которые заключались между Управлением исправительно-трудовых колоний НКВД СССР и предприятиями.
Коменданту подчинялось все население спецпоселка, без его разрешения никто не мог переехать из барака в барак или отлучиться за пределы поселка на срок свыше 24 часов. Сотрудники НКВД имели право в любое время суток проверить наличие проживающих в поселке людей. Главы семей спецпоселенцев отмечались в спецкомендатуре. На каждого спецпоселенца заводилась карточка учета в 3-х экземплярах и личное дело. Для предотвращения побегов все личные документы изымались и выдавалась справка единого образца.
Коменданты имели широкие дисциплинарные права -- от штрафа до арестов и привлечения к уголовной ответственности. Обжаловать их решение было практически невозможно.
Тем не менее, многие спецпоселенцы пытались бежать с Урала. Например, в мае 1948 года 18-летние белоруски Ганна Адамович и Марина Блотич, минуя железнодорожные станции, прошли 100 км пешком и только тогда сели в поезд. Однако в Пензе их задержали. По статистике НКВД, 93 процента из числа бежавших из спецпоселений в 40-е годы задерживалось.
Главной причиной бегства было тяжелейшее материально-бытовое положение -- холодные, сырые бараки, острая нехватка одежды и обуви, продуктов питания, антисанитария.
Спецпоселенцы были заняты, в основном, тяжелым физическим трудом. Немцы преимущественно использовались на строительстве, в угольной и металлургической промышленности. Много белорусов работало на Сухоложском цементном заводе, леспромхозах Новолялинского района, поляки -- на Зайковском конезаводе и т.д.
К тяжелым условиям труда и быта добавлялся и моральный гнет -ограничение в правах. Спецпоселенцев не призывали в армию, не принимали в члены профсоюза, их участие в выборах депутатов допускалось только на районном уровне.
Состав спецпоселенцев постоянно менялся. В начале войны амнистировали находившихся на поселении поляков, в течение 1941--1948 годов с учета сняли бывших кулаков. К началу 1958 года на спецпоселении оставались лишь члены семей националистического движения на Западной Украине и в Белоруссии, их освободили только в январе 1960 года.
Спецпоселенцы -- это лишь одна из категорий репрессированных во время сталинского режима людей. Кроме них, миллионы советских и тысячи иностранных граждан находились в лагерях и колониях ГУЛАГа...
Так вся ли правда сказана?
Почему после развала Союза бывшие репрессированные оказались поделенными на "наших", которые томились в белорусских лагерях, и "не наших", которые полегли костьми, в частности, на Урале, и в других регионах страны?
ОСТРОВ СМЕРТИ
И.В.Сталину, Р.И.Эйхе Секретарю Нарымского Окружкома ВКП(б), (Совершенно секретно) 22 августа 1933 года
"29 и 30 апреля этого года из Москвы и Минска были отправлены на трудовое поселение два эшелона деклассированных элементов. Эти эшелоны, подбирая по пути следования подобный же контингент, прибыли в Томск, а затем на баржах в Нарымский округ.
18 мая первый и 26 мая второй эшелоны, состоя из трех барж, были высажены на реке Оби у устья р. Назина, на остров Назино, против остяцко-русского поселка и пристани того же названия (Александровский район, северная окраина Нарымского округа)" (Из спецсообщения УНКВД по Запсибкраю.)
О каких же "деклассированных элементах" шла речь? Оказывается, эти "элементы" появились в отчетах НКВД после выхода постановления ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 года о введении паспортной системы.
Именно на остров Назино 18 мая 1933 года была доставлена и высажена первая партия "элементов городского типа", людей, задержанных в основном в Минске и Москве как беспаспортных -- 4900 человек. Вторая партия числом 1174 человека поступила 26 мая. К 12 июня было зарегистрировано 1473 умерших. К зиме погибли почти все.
Из 10289 человек, прибывших в Александрово-Вахтовскую комендатуру, к осени осталось 2025 человек, 1940 отправлено в концлагеря, 3196 умерло, 3916 оказались в бегах.
Как же разыгралась эта трагедия на Назинском острове?
На второй день после прибытия первого эшелона, 19 мая, выпал снег, поднялся ледяной ветер, затем ударил мороз. Голодные, истощенные люди, без кровли, не имея никаких инструментов и, в главной своей массе, трудовых навыков, тем более, навыков организованной борьбы с подобными трудностями, очутились в безвыходном положении. Окоченевшие, они были способны только жечь костры, сидеть, лежать, спать у огня, бродить по острову и есть гнилушки, кору, мох и пр. Трое суток никому никакого продовольствия не выдавалось. Люди начали умирать. Они заживо сгорали у костров во время сна, умирали от истощения, начавшегося еще в долгой и мучительной дороге, от многочисленных болезней. Так трудно переносился холод, что один из трудпереселенцев залез на дерево в высокое горящее дупло и погиб там на глазах у людей, которые не могли помочь ему: не было ни лестницы, ни топоров. Когда, наконец, наступил солнечный день, бригада могильщиков смогла закопать только 295 трупов, неубранных оставили на второй день. Новый день дал новую смертность и т.д.
Только на четвертый день прибыла на остров ржаная мука. Ее начали раздавать по несколько сот граммов. Люди тут же бежали к воде и в шапках, фуражках, галошах разводили болтушку. Многие хватали одну муку, задыхались и умирали от удушья. Не было ложек,кружек, мисок. Не было ни ведер, ни котлов, а значит и кипятка.
Вначале изредка, в отдаленных углах острова, а затем в угрожающих размерах повсеместно пошло людоедство.
Свидетельствует Меньшикова Таисия Михайловна, 1908 года рождения, уроженка Минска: "На острове конвоир был, Веников Костя, молодой парень. Ухаживал он на острове за одной девчонкой. Он все караулил ее. Вздумал раз поехать помыться, товарищу наказал: "Ты за ней поглядывай", -- а он что, столь народу... А ее привязали, руки назад к тополине, и груди отрезали ей, икры отрезали, мускулы -- где можно есть, все-все... Голодные они, есть надо. Парню не повезло. Это вот такие были зверства. Человеческое мясо резали и привязывали в тряпках на деревья..."
Однако наряду с этим известная часть жила сносно и выживала. Прежде всего те, кто оказался при муке. На острове был комендант, стрелки ВОХР, медработники и, конечно, каптенармусы. Муку, лежавшую вначале под открытым небом, отчего немало ее испортилось от дождей, комендатура острова приказала зарыть в землю. Остатки ее получали так называемые бригадиры, отъявленные уголовники. Получив мешки на бригаду, они уносили их в лес, а бригада оставалась без пищи. Когда муку привозили "со склада", раздавать ее в порядке живой очереди даже не пытались. Голодные люди собиралисьсь, но их разгоняли выстрелами. В жуткой давке слабых затаптывали, калечили.
Надо полагать, спецкомендатура не только мало понимала свои задачи, она сама растерялась от разразившейся катастрофы. Несмотря на "перевоспитание" трудпоселенцев палками и прикладами винтовок, индивидуальные расстрелы, на острове образовались и царили мародерские банды и шайки. Уголовники терроризировали людей еще в баржах, отбирая у трудпоселенцев хлеб, одежду, избивая их и убивая. Здесь же, на острове, открылась настоящая охота за теми, у кого были деньги или золотые зубы, коронки. Их владельцы тут же становились жертвами бандитов. Могильщики зарывали трупы с развороченными челюстями.
Мародерство захватило и некоторых охранников, за хлеб и махорку скупавших золото, одежду. По острову установились цены: новое платье или костюм -- полбуханки хлеба или пачка махорки; пачка махорки -- 300 рублей, два золотых зуба или четыре коронки.
В аналогичную обстановку попал и второй эшелон, быстро воспринявший установившиеся порядки острова.
Близилась "трудовая весна". В конце мая началась отправка людей на так называемые участки, то есть места, отведенные под поселки. Участки были расположены по реке Назина за 200 километров от устья: к ним поднимались на лодках. Глухая необитаемая тайга, ни кола ни двора. Истощение людей продолжалось. Достаточно привести такой факт. На пятый участок с острова доставили 78 переселенцев. Их них в живых осталось только двенадцать.
Участки в конце концов были признаны непригодными, трудпоселенцев стали перемещать на новые места, вниз по той же реке, ближе к устью.
Побеги, начавшиеся еще на острове (хотя так это сделать было куда труднее: ширина Оби около километра, шел еще лед. -- И.К.), здесь приняли массовые размеры. Пошли слухи: мол, во-первых, решено истребить деклассированный элемент; а, во-вторых, в 40 километрах железная дорога (в действительности до ближайшей станции было более 300 километров. -- И.К.). Последнее "подтверждение" тем, что на одном из участков в ясные зори слышались отдаленная гармонь, крики петуха и звуки, подобные гудку. Это был крохотный поселок, от которого участки отделяло непроходимое болото. Люди, не зная, где они, бежали в тайгу, плыли на плотах, погибали или возвращались обратно.
После расселения на новых участках к строительству полуземляных бараков, вошебоек и бань приступили только во второй половине июля. Жизнь начинала входить в свое русло -- появилась работа, люди стали получать по 750--1000 граммов хлеба. Болезни, смертность, однако, продолжались.
Особенно свирепствовала дизентерия. Надо было выдавать больным сухари. При отсутствии медикаментов это спасло бы сотни людей. Огромный запас галет лежал в палатках и на базах, но... не было указания, могут ли пользоваться этими галетами трудпоселенцы.
К массовым болезням и смертям начсостав да и сами поселенцы вскоре стали относиться как к чему-то неизбежному и привычному. Трупы, которые лежали на тропинках в лесу, плыли по реке, прибивались к берегам, уже не вызывали смущения. Человек переставал быть человеком. Из 6100 высланных, прибывших из Томска, плюс к ним еще 600--700 человек (точное число установить не удалось. -- И.К.), переброшенных на назинские участки из других комендатур, на 20 июля 1933 осталось 2200.
Назинский остров оставил неизгладимую мету у всех оставшихся в живых, даже у отъявленных рецидивистов, видавших виды на своем веку. Они прозвали его островом смерти (реже остров людоедов). Местное население усвоило это название, а слух о том, что здесь было, пошел вниз и вверх по рекам.
В конце 1933 года сюда из Новосибирска пришло сразу два парохода с пустыми баржами. Сиблаг решил эвакуировать уцелевших. Половина назинцев не могла пройти по тропам на баржу, настолько они были больны, измождены. Их несли на носилках и складывали рядами в трюмах. Катер "Быстрый" на малых баржах подвозил оставшихся в живых с поселков.
По окончании "эвакуации" Александро-Вахтовская участковая комендатура "подбила бабки". Приняла она свыше 6000 человек, а отправила 2856. Остальные пошли на "естественную трату".
Сколько всего их было -- трудно сказать. Так же трудно сказать, кто они, потому что документы отбирались и при аресте, и в эшелонах и баржах (рецидивистами на курение). То, что осталось, было уничтожено частью на острове, частью в последующем, органами госбезопасности для устранения следов преступления. По всей видимости, никогда уже не удастся ответить на этот вопрос.
БЕЛОСТОКСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Для многих белорусов слово "Сибирь" долгие годы ассоциировалось со словами "каторга", "ссылка", "депортация"... И не без основания: в течение нескольких столетий при всех правительствах и режимах для каторжников, ссыльных и депортированных дорога в Сибирь была самой проторенной. Но были и те, кто ехал в те суровые края добровольно -- в поисках счастью и лучшей доли.
В конце XIX века сибирский регион России развивался стремительно и колонизировался усиленно: на строительство Великой транссибирской железнодорожной магистрали устремились потоки добровольных переселенцев, в том числе белорусов. Среди них было много крестьян из малоземельных западных губерний российского государства: Гродненской, Виленской, Витебской, Седлецкой, Курляндской. В Томском уезде ими были основаны такие белорусские поселки, как Андреевка и Ломовицкий, Петропавловка и Полозово. В 1899 году во вновь образованной Ново-Александровской волости появился поселок Белосток.
Не от хорошей жизни решились наши земляки на переселение в далекую Сибирь. Безземелье, низкое плодородие местных почв не позволяли прокормить большие крестьянские семьи. Царское правительство, заинтересованное в переселении крестьянства в Сибирь, обещало поддержку, льготы и содействие в обустройстве на новом месте. И в 1896 году в Томской губернии в качестве ходока-разведчика появился Александр Иоч. В Переселенческом управлении ему предложили осмотреть отведенные под заселение участки тайги в Николаевской волости Томского уезда.
Что это были за места, сообщал томскому губернатору чиновник по крестьянским делам Райский: "...что касается участков в Николаевской волости, на которые определяется приблизительно 800 семей, то они стоят в худших условиях по сравнению с другими переселенческими участками как в отношении путей сообщения, так и в отношении приобретения на них хлеба и земледельческих орудий..."
Речка Шегарка довольно многоводная, отделяла эти участки от ближайших деревень во время разлива месяца на полтора-два. Однако земли эти чем-то прельстили Осипа Ханевича, его односельчан Геронима Мазюка и Осипа Маркиша, братьев Александра и Ивана Иочей. Они выбрали этот кусок тайги -- Рыбаловский переселенческий участок, где, кроме вековой тайги, имелось несколько еланей -- выгоревших мест (меньше труда потребуется для раскорчевки под пашню) да еще стояли две избушки пасечников соседней Молчановской волости. Очевидно, понравилась и глубокая полноводная речка, протекающая рядом...
Записав за собой и своими родственниками эти наделы, вернулись ходоки за семьями. По весне, получив переселенческие свидетельства и подъемные, тронулись в путь. До Томска ехали железной дорогой в товарных вагонах вместе со скотом и провиантом, утварью и крестьянскими орудиями труда (на семью выделяли по одному вагону-товарняку). Дальше до села Молчаново плыли на пароходе по великой "сибирской Миссисипи" -- Оби, а там -- своим ходом через таежные урманы и болота, к месту обоснования. На карте Томской губернии в 1899 году появился еще один новый переселенческий поселок -- Ново-Рыбаловский из 13 дворов.
Трудно обживались на новом месте: сурова сибирская земля с немилосердным таежным гнусом летом и невиданными морозами зимой. Падал скот от бескормицы. От дизентерии, простуд, голода умирали дети. Адский труд по раскорчевке тайги под пашню выматывал взрослых. Однако труд был не в тягость: каждый работал на своей земле, знал, что благополучие семьи теперь зависит только от него самого, а не от пана или чиновников.
Поток переселенцев и ходоков был огромен. С 1884 по 1889 годы в Томскую губернию приехало из Белоруссии 43 тысячи человек, а в следующее пятилетие -- более 48 тысяч. В 1907 году, в период наибольшего размаха земельной реформы Петра Столыпина, за год в губернию прибыло 30 тысяч переселенцев.
Однако многим испытание Сибирью оказалось не по плечу. Поток возвращавшихся обратно в Белоруссию год от года возрастал: в 1901 году из Сибири вернулось на родину более 5 тысяч семей, в 1907 году из Томской губернии -- 800 семей. Власти на это смотрели спокойно и трезво, предупреждали желающих переселиться в Сибирь в журнале "Сибирское переселение", что "плохого хозяина Сибирь в хорошего не переделает".
Те, кого не испугали трудности, потом обустроились, прижились, поставили крепкие пятистенки, амбары и овины, вырыли колодцы с высокими "журавлями". Все как в родной Белоруссии. Огородили поселок.
Чего добились наши земляки за полтора десятка лет хозяйствования в Сибири, рассказывается во Всероссийской сельскохозяйственной переписи конца 1916 года. К примеру, по данным переписи, в поселке Белосток числилось 95 крестьянских самостоятельных хозяйства, проживало 516 человек, под пашней было 285 десятин возделанной земли. Во всех хозяйствах насчитывалось 267 лошадей и 374 головы крупного рогатого скота. Невелико богатство -- 3--4 десятины пашни на семью из 7--10 человек, по две лошади в конюшне да три коровенки в стайке!.. По сравнению со старожильческими селами и крестьянами наши уроженцы были небогатыми. Но именно они и такие, как они, крестьяне накормили перед войной Россию, а масло сибирских коровушек стало популярным в Европе.
Интересна судьба белоруса ксендза Николая Михасенка -- одного из немногих священников, живших в Сибири в годы начала "большого эксперимента" в России. родился он в семье белорусского крестьянина на Витебщине, сам хлеборобствовал. Однако не земля тянула его к себе -- хотелось учиться, служить людям и Богу. В 1911 году Николай в возрасте 23 лет принял сан священника, окончил Санкт-Петербургскую духовную семинарию и в начале 1913 г. стал настоятелем Белостокско-Маличевской католической общины.
Крестил детей, провожал в мир иной усопших, венчал новобрачных, причащал и исповедовал... Представители новой, Советской власти сразу же люто возненавидели его, человека "старого" мира, служителя культа. В 1923 году, не выдержав провокаций со стороны волисполкомовских работников, лишившись костельского дома, реквизированного под школу, ксендз Михасенок покинул Белосток. Его дальнейшую судьбу раскрывает архивно-следственное "дело", заведенное на него в 1927 году органами ОГПУ Новосибирска.
В Новосибирск ксендз Михасенок приехал в 1925 году из Томска по приглашению местной римско-католической общины для проведения религиозных служб в пустующем городском костеле. Однако недолгой была радость прихожан -- 4 апреля 1927 года ксендза арестовали. За что? Якобы во время совершения религиозных обрядов в костелах Томска и Новосибирска он произносил проповеди антисоветского характера.
В этих "направлениях" и стали "раскручивать" ксендза Михасенка следователи Новосибирского ОГПУ Белецкий, Богородицкий и другие. Однако ксендз "раскалываться" не желал, все предъявленные обвинения отвергал. "Обрабатывали" свидетелей, но и те не давали против него желаемых показаний.
Тем не менее 27 мая 1927 года помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ по Сибирскому краю Бебрекарло предъявил ксендзу обвинение по двум "контрреволюционным" статьям Уголовного кодекса РСФСР -- по знаменитой 58-й статье: 58-14 (антисоветская агитация с использованием религиозных предрассудков масс) и 58-18 (дискредитация Советской власти путем распространения о ней ложных слухов).
Николай Иванович Михасенок для отбытия наказания был направлен в печально знаменитый концлагерь "СЛОН" (Соловецкие лагеря особого назначения) на три года. После этого -- в ссылку в Северный край еще на три года. Что потом стало с ксендзом, догадаться нетрудно...
Вернемся к нашему повествованию.
В Сибири помещиков не было: каждый трудился на себя. Достаток зависел от трудолюбия и количества рабочих рук в семье. Но гражданская война, колчаковщина, продразверстка сказалась на жизни сельчан. Многих кормильцев лишились тогда семьи. Тем не менее все шло своим чередом -как-то надо было жить...
Кончилось такое крестьянствование в начале тридцатых годов -- в ходе коллективизации по-сталински: крестьянина-хлебопашца сменили колхозник и совхозник с совершенно иной психологией и иным отношением к земле и работе. Если и сохранялось что по первости от прежнего крестьянина в виде неистовства в работе, бережливости, готовности прийти на помощь всем обществом, то со временем, постепенно, все это улетучивалось...
Массовая коллективизация в стране началась, как известно, с конца 20-х--начала 30-х годов. В Белостоке же колхоз впервые был создан только в апреле 1935 года. О том, чего стоили сельчанам эти пять лет сопротивления коллективизации, можно только догадываться. Лишение избирательных прав, бремя налогового пресса, распродажа имущества и раскулачивание, осуждение -- натерпелись всего. Пожалуй, не было только высылки семей раскулаченных из села дальше, в Васюганские болота. Зато не один год наблюдали сельчане за тем, как высылали других: начиная с тридцатого года по Нарымскому тракту, через село довольно часто шли зимой на север Нарымского округа обозы раскулаченных. Да и в самом селе находили временный приют административные ссыльные, те же раскулаченные.
Колхоз в Белостоке назвали на польский манер "Червоный штандарт" -по-своему, вопреки воле начальства. Стремясь быстрее отрапортовать о завершении сплошной коллективизации, деревенские власти стали раскулачивать строптивых, шантажировать сомневающихся: отбирали наделы земли, приусадебные участки и огороды обрезали до самого крыльца, увеличивали планы сдачи зерна. А если были недовольные, "помогала" милиция. Прошли первые аресты: кого за "длинный язык" упекли, кого за нежелание вступать в колхоз.
В январе 1935 года Кривошеинским райотделом НКВД с помощью сельсоветских работников был собран необходимый компромат на ряд жителей села. Месяцем позже начальник Нарымского окротдела НКВД И.Мартон утвердил постановление об аресте и привлечению к суду семнадцати жителей Белостока и соседних Ново-Андреевских хуторов за то, что все они, якобы проводя антисоветскую и антиколхозную агитацию, добились развала инициативной группы по организации колхоза, а также на почве классовой ненависти имели договоренность убить председателя сельсовета и некоторых других активистов села.
С 1937 года "стали забирать по линии НКВД". В первую очередь взяли директора школы П.Д.Червоного, учителя И.П.Борисовца и завхоза школы Н.М.Карелина. Вместе с ними была арестована группа колхозников. Тогда же арестовали еще несколько человек, в том числе и члена исполкома сельсовета И.С.Назарука. Но самой страшной была ночь с 11 по 12 февраля 1938 года, когда были арестованы почти все оставшиеся мужчины в возрасте от 17 до 70 лет.
Свидетельствует один из "счастливчиков", вернувшийся из окружного отдела НКВД Павел Шумский: "12 февраля 1938 года в Белостоке забрали 68 человек, а потом пешком погнали в Кривошеино. 16 февраля уже днем милиция ходила по домам и забирала последних оставшихся мужиков. Взяли и меня вместе с другими. В деревне осталось всего три взрослых мужика... В Кривошеине собрали этап -- около 250 человек -- и дальше, по замерзшей реке, до Колпашева пешком гнали, как скот. В Колпашеве загнали в большой деревянный дом и растолкали по камерам. вызывали на допросы, били... Предъявили обвинение в краже подшипников к трактору, так ка я в то время учился на тракториста. А через семь суток ночью меня и двух односельчан освободили. Сказали: если будем болтать о том, что здесь видели и слышали, то нас заберут снова и уже так легко мы не отделаемся..."
Так были "побеждены враги народа" из села Белосток. Остались в нем только дети да женщины, ставшие вдовами задолго до войны. Никто из них так и не дождался своих мужей, отцов, братьев.
После ареста белостокцев оставшиеся жители полной чашей испили судьбу отверженных. Многое им пришлось пережить, как и десяткам сосланных в Белосток в годы войны латышей, немцев, молдаван.
Репрессии по так называемой линии НКВД женщин села, правда, не коснулись. Матерям и их детям предстояло долгие годы нести на себе тяжелое клеймо жен и детей "врагов народа".
Изучение архивно-следственных дел периода 30-х годов в отношении жителей села Белосток показало, что с 30 августа 1937 года по 12 февраля 1938 года было арестовано органами НКВД 88 человек. Цифра впечатляет, если знать, что в селе по итогам переписи 1937 года насчитывалось всего сто двадцать семь мужчин от восемнадцати лет до глубоких стариков.
Большинство арестованных обвинялись как участники националистической контрреволюционно-диверсионной повстанческой организации под названием "Польская организация войсковая". Все дела были липовые, сфабрикованные работниками НКВД. Подобные организации были "обезврежены" во многих районах как Западно-Сибирского края, так и Беларуси. Не найдя при обысках никакого оружия, в обвинении записывали, что эта организация должна была захватить оружие во время восстания. От каждого требовали признаться в совершении какого-нибудь вредительства или диверсии. Тем, кто пограмотнее, пришивалась "контрреволюционная пропаганда, подрыв авторитета Советской власти и колхозного строя, руководство террором".
Арестованные в августе 1937 года были расстреляны 5 ноября 1937 года. Те же, кто был арестован 11--12 февраля 1938 года, были уничтожены 9--10 апреля. "Судила" белостокцев не "тройка" НКВД Запсибкрая, а Особое совещание. Все бумаги о приговорах подписывало высокое начальство в Москве, очевидно, для большей убедительности и значимости сфабрикованных дел.
Все репрессированные жители Белостока были реабилитированы посмертно в годы хрущевской "оттепели".
Невозможно поименно назвать всех репрессированных жителей белостока, как не знаем мы фамилий и имен палачей, подписавших приговоры о расстреле в Москве, как неизвестны нам и те, кто приводил эти приговоры в исполнение на местах. Где-то на стеллажах Центрального архива бывшего КГБ СССР в Москве находится на вечном хранении уголовное дело N 830458 в трех томах по обвинению жителей села Белосток. Откроет ли оно свои тайны? Будем надеяться.
...Так вся ли правда сказана? И, главное, станут ли архивные разыскания ступенькой к прозрению?
БУХТА СКОРБИ
Вместо предисловия
События, которые непосредственно послужили к написанию этой статьи, произошли в 1979 году в небольшом городке Колпашево на севере Томской области. Случилось все это в майские праздники.
Уже сами слухи вызвали неприятный осадок в душах местных жителей. Такое... Кто-то, может, и схоронил бы сгинувшую невесть когда бедолагу, по округу облетела куда как более ясная команда: "Бандиты, враги народа, только -- в реку. Пусть себе плывут". Багром, веслом, палкой оттолкнут на стремнину -- несись дальше, к Нарыму, совсем рядышком туда, где отбывал ссылку Иосиф Джугашвили, прямой ответчик за содеянное, достоверно знавший, каких таких бандитов присылали по его указке в тутошние болота, тайгу, на погибель.
Потом были слова. Статьи, стихи, даже поэмы. Откровенная ложь тоже, разумеется, прозвучала. После первой публикации в 1988 году отрывков из "Колпашевского яра" В.Запецкого настал черед официальных перестроечных версий, одной из которых поделилась 11 мая 1989 года со своими читателями газета "Правда". Спецкор В.Чертков выдержал ее в духе партийности и социалистического реализма, но все-таки она позволила обычному советскому читателю, привыкшему по крупицам отыскивать существо и истину между строк, уловить картину уничтожения как хлебопроизводящего сословия страны в годы Большого террора, так и залежи его трупов десятилетия спустя. Статья же первого секретаря Томского обкома КПСС В.И.Зоркальцева, опубликованная в этой же газете 16 июля 1989 года пыталась окончательно завуалировать это существо и перенести ответственность на колчаковщину, бандитов, дезертиров и разбушевавшуюся реку.
Подвел черту сам бывший член Политбюро ЦК КПСС Е.К.Лигачев (в период с 1965 по 1983 годы -- первый секретарь Томского обкома КПСС -- И.К.). "Мне очень трудно назвать кого-либо ответственного. Ибо, во-первых, это произошло совершенно неожиданно. Это было настоящее стихийное бедствие в полном смысле этого слова. Вы на этой земле живете и знаете, что иногда делает половодье. И откровенно вам скажу, поскольку мы собрались для этого, мне, например, стало известно, что там были захоронены жертвы сталинских репрессий, именно после этого случая..."
(Из выступления Е.К.Лигачева 6 декабря 1989 года на встрече с представителями научной, вузовской, художественной интеллигенции и студенчества г.Томска.)
...Е.К.Лигачев жил совсем в другом времени и не мог поэтому предположить, что среди слушающих его в переполненном актовом зале Томского университета в тот декабрьский вечер 1989 года есть те, кто затратил годы, чтобы узнать о происшедшем в Колпашеве правду. В его биографии это был пусть неприятный, но эпизод. В их биографиях -духовное землетрясение, силу которого невозможно определить в баллах. Бывший кремлевский наместник, а затем и сам один из хозяев Кремля, он не думал и не мог думать, что эти люди пришли, что они уже здесь, что они знают лживость каждого его слова.
Как это было?
"Поселок Колпашево -- это бугор глины, усеянный от бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными. Есть нечего, продуктов нет или они до смешного дороги. У меня никаких средств к жизни, милостыню же здесь подавать некому. Вспомни обо мне в этот час -- о несчастном бездомном старике-поэте, лицезрение которого заставляет содрогаться даже приученным к адским картинам человеческого горя спецпоселенцев. Скажу одно: "Я желал бы быть самым презренным существом среди тварей, чем ссыльным в Колпашеве!" Небо в лохмотьях, косые, налетающие с тысячеверстных болот дожди, немолчный ветер -- это зовется летом, затем свирепая 50-градусная зима..." Так описывал Колпашево известный русский поэт Николай Клюев в письме к Сергею Клычкову в июне 1934 года.
Городок Колпашево невелик и до недавнего времени был мало известен. В памяти другое слово: Нарым, Колпашево -- некогда административный центр Нарымского округа, особой территориальной единицы в составе Западно-Сибирского края, отведенной для уничтожения "врагов народа". Со всей Сибири, из Беларуси, из Москвы и Ленинграда свозили их сюда на верную гибель. В непролазных болотах, в тайге, которую они корчевали с помощью первобытных приспособлений, лежит немало наших земляков.
После октября 1917 года в Колпашеве убивали всегда. Свои -- своих. Но особенно много погибло здесь людей, начиная с периода так называемого спецпереселения. Во время коллективизации в Нарымский округ было сослано немало семей раскулаченных. О масштабах этой высылки свидетельствует цифра -- 192000 человек, в том числе и более 20 тысяч уроженцев Беларуси, причем число выживших в течение первых двух-трех лет составляло, вероятно, около 40 процентов. Последняя цифра ошеломляет, но не забывайте, при каких обстоятельствах спецпереселенцы попадали в ссылку: либо по холоду по зимникам, либо -- чаще так оно и было -- на баржах в короткое северное лето. В устраиваться приходилось на голом месте, со стариками и детишками на руках, с минимумом посевного материала и без опыта того, как можно растить хлеб в тайге и на болотах.
ГОРОВЦОВА-ГОРНОВСКАЯ АГАФЬЯ МИХАЙЛОВНА, уроженка д. Горелыши Витебского округа: "Пришел 1929 год. В нашей местности началась попытка организации колхозов, и на общем собрании крестьяне нашей деревни Горелыши предложили отцу первому записаться в колхоз, показав пример другим. Отец был хорошо грамотный по тому времени и имел авторитет во всей нашей бывшей волости. Он отказался записаться. Вот с этого времени и началась завязка трагедии нашей семьи. Через несколько дней отца арестовало Витебское ГПУ, предъявив ему обвинение в срыве организации колхоза. Продержали его в тюрьме около двух месяцев. А вскоре приехали из ГПУ, переписали всех, за исключением трех братьев: Трофима, учителя местной школы, Тимофея, служившего в Красной Армии и Антона, работавшего геодезистом на строительстве БелГРЭСа.
Предъявили отцу постановление Витебского ГПУ, что он со своей семьей высылается в Сибирь сроком на 3 года. Срок на сборы дали 7 дней. Отправили нас без конвоя до станции Богушевская, а оттуда пассажирским поездом до Новосибирска. Новосибирское ГПУ направило нас на поселение в Колпашевский район. По приезде наша семья очень бедствовала. Ссыльным разрешалось работать только в лесу. Меня взяли одни хозяева в няньки за 3 рубля в месяц... Аврам работал в Чалковском леспромхозе бухгалтером, Георгий -- в Колпашевском райпотребсоюзе тоже бухгалтером, был женат, имел двоих детей. Тимофей был инспектором Нарымского окрсобеса в г. Колпашеве. Младшая сестра Лида училась в Колпашевском пединституте. Наступил страшный 37-й год. Страшная участь постигла нас, Горновских..."
Страшное горе выпало на судьбу Агафьи Михайловны. В декабре 1937 года был арестован Аврам, в январе 1938 -- Георгий, Тимофей и сестра Лидия. О их дальнейшей судьбе долгие годы в семье ничего не знали.
После целого ряда ходатайств перед Прокуратурой Томской области Колпашевский ГорЗАГС выдал матери Агафьи Михайловны справки, что: Аврам умер 23.02.44 г. в возрасте 41 года от гнойного плеврита; Тимофей -- 12.05.42 г. от менингита; Георгий -- 1.02.44 г. от воспаления легких. Все это было грубой фальсификацией. Только в 1990 году семья узнала правду о том, что все братья 16 февраля 1938 года были осуждены к расстрелу Комиссией НКВД и Прокурора СССР и 20 февраля были расстреляны во внутренней тюрьме НКВД г. Колпашева.
Такую печальную участь разделили в Колпашевском яру более 1 тысячи наших земляков, ставших жертвами тоталитарного режима в 30--40-е годы.
Массовые расстрелы начались в Колпашево во второй половине тридцатых, когда в местном НКВД стали фабриковаться бредовые, фантастические дела вроде дела "повстанческого центра", который якобы был тайно сформирован ссыльными, готовился к походу на Томск и ждал только установленного сигнала, чтобы нанести сокрушительный удар по Советской власти. Во время проведения массовой акции по "изъятию врагов народа" в октябре 1937 года с низовьев реки Обь в Нарымский окротдел на двух баржах доставили "врагов народа" из Александровского, Каргасокского, Парабельского, Колпашевского районов. В целях обеспечения охраны эти баржи были поставлены на якоря посередине реки, откуда арестованные доставлялись лодками в окротделы Колпашева.
КАРПОВ С.П., бывший оперуполномоченный колпашевского НКВД: "... в мае 1937 года я начал работать в горотделе НКВД. При НКВД находилась внутренняя тюрьма (примерно восемь камер). Основная масса арестованных содержалась в городской тюрьме. В мои обязанности в этот период входило производить аресты по ордерам. На аресты ходили, как правило, три человека с понятыми. Наша задача была доставить арестованного в отдел. Что было дальше с арестованными, я не знаю. Работу с ними производили следователи. О том, что во внутренней тюрьме производили расстрелы, то есть приводили приговоры в исполнение, я знал от исполнителей. Расстрелы осуществлялись во внутренней тюрьме, которая размещалась в здании НКВД близко от берега реки Оби..."
МЕРИНОВ Б.Е., бывший оперуполномоченный колпашевского НКВД: "Здание КПЗ состояло из 6 камер. Новосибирск утверждал, кого расстреливать. Обычно, в первую очередь убирали тех, кого пригнали из центральных районов Белоруссии, особенно в 1939 году. Обратно никого не уводили. Хоронили расстрелянных по дворе КПЗ. Ям было три. В конце хоронили там, где расстреливали -- в камерах..."
Стараниями работников НКВД в 30-е годы была "сочинена" не существовавшая в природе мощная националистическая организация "Польская организация войсковая", якобы имевшая свой центр в Москве и соответствующие "комитеты" во всех регионах бывшего Советского Союза. В соответствии с директивными указаниями УНКВД по Запсибкраю такая организация была "создана" и в Нарымском округе. Под ее непосредственным руководством и по ее прямому указанию должны были действовать "враги народа" с польскими и белорусскими фамилиями и именами.
Особых сложностей это не вызывало: процент проживающих поляков и белорусов был достаточно высок: сказалось, в частности, их переселение в Сибирь в конце прошлого и начале нынешнего столетия.
Преамбула обвинительного заключения всегда оставалась неизменной, менялись лишь фамилии да названия населенных пунктов, да "факты" и "примеры враждебной деятельности.
ФИЛИППОВИЧ С.Ф., бывший сотрудник Новосибирского управления НКВД, уроженец Минской губернии: "При допросах выясняли, где работал до ареста обвиняемый, чем занимался, были ли какие-либо факты пожаров, отравления скота по месту его жительства и так далее. Выяснив эти вопросы, искусственно приписывали в показаниях обвиняемых совершение тех или иных актов вредительской или диверсионной деятельности..."
Дела на "Польскую организацию войсковую" отличались от других тем, что почти все они были групповыми. Достаточно напомнить судьбу жителей села Белосток Кривошеинского района Западно-Сибирского края, где за одну ночь с 11 на 12 февраля 1938 годы были арестованы практически все мужчины в возрасте от 17 до 70 лет. Большинство из них кончили свой жизненный путь в Колпашевском яру.
СПРАГОВСКИЙ А.И., бывший следователь УКГБ СССР по Томской области: "В период с 1955 по 1960 год я занимался пересмотром архивно-следственных дел на осужденных внесудебными органами. Не вдаваясь в существо этих дел, определенно могу утверждать, что 99 процентов проверенных дел были грубо сфальсифицированы бывшими работниками Томского и Нарымского отделов НКВД. Из совокупности всех собранных в этот период материалов вырисовывается следующая картина... Свидетели, которых мне пришлось допрашивать, говорили, что за этим забором тюрьмы покоятся расстрелянные в 37--38 годах люди.
Помню показания Караваева Сергея Григорьевича, который был непосредственным исполнителей расстрелов, ныне он умерший. Тогда действовала бригада, которой для храбрости давали спирт.. За забором были устроены трапы, по которым арестованные шли к вырытой яме. Подойдя до определенного места, раздавался выстрел из укрытия. Человек падал в яму. Сложилось твердое убеждение, что за тем забором захоронены были тысячи невинно осужденных людей..."
Что представляло из себя здание окротдела НКВД? Со слов очевидцев событий оно находилось в 30--40 метрах от берега реки Обь, окруженное примерно трех метровых забором по периметру 150х150 метров. Недалеко от административного корпуса НКВД находилось здание тюрьмы, состоящее из шести камер. Здесь содержались арестованные и приговоренные к расстрелу в 30-е годы наши сограждане. Здесь же в здании тюрьмы, в одной из камер, приводились в исполнение приговоры "двоек", "троек" и Особого совещания. В тюрьму обычно прибывали этапы по 40--50 человек. После приведения приговоров в исполнение трупы расстрелянных пересыпались гашеной известью (чтобы лишний раз не закапывать до прибытия очередной партии -- И.К.) в ямах, вырытых во дворе. Впоследствии, когда поток осужденных резко увеличился, расстрелянных стали закапывать под настилом камеры. Ямы с трупами, естественно, как гласила инструкция, сравнивались с землей и ничем не обозначались.
Большинство ни в чем не повинных граждан было расстреляно в Колпашево в период с 8 мая 1937 года до 4 мая 1943 года. По предварительным данным, полученным из материалов и документов Прокуратуры Томской области и военного трибунала Сибирского военного округа, можно предположить, что здесь было уничтожено от 1 до 1,5 тысяч уроженцев Беларуси. Установить всех поименно по известным причинам не представляется возможным. Назову ряд установленных фамилий некоторых наших земляков, унесенных Колпашевским яром:
Адамский Бронислав Генрихович, 1894 года рождения; Барановский Александр Фомич, 1893 года рождения; Белых Федор Ефимович, 1888 года рождения; Беганский Александр Демьянович, 1904 года рождения; Бересневич Иосиф Иосифович, 1909 года рождения; Бугоровский Иван Леонтьевич, 1888 года рождения; Витевский Иван Олимпиевич, 1905 года рождения; Врублевская Екатерина Ивановна, 1908 года рождения; Дорошкевич Василий Ефимович, 1901 года рождения; Дуда Алексей Янович, 1913 года рождения; Дуда Ян Витович, 1885 года рождения; Зданевич Александр Осипович, 1884 года рождения; Зданович Иван Васильевич, 1910 года рождения; Зданович Станислав Викентьевич, 1882 года рождения; Ивановский Иосиф Николаевич, 1903 года рождения; Кавецкий Адольф Васильевич, 1892 года рождения; Каменко Алексей Николаевич, 1898 года рождения; Костецкий Юльян Францевич, 1880 года рождения; Лесняк-Чернова Мария францевна, 1891 года рождения; Новийкий Апполинарий Болеславович, 1915 года рождения; Поляков-Силицкий Василий Митрофанович, 1904 года рождения; Рогачевский Александр Прокопьевич, 1903 года рождения; Рогачевский Прокопий Прокопьевич, 1888 года рождения; Сварчевский Александр Пиусович, 1873 года рождения; Солтан Корней Осипович, 1878 года рождения; Татырка Банифат Адамович, 1895 года рождения и другие.
Сколько человек было расстреляно в Колпашево в самый пик репрессий, установить невозможно. Можно предположить, что в данном захоронении покоится не менее 4--5 тысяч невинно убиенных. Хотя есть сведения, что расстрелы производились не только в Колпашево, но и в пригородном Тогуре и ряде других мест.
Параграф из недавней истории
После войны здание окротдела НКВД было снесено и на этом месте образовался пустырь. Прошли годы... Наступление реки на город привело к тому, что где-то с 1960 года территория бывшего НКВД начала обрушиваться в Обь. С тех пор и начали обнажаться временами братские могилы расстрелянных. Беспокоились власти. Под руководством представителей органов госбезопасности проводились буровые работы на территории, ранее принадлежавшей окротделу. Первая стадия работ по химическому уничтожению захоронений проводилась в 1968 году.
СНЕГИРЕВ Н.С., бывший командир студенческого стройотряда:
"Очевидцем происходившего был я сам и все 50 человек строительного студенческого отряда. Размеры захоронения, сообщенные капитаном судна, производившего размыв берега в 1979 году, совпадают с моими данными по размерам территории, на которой работала группа "геологов" -- как они нам представились. Захоронение находилось на огороженной забором территории размером 70х170 метров в противоположной стороне от здания НКВД, которое примыкало одной стороной к забору. Размеры здания были около 60х17 метров.
Ориентировочно "геологи" знали местонахождение могильников, так как определительное бурение скважин (то есть до выхода костей) вели только на дальней, огороженной забором территории, размером 70х70 метров. Могильников на этой территории было 5--6 в разрывами 4--5 метров. Для того, чтобы не открылся вид для местного населения на производимые "геологами" работы на захоронениях, после разборки нижнего этажа здания НКВД нас через Колпашевский горком КПСС заставили построить четвертую стену забора вместо разобранного здания..."
Технология работ состояла в следующем. Бурили определительные скважины. При выходе костей бурение скважин становилось упорядоченным. В скважины, в которых обнаруживались кости, засыпали вещество белого цвета и обильно заливали водой из цистерны машины. Потом каждая скважина засыпалась грунтом.
После окончания работ "геологи" день--два утюжили территорию бульдозером, утрамбовывая верхний грунт, разрыхленный бурением. При этом они ходили за трактором, выбирая появляющиеся кости.
Описывая широкую дугу, в этом месте Обь течет на запад. Левый ее берег низок, вровень с водой. Левый берег пустынен, и человеку приезжему это может показаться странным, потому что на другой стороне стоит город Колпашево. Небольшой, всего тысяч на тридцать жителей, но все-таки город.
Однако ничего удивительного в этом нет. И дело не в том только, что в Сибири места для городов вдоволь, стройся, где душа пожелает. Русло реки медленно, но вполне заметно перемещается, отнимая ежегодно у города по нескольку метров суши. Обь до неузнаваемости изменила высокий правый берег. Время от времени еще какой-нибудь кусок берега, подмытый водой, рушится вниз. Чаще всего это бывает в конце весны или в начале лета, когда заметно прибывает быстрая вода, и особенно в те дни, когда южный ветер гонит на яр волны.
В 1979 году, накануне майских праздников, в очередной раз обвалился край берега почти в самом центре города, в нескольких десятках метров от того места, где обрывается, упираясь в Обь, улица Ленина. Но случай оказался отнюдь не рядовым.
Со стороны реки, с лодок, можно было увидеть страшную картину. Из обрыва, метров с двух, торчали человеческие останки: руки, ноги, головы. Открывшийся срез захоронения имел размеры до четырех метров в ширину и до трех метров в глубину. Трупы в могиле были сложены штабелями, и если верхние полностью истлели, то нижние сохранились на редкость хорошо. По сути дела, это были мумии желтовато-коричневатого цвета. Лица, волосы сохранились в такой степени, что, по свидетельству очевидцев, можно было произвести опознание убитых -- в затылочной части черепов были пулевые отверстия. Во многих черепах их было по две, причем второе часто приходилось на височную кость.
Обвал обнажил громадную яму с сохранившимися мумифицированными трупами. Многие из них сохранились исключительно хорошо. Почему? Во-первых, они находились в песчаной почве, что обеспечивало вентиляцию, необходимую для быстрого высыхания тел. Во-вторых, при погребении использовалась хлорная (или, может быть, негашеная) известь. На срезе захоронения можно было видеть, что людские останки расположены послойно, и разделяют их настилы из досок и прослойки окаменевшей извести. Отмечался также сильный запах креозота. Наличие дезинфицирующих средств, видимо, оградило от гниения трупы в нижних рядах.
Так вот, если черепа и кости, превращались в крошево при обвале берега, тут же шли ко дну, то легкие мумифицированные останки всплывали, и река несла их на север на виду у всего города, потому что большая часть сегодняшнего Колпашева расположена ниже по течению: и речной вокзал, и застроенный частными домами жилой район...
Власти спохватились не сразу. Все готовились к предстоящим торжествам. Уже сами слухи вызывали неприятный осадок в душах местных жителей. Никому и в голову не приходило перезахоронить расстрелянных. Пулевые отверстия в черепах говорили о том, что с людьми уже однажды обошлись крайне жестоко. Разумеется, для распорядившихся так людей в этом виделся самый легкий путь, тем более, что он был предначертан органами КГБ. Но ведь почему никого не передернуло от мысли: "А если это репрессированные коммунисты, революционеры, советские работники, твои, загубленные в период культа личности, товарищи?!" Так нет, поверили все-таки версии КГБ, что здесь были расстреляны белогвардейцы и дезертиры.
Дальше в Колпашеве происходила война. Двухнедельная битва живых с мертвыми. Методично, неспешно, на будничном фоне провинциального городка, день за днем, ночь за ночью...
Захоронение решено было смыть в реку. Хотя поначалу были предпринята попытка раскопать могилы с берега и вывезти расстрелянных на автомашинах в карьер, но вскоре от этого отказались. В частности, по той причине, что конфигурация захоронения оказалась непростой, а число трупов -- достаточно велико. Использовать же технику на краю обрыва мешал подвижной песчаный грунт. И несмотря на то, что было достаточно желающих сделать это вручную, компетентными органами было принято решение попросту размыть берег.
Особенно неприятной была разящая символичность происходящего. Они выходили буквально из-под земли -- сотни трупов с дыркой в затылке, и не только скелеты, кости людей, а в огромном количестве мумифицировавшиеся тела, настолько хорошо сохранившиеся, что некоторых из расстрелянных чуть не полвека назад жители пригорода через несколько дней повезут в морг, приняв за утопленников. И Обь спешила, все больше обнажая захоронение на берегу, словно тоже знала, что готовится государственный праздник.
До третьего мая доступ к захоронению строго не охранялся, и многие горожане побывали возле него. Большинство людей приходило просто из любопытства. Но было и другое -- самое, может быть, страшное. К разверстой могиле шли родственники тех, кто бесследно исчез в застенках колпашевского НКВД, а их в тридцатитысячном райцентре тогда еще было немало. Дети и жены, братья и сестры. Многим из них казалось, что среди сложенных штабелем трупов они по одежке узнают своих близких.
Город Колпашево переживал тягостные, странные, ни на что не похожие дни. Город Томск пребывал в напряженном раздумье. Сигнал тревоги долетел до Москвы...
Это были "антисоветские" трупы, В действительности, как понимали ее в 1979 году партийные и советские руководители, этих трупов не было, не должно было быть. Память о них успешно выветрилась из сознания нескольких поколений. Но в Колпашеве какая-то непостижимая для властей сила воспротивилась этому, встала наперекор, словно сама земля, поруганная, усеянная неоплаканными костьми, оказалась человечнее людей, творящих на ней разор и бесчинства. И земле дан был ответ...
Третьего мая место захоронения было силами стройбата обнесено высоким забором с надписью: "САНИТАРНАЯ ЗОНА". Возле ЗОНЫ появилась охрана. Для непосредственного руководства техническим обеспечением акции, содержащей все признаки преступления (статья 229 и статья 171 УК РСФСР) в Колпашево был командирован секретарь Томского обкома КПСС А.И.Бортников. Интересы УКГБ по Томской области представлял полковник госбезопасности Николай Иванович с засекреченной по сей день фамилией. Присутствовало также некое лицо из Москвы.
Средства для ликвидации захоронения были выделены значительные. Что-то из них томское руководство получило из Кемерова (монитор) и, по крайней мере, рассчитывало получить из Новосибирска. Два теплохода серии ОТ задействовались в течение полумесяца, и только один их них (капитан В.Черепанов) сжег 60 тонн горючего. Плюс бурение скважин на берегу, стройбат, милиция, водоспасательная служба. Плюс кадровые и нанятые работники, чья роль была совершенно особой, а впоследствии -вещевые и денежные призы.
Неделю велись подготовительные работы, а 11--12 мая в Колпашево пришли двухтысячесильные теплоходы. Берег мыли напором воды из-под винтов, круглосуточно работающих на полную мощность.
ЧЕРЕПАНОВ В.П., капитан буксира ОТ-375: "... Отбойной волной начали мыть берег. Мыли часа два. Сначала падали кости. Когда содержимое ямы обвалилось, проявились темные прямоугольники. Трупы из ямы стали падать в воду. Мерзлый верхний слой земли обваливался большими глыбами по мере размывания нижнего талого слоя грунта. Мыли с 11 по 15 мая круглосуточно. Было много ям, количество назвать не могу. Трупы были целые, разной величины. Видел на них розово-белое белье. Трупы плавали, кагэбэшники фотографировали. Нам запретили выходить на радиосвязь. В это время на берегу бурили скважины, искали необнаруженные захоронения. Теплоход почти весь ушел в берег. Запах был ужасный, не пожелаешь и врагу. Мы люди подневольные, делали, что прикажут. Раньше я не рассказывал об этом, боялся последствий. Ведь это КГБ!"
КОПЕЙКИН С.Н., старший помощник капитана ОТ-375: "Видел на трупах рубахи и кальсоны... Трупы были расплюснуты, вроде как побывали под прессом... Они плавали, течением их подхватывало, крутило в заводи от теплохода. Плоть не сгнила, сушеные они были. Тел в ямах было много. Я видел ям пять--шесть. В яме, на мой взгляд, по двадцать--тридцать тел. Тела лежали вповал. Работали мы около трех суток. Двигатели перегревались, нас отбрасывало, трос лопался, мы несколько раз отходили. Нам объяснили, что это -- санитарное мероприятие. Говорили, чтобы мы не распространялись об этом... Через полмесяца в Томске к нам приехали двое из УКГБ и дали премию. Капитану -- приемник "Томь", пяти членам экипажа -- часы, остальным по 20 рублей"...
То, как "работали катера", мог видеть весь город. Плывущие по Оби трупы "добровольцы" вылавливали баграми, цепляли им к поясу кирпичи, металлические болванки -- топили в реке. Тех, кто упорствовал, не шел на дно, уходил в свой последний побег к Ледовитому океану, -- рубили на куски веслами. День за днем, ночь за ночью... Некоторые тела все же были упущены, их видели потом в Прохоркине и Новоникольском, за сотни километров вниз по течению.. Так живые "победили" мертвых соотечественников в мае 1979 года...
"Прочие же... не раскаялись в делах рук своих..."
Психология власть предержащих тут такова, что достигнув определенного уровня, они уже физически могут только, умело цепляясь за него и за окрестные выступы, карабкаться выше, совершая самые неожиданные резкие телодвижения, от которых все совестливое вокруг сжимается, примолкает, оставшееся -- разлагается, осыпается.
Совесть у этих "слуг народа" давно трансформировалась в следование указаниям сильных мира сего, и совесть их стала партийной, не общечеловеческой. Многим просто удалось избавиться от такого пережитка.
И все-таки "колпашевское дело" получило ход...
Странное это уголовное дело, невозможное, небывалое. Следствие было поручено в 1989 году прокуратуре Новосибирской области, так что мерялось оно как бы областной мерой. Но по смыслу своему -- это была первая в истории нашего многострадального отечества попытка принудительного дознания по делу о преступлениях государства против своего народа и -- преступником же -- сокрытии их.
Эх, Колпашево, Колпашево!.. И в других случаях было оно столь же щедро не только на человеческую боль, но и страдание, но и на невеселую, с привкусом горечи усмешку.
Рано или поздно уголовное дело будет прекращено, следственная машина остановлена. И судебный процесс не состоится. Формально -- по сроку давности. Истинная же причина -- потому что не может стерпеть госбезопасность подобного плевка в свою сторону...
Но прежде чем толковать о частностях, хорошо бы людям бывшего чекистского ведомства понять главное: поругание колпашевских могил -это не пустячный эпизод, о котором завтра будет забыто.
Как и не будет забыто, что все важнейшие решения принимались в кабинетах партийных работников -- первого секретаря Томского обкома КПСС Е.К.Лигачева и первого секретаря колпашевского горкома В.Н.Шутова (ныне генерального директора концерна "Томлеспром" -- И.К.). Надзирать за работой чекистов прибыли тогда обкомовские секретари: А.И.Бортников, Е.А.Вологдин, П.Я.Слезко (что касается П.Н.Слезко, так тот позже вышел в заведующие отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, но следствием, естественно, допрошен не был -- И.К.).
Впрочем, как и не будут забыты имена офицеров КГБ: К.М.Иванова, Н.И.Петроченко, В.Н.Копейко, Г.П.Бусыфгина, Н.А.Татаркина, Д.П.Давыдова (некоторые из них до сих пор работают на руководящих должностях в аппарате управления ФСБ РФ по Томской области -- И.К.).
Есть в УК РФ странная статья об ответственности за сокрытие преступлений. Могла она объявить преступницей, к примеру, и мать, которая не смогла донести на родного сына, повинного в уголовном деянии. Но зато ни разу она, оставаясь глухонемой, не оборотилась на власть имущих, когда те скрывали преступления своих предшественников, от которых им по наследству власть перешла. А ведь принимая наследство -- принимают и долги. И по-другому не бывает. Но в глазах истории этот вопрос давно решен.
И значит -- нет ему срока давности. Значит -- преступно скрывать документы об этих преступлениях. И когда офицеры госбезопасности прячут их в архивах -- они в глазах людских совершают преступление.
И не чувствуют угрызений совести, да и не могут их испытывать -- ведь они всего лишь выполняют приказ.
Живет в закрытой зане Томска-7 пенсионер Сафрон Петрович Карпов, в органах НКВД--НКГБ--МГБ прослужил с 1935 по 1956 год, изрядный срок -в Колпашеве, причем в самые расстрельные годы. Трудился служивый и по следственной части, и по начальнической. Знаю по крайней мере не про одно обвинительное заключение по делу "террористической эсеро-монархической повстанческой организации", подписанных им собственноручно. В целом только по этим делам было репрессировано несколько десятков человек.
"Повстанцам", которые были выявлены бдительным Сафроном Петровичем, стреляли в затылок из нагана, трупы сваливали в ямы, вырытые во дворе нарымского окротдела НКВД, и пересыпали мертвые тела хлоркой, как того требовала старая медицинская инструкция ОГПУ. И вот они-то весной 1979 года поплыли по Оби.
Но нет у меня цели перечислять поименно всех колпашевских палачей -неблагодарное это занятие. Это один--два штриха, чтобы отчетливее было видно, что офицеры госбезопасности покрывают и кого они покрывают.
Ложь! Люди любознательные и совестливые о многом уже дознались. Вот наш земляк Василий Ханевич из Томска составил мартиролог на погибших одного-единственного сибирского села Белосток, где жили переселенцы из Гродненской, Витебской и Виленской губерний, белорусы и поляки. Свозили из Белостока людей в Колпашево, а там их чекисты убивали, выполняя спущенную сверху разнарядку. Вы хотите поименно узнать тех, кого чекисты сначала убили, а потом утопили? А то ведь мы все на миллионы да на миллионы. За статистикой живых людей не видно...
Подряд -- по алфавиту.
АРТИШ Осип Осипович АРТИШ Болислав Осипович АРТИШ Иван Иванович АРТИМОВИЧ Адам Иосипович...
А может быть, на какую-нибудь другую букву?
МАРКИШ Петр Фадеевич МАРКИШ Николай Игнатьевич МАЗЮК Ипполит Михайлович МАЗЮК Павел Михайлович МАЗЮК Антон Михайлович
И дальше можно было продолжить. Все эти люди были расстреляны в Колпашеве в один день 14 мая 1938 года. А всего в этот день в Колпашеве по одному "делу" с белостокцами были убиты 47 человек! И это только те, чьи фамилии удалось установить В.А.Ханевичу. Скорее всего погибших было больше. Проявить любопытство руководству госбезопасности совсем не сложно: уголовное дело N 830 458 в трех томах на жителей села Белосток хранится в бывшем архиве КГБ в Москве.
Когда подобный список по безвестному такому сельцу перед глазами, у всякого первая мысль: другая война, но без обелисков. Великая Отечественная трагедия.
Но это одно дело и одно село, а ведь шли в Колпашево этапы, плыли баржи со всего необъятного Нарымского края. И кроме местных, чалдонов и остяков, было немало и других, кого валили в колпашевские ямы. Спецпереселенцы, административные ссыльные...
Есть, есть о чем рассказать архивам КГБ!
Для начала -- хотя бы о Колпашеве правду открыть -- это ведь весь гиблый Нарымский край, это немалая доля нашей общей беды.
Кое-какие вопросы поднакопились...
Где материалы, касающиеся уничтожения могил в Колпашеве? Кто, когда и при каких обстоятельствах (еще в 1955 году) обратился к руководству КГБ с предложением ликвидировать могилы? Кто отдал приказ об этой акции? Какова роль Ю.В.Андропова, которого информировали о колпашевских событиях в 1979 году? Использованный в Колпашеве способ уничтожения захоронений -- бурение скважин с засыпкой туда химикалиев -- обычный? Где еще подобным образом уничтожались братские могилы?
А можно и обобщить.
Не странность ли: срок давности на преступления существует, а на архивы КГБ -- нет? Будут ли открыты дела против старых сотрудников НКВД, где технологии репрессий документально представлена в виде геноцидных разнорядок? Кто, когда и при каких обстоятельствах дал распоряжение в ходе "хрущевской" реабилитации фальсифицировать места, даты и причины смерти расстрелянных? Почему из расстрельных дел НКВД вырваны фотографии? Какого рода архивные материалы уже уничтожены?
А ведь и правда, если руководство госбезопасности прикажет своим офицерам на эти вопросы ответить, то они ответят. Они ведь люди военные, они обязательно выполнят приказ...
Вместо эпилога
В январе 1991 года "колпашевское дело" перекочевало из Новосибирска в Москву, прошло через прокуратуры РСФСР, Союза, Главную Военную прокуратуру, чтобы в итоге вернуться в Новосибирск, но -- в прокуратуру Сибирского военного округа.
Допрошен Ким Михайлович Иванов, бывший начальник управления КГБ СССР по Томской области, один из тех, чьи действия "подпали". Теперь он -начальник управления по обслуживанию иностранных представительств, аккредитованных в Санкт-Петербурге.
Допрошен незабвенный Егор Кузьмич Лигачев, поймать которого на очевидном вранье у московских следователей, которым было передано соответствующее следственное поручение, духу все ж не хватило. Но поверим в главном: вопрос об уничтожении колпашевского захоронения был согласован и с Ю.В.Андроповым и с М.А.Сусловым.
Но не это самое важное, что сделал следователь военной прокуратуры. Новосибирское УКГБ назвало первых 1445 расстрелянных в Колпашеве!
В марте 1993 года колпашевское дело было закрыто за давностью лет и "отсутствия состава преступления в действиях должностных лиц".
Подведем же и мы свою черту под ложью минувшего пятнадцатилетия. Дело было для московских и томских властей привычное и простое. Однажды убитые снова вышли наружу, и требовался новый приговор, чтобы пресечь вылазку "классового противника". Потребовалось подтверждение старого приговора. Никто, кроме нескольких молчаливых людей, не знает сегодня, в каком кабинете и под чьим председательством собирался новый состав "Особого совещания".
Говорят, что не весь этот чудовищный песчаный мавзолей был вымыт тогда. Будто осталась еще одна яма. А вдруг правда? Вдруг плохо уничтожили?
И что, снова поплывут трупы по Оби?..
НКВД -- ГЕСТАПО: БРАК ПО РАСЧЕТУ
Долгое время историки и публицисты с неловкостью обходили проблемы, связанные с советско-германским договором от 23 августа 1939 года. Да и до сих пор не стихают дискуссии вокруг политической ситуации лета 1939 года. Причин тому несколько. Главная из них -- понятное желание постичь суть приведших к войне драматических событий и сделать необходимые выводы для сегодняшнего дня. Но есть и другие причины...
Палачи обмениваются жертвами
Сегодня читателю практически ничего не известно о том, с какой "специфической" целью использовался с 1939 года ряд пересыльных тюрем НКВД в Минске и Бресте.
Декабрь 1939 года. "Нас было двадцать восемь мужчин и три женщины... Все лица от страха казались застывшими. Мы стояли и смотрели на железнодорожный мост, который разделял занятую немцами Польшу и ее часть, оккупированную русскими. Через мост к нам медленным шагом направлялся военный. Когда он подошел ближе, я разглядела эсэсовскую фуражку. Офицер НКВД и эсэсовец приветствовали друг друга, приложив руку к козырьку. Из узкой светло-коричневой сумки офицер НКВД вытащил список и стал называть фамилии. В этот момент от нашей группы отделились трое, бросились к энкаведисту и стали что-то взволнованно ему объяснять. Рядом со мной кто-то прошептал: "Отказываются переходить мост!" Один из трех был еврей-эмигрант из Венгрии, двое других -- немцы: учитель по фамилии Кениг и молодой рабочий из Дрездена, который участвовал в вооруженной стычке с нацистами, бежал в Советскую Россию и заочно в Германии был приговорен к смертной казни. Конечно же, всех троих погнали через мост..."
Этот отрывок из книги воспоминаний Маргарет Бубер-Нойман "Узница Сталина и Гитлера", вышедшей во Франкфурте-на-Майне в 1949 году. той же теме отдал должное австрийский историк Ханс Шафранек: он "поднял" в политическом архиве германского МИДа соответствующие нацистские документы и опубликовал в книге "Между НКВД и гестапо" (Франкфурт-на-Майне, 1990). Ширятся возможности и для работы в отечественных, прежде секретных архива. Мы узнаем наконец некоторые реальные подробности сталинско-гитлеровских игр -- до и после пакта 1939 года.
Выдачу немцев, арестованных НКВД, принято связывать с пактом 1939 года. Теперь становится очевидным, что активная высылка (единичные случаи бывали и раньше) началась еще в самом начале 1937 года. И до пакта, можно предположить, из Союза в германию было отправлено несколько со человек (общее число высланных и выданных -- более тысячи).
Как это происходило? Ранней осенью 1936-го германский посол Шуленбург высказывает Молотову и Литвинову пожелание германской стороны, чтобы находящиеся под следствием НКВД германские граждане, признанные невиновными, или те, против кого имеется недостаточное количество улик, были высланы из СССР. В ноябре 1936 года Шуленбург еще раз обращается к Литвинову с просьбой выяснить судьбу арестованных германских граждан. Советская сторона дает понять, что высылка возможна.
В начале 1937-го замнаркома иностранных дел Крестинский сообщает Шуленбургу, что согласно приговору Особого совещания из СССР в Германию высылаются десять человек.
Практически все это выглядит так: германское посольство обращается в Наркоминдел, и уже наркоминдельцы связываются с НКВД. Германское посольство направляет в Наркоминдел списки, в ответ немцам называются свои имена. Среди высылаемых были и спецы, и политэмигранты, и просто люди, уже десятилетиями жившие в СССР. Объединяет их только одно -- все они арестованы. Как же воспринимали свой приговор сами высылаемые? были такие, что считали: если уж сидеть, так у себя на родине "за дело", и даже настаивали на высылке. Но очень часто это воспринималось как трагедия.
Иногда высылка происходила и без предварительного ареста. Так было, например, с известным немецким актером Эрвином Гешоннеком. В 1937 году в немецком театре в Одессе он играл как раз роль следователя НКВД, успешно раскрывшего вредительский заговор. Но НКВД ставил свои спектакли: труппа была разогнана, Гешоннек исключен из партии и в три дня выслан из СССР, чтобы спустя недолгое время оказаться в концлагере "у своих".
После пакта 1939 года ситуация с высылкой меняется. Теперь германское посольство уже не просит и не осторожничает, оно требует: "...настоящие дружественные отношения между III рейхом и СССР несовместимы с тем, чтобы такое количество германских подданных находилось в советских тюрьмах".
11 ноября 1939 года в ответ на настойчивые требования Шуленбурга тогдашний заместитель наркома иностранных дел Потемкин просит его обратиться непосредственно к Сталину и Молотову. 14 октября 1939 года Шуленбурга принял Молотов, который заверил, что займется этим вопросом.
Если в 1937--1938 годах высылали осужденных по приговорам Особого совещания НКВД СССР, то в 1939-м выдавали тех, кто уже просидел 2--3 года в советских тюрьмах и лагерях. Изможденных лагерников и тюремных заключенных везли из Орла и Ярославля, из Норильска и Воркуты, из Новосибирска и Владивостока и помещали в спецкамеры в Бутырках. Их подкармливали, выдавали кое-какую одежду -- подготавливали к передаче. По этапу доставляли в минскую пересыльную тюрьму, а затем уже отправляли в Брест. И все же, как в 1937-- 1938 годах, даже в большей мере, эти камеры наполнялись теми, кто имел все основания бояться гестапо.
С декабря 1939 года по апрель 1941-го НКВД и гестапо вступают в непосредственный контакт, отношения между карательными аппаратами двух режимов напоминают игру -- партнеры садятся за стол, играют, и каждый старается обмануть друг друга.
Трудно представить, что происходило с людьми, попавшими в это чертово колесо. Тех, кого собирались выдавать немцам, заставляли как бы становиться агентами НКВД и подписать, например, фиктивные расписки в получении денег, а тем, кто отказывался, -- угрожали, что дадут на них компромат в гестапо.
Но это еще не означало, что НКВД передавало в руки гестапо всех без исключения германских подданных, особенно это касалось тех, кого можно было эффективно использовать для работы на оборону. Для событий тех лет характерна судьба профессора Ф.М.Неттера. В 1934 году он прибыл в СССР с связи с тем, что в Германии как лицо еврейской национальности подвергался преследованиям и гонениям. Первый год он жил в Москве и работал в одной из закрытых лабораторий, выполнявшей оборонные заказы. С лета 1936 года он работал профессором Томского научно-исследовательского института математики и механики. В декабре 1938 года он был арестован Томским горотделом НКВД и доставлен в г. Новосибирск с целью дальнейшей высылки в Германию. Правда, последующие события стали развиваться совсем по другому сценарию.
Ф.М.Неттеру было предъявлено обвинение в том, что он якобы, являясь агентом разведотдела генерального штаба Германии, был заброшен в СССР со шпионским и разведывательным заданием." За совершение контрреволюционных преступлений" его приговорили к 25 годам тюремного заключения, однако через три года расстреляли в Медведевском лесу под Орлом.
После заключения пакта о ненападении и раздела Польши СД в Варшаве и Кракове действовали по указанию имперского министерства безопасности, которое предписывало им вступать в тесный контакт со службами НКВД в Перемышле и Бресте, чтобы гарантировать беспроблемное пересечение границы выдаваемыми.
Война, начавшаяся в июне 1941 года, подвела черту под этим "мирным сотрудничеством". Многих немецких эмигрантов, уже предназначенных к выдаче, не успели довезти до Бреста из дальних лагерей, им оставалось досиживать еще с десяток лет. Других постигла судьба Неттера. У тех, кого выдали, судьба складывалась по-разному, на сей счет в Германии была разработаны четкие инструкции: тех, против кого имелся компрометирующий материал, ждал концлагерь, "незапятнанные" и подходящие по возрасту призывались в вермахт, евреи однозначно подлежали депортации в гетто, а оттуда в лагеря уничтожения.
ПОЛЬСКАЯ ТРАГЕДИЯ
В последнее время мы все чаще обращаемся к проблеме интернированных после вступления 17 сентября 1939 года частей Красной Армии на территорию Польши. Что же конкретно известно об интернированных в 1939 году польских военнослужащих по советским и польским материалам? Общее число не определено. Представление о путях, методах формирования лагерей весьма приблизительно. О судьбах офицеров известно только по катынским могилам Козельского лагеря (г. Козельск и Оптина Пустынь находились тогда в Смоленской области; ныне -- Калужская, -- И.К.). Они дают возможность говорить о приблизительном числе погребенных. Но может ли там быть 10--12 тысяч трупов, как объявили гитлеровцы в 1943 году, не определено. Известно, что все погребенные в Катыни были расстреляны. На данный момент основой определения срока их гибели являются время прекращения переписки с родственниками, данные эксгумации 1943 года, вещественные доказательства, найденные в 1943 году на трупах, но в 1945 году уничтоженные гитлеровцами.
В Войске Польском в мае 1939 года было 18,5 тысячи офицеров, в корпусе охраны границ -- 846, в резерве -- 60 тысяч, в отставке -- 12 тысяч. В результате разгрома почти миллионной польской армии в сентябре--октябре 1939 года гитлеровские войска взяли в плен более 18 тысяч офицеров и 400 тысяч солдат. Часть польской армии смогла уйти в Румынию, Венгрию, Литву, Латвию.
Другая часть польских войск сдала оружие Красной Армии. В сентябре 1940 года в газете "Красная звезда" были опубликованы частичные данные об их численности -- 181 тысяча солдат, примерно 10 тысяч офицеров.
Выяснить общее число интернированных трудно. В документах есть свидетельства самих интернированных о том, что многие сразу же были отпущены по домам. В лагеря было заключено 130242 военнослужащих, включая переданных в 1940 году из Прибалтики.
Судьбы как отдельных лиц, так и целых категорий интернированных, сроки пребывания в лагерях не были определены сразу и не во многом зависели от советской стороны. Исходя из зафиксированного в международных конвенциях о военнопленных и интернированных права использовать рядовых и унтер-офицеров на работах, Экономсовет СНК СССР (председатель А.И.Микоян) принял решение направить на строительство шоссе Новгород--Волынский--Львов 14 тысяч человек и на рудники и шахты Криворожского и Донецкого бассейнов 10,3 тысячи человек (Криворожский, Елено-Каракубский, Запорожский и другие лагеря). На основе соглашения между Наркомчерметом и НКВД для жителей Западной Украины и Западной Белоруссии предусматривалась возможность перевода интернированных в вольнонаемные рабочие по договору. Часть интернированных отказалась работать. Тогда их стали "стимулировать" различиями в нормах питания. Оплата труда определялась нормой выработки. Сведения о выполнении норм крайне противоречивые. Более близки к истине сообщения о том, что только 10--15 процентов работавших выполняли и перевыполняли нормы. Это были белорусы и украинцы, "желавшие закрепиться за данным предприятием".
В октябре 1939 года проходили переговоры между заместителем наркома иностранных дел В.П.Потемкиным и германским послом в Москве фон Шуленбургом об обмене населением, интернированными и военнопленными, поэтому органы НКВД постоянно различали среди интернированных три группы. К первой принадлежали лица, проживающие на территориях, отошедших к СССР, во второй -- проживавшие на землях, отошедших к Германии; к третьей -- на территориях, отошедших к Литве.
В распоряжении Берии от 3 октября 1939 года говорилось о роспуске по домам всех солдат, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии. "Некоторые категории солдат из этнической Польши надлежало сконцентрировать в Козельском и Путивльском лагерях впредь до особого распоряжения".
В середине октября 1939 года правительство СССР решило произвести обмен с Германией военнопленными и интернированными. Были установлены пункты передачи: один в Белоруссии и два на Украине.
Германия принимала военнопленных, "если они жили в немецкой сфере влияния". Всего на территорию этнической Польши было репатриировано 42492 человека, "изъявивших желание выехать", как сказано в советской сводке 1941 года. Ибо когда началась отправка интернированных к месту жительства, многие отказались ехать под власть немецко-фашистских оккупантов.
19 ноября 1939 года последовало указание Берии о сосредоточении оставленных (или не принятых Германией?) офицеров в Старобельском, Осташковском и Козельском лагерях.
В Старобельске Ворошиловградской области в бывшем монастыре и ряде зданий в городе, где проживали полковники и генералы, на 14 октября 1939 года было 7045 человек, 4813 рядовых, 2232 офицера (когда лагерь стал офицерским, число офицеров увеличилось до 3974 человек). Помещенные в этот лагерь активно и организованно требовали от советских властей выполнение международных конвенций о военнопленных и интернированных и т.д. Однако органы НКВД "раскрыли" там тайную антисоветско-националистическую организацию.
Осташковский лагерь, расположенный на одном из островов озера Селигер (остров Столбный, бывший монастырь Нилова Пустынь), функционировал с 28 сентября 1939 года. На 10 октября 1939 года в Ниловой Пустыни было 184 офицера, 92 помещика, 6938 рядовых из "советских воеводств" и 1913 -- из этнической Польши. Затем в Осташкове собрали исключительно чинов полиции, жандармерии, корпуса пограничной охраны, осадников и т.д. На 1 декабря 1939 года в лагере насчитывалось 5963 человека, происходивших из этнической Польши -- 3848, из западных областей СССР и Литвы соответственно 1919 и 196.
Документы дают возможность проследить три различных этапа в истории расположенного в пяти километрах от города Козельска и в двухстах километрах от Смоленска Козельского лагеря. До 1 ноября 1939 года Козельск-1 был смешанным пересылочным лагерем на 8843 человека. Примерно 6,2 тысячи человек содержались в основном лагере, 2,5 тысячи -- в филиале, расположенном в Оптиной Пустыни.
После отправки солдатских эшелонов на Запад в лагерь начали привозить офицеров. 1 ноября пришел эшелон в две тысячи человек. 3 ноября -- полторы тысячи. Лагерь стал чисто офицерским. В Козельске-2 на начало 1940 года находилось 4727 человек. В связи с тем, что лагеря были перегружены, родилось очередное предложение руководства НКВД о "дальнейшей разгрузке лагерей". Для этого 20 февраля 1940 года Берия утвердил следующие мероприятия. Во-первых, отпустить всех лиц старше 60 лет, всех больных, инвалидов, всех офицеров запаса из советских областей -- в мирной жизни агрономов, врачей, учителей, инженеров и техников (всего 700--800 человек). Во-вторых, оформить дела примерно на 400 человек для рассмотрения на Особом совещании, которое провести в НКВД УССР и БССР.
Опубликованные в 1989 году в книге польского историка Ч.Мадайчика немецкие документы свидетельствуют, что в начале 1940 года между СССР и Германией шли переговоры о дальнейшем обмене военнопленными. В марте 1940 года по этому вопросу состоялась встреча представителей НКВД и гестапо, проходившая в Кракове и в Закопане.
Недоступность документов, касающихся советско-германских переговоров относительно польских проблем не дает возможности осветить рассматриваемые проблемы в этом плане. Тем не менее к какому-то соглашению стороны пришли. С середины апреля 1940 года возобновилось переселение беженцев и немцев.
Мы не знаем даты совещания в Кракове, поэтому не можем сопоставить последовательность событий, происходивших в Советском Союзе и в лагерях интернированных. По документам, а вернее, по последовательности событий, можно судить, что в марте "в верхах" СССР решался вопрос о дальнейшем существовании лагерей.
В 1940 году двинулись офицерские лагеря. Из Козельска первый эшелон вышел 3 апреля, второй -- 6 апреля, из Старобельска первый -- 5 апреля 1940 года.
Сейчас стало известно, что санкцию на уничтожение тысяч ни в чем не повинных людей дало в 1940 году Политбюро ЦК ВКП(б), а непосредственно приговор был вынесен Особым совещанием НКВД СССР.
Следствие, проведенное в 1990--1992 годах следственной группой Главной военной прокуратуры, выявило, что не только во рвах Катыни покоятся офицеры польской армии. Впрочем, офицеры -- понятие слишком общее, не дающее полного представления о том, кто был предназначен к ликвидации. Две трети интернированных составляли офицеры запаса: инженеры, учителя, адвокаты, врачи, преподаватели вузов, лицеисты, студенты, священники (капелланы). Генерал Владислав Андерс писал: "Москва осуществляла план обезглавливания общества". Если учесть, что в это же время из Польши (куда входила и территория Западной Беларуси) депортировались семьи обреченных на смерть, сомнений не остается: уничтожался цвет интеллигенции. Причем в Катыни погребены лишь те офицеры, которые находились в Козельском лагере. Где завершился крестный путь их товарищей из лагерей в Старобельске и Осташкове, не было известно до недавнего времени. Сегодня установлены и места их казни, и места их погребения -- лесопарковая зона в Харькове и поселок Медное в Тверской области.
Раскопки в Медном окончательно подтвердили: выводы комиссии Бурденко -- ложь. "Окончательно" потому, что сомнения в достоверности представленных ею материалов возникли еще на Нюрнбергском процессе, катынское дело не было включено в приговор. И это очень показательно -- советская сторона решение не опротестовала.
Как известно, в заключении комиссии утверждалось, что "находящиеся в трех лагерях западнее Смоленска", были уничтожены в Катыни немцами после оккупации Смоленска, в сентябре--декабре 1941 года. Но Медное, как и сам Осташковский лагерь, не было ни дня под оккупацией. Сегодня доподлинно известно, что офицерский корпус польской армии был расстрелян НКВД в трех местах практически одновременно в апреле--мае 1940 года.
Мне пришлось изучать протоколы допросов Петра Сопруненко, генерал-майора в отставке, с 1939 по 1944 год возглавлявшего Управление НКВД по делам военнопленных, и Дмитрия Токарева -- бывшего начальника Управления НКВД по Калининской области (именно здесь размещался самый крупный Осташковский лагерь. -- И.К.).
Показаний двух высоких функционеров НКВД, по-моему, достаточно, чтобы представить, как готовилось убийство и как убивали.
В марте 1940 года на совещание к Кобулову, заместителю Берии, вызвали начальников управлений НКВД по Калининской, Харьковской и Смоленской областям, их заместителей и комендантов. "А коменданты, чтобы вы знали, проводили в исполнение приговоры", -уточнял Токарев. Совещание носило инструктивный характер. "Кобулов нам объяснял, -- свидетельствовал Токарев, -- что есть указание (он на, правда, не назвал, какая это инстанция) о расстреле представителей карательных органов Польской Республики, которые были захвачены в плен при вхождении наших войск на территорию Польши и восточные ее области".
Получив задание, Токарев прибыл к месту службы в Калинин, куда вскоре прибыла группа высших офицеров НКВД из Москвы -- майор госбезопасности Синегубов, начальник Главного управления конвойных войск комбриг Кривенко, комендант НКВД Блохин. Московские гости поселились в салоне-вагоне на станции и стали готовить "операцию по разгрузке лагеря".
Офицеров польской армии предстояло перевезти из Осташковского лагеря в здание НКВД, в подвале которого находилась внутренняя тюрьма. Она и была избрана местом казни 6 тысяч человек. Следствие выявило, что применительно ко всем трем лагерям действовала одна схема, была разработана единая технология уничтожения пленных. Маршрут смерти начинался в лагере, оттуда пленных вывозили эшелонами, проходил через внутреннюю тюрьму НКВД (сюда их доставляли со станции машинами) и заканчивался во рву, отрытом экскаваторами или вручную, в недалеко отстоящем лесу (чтобы за ночь машина могла сделать побольше ходок. -- И.К.).
Перед тем как расстреливать, узников заводили в красный уголок (ленинскую комнату). Здесь сверяли данные, чтобы не случилось ошибки. Когда удостоверялись, что это тот человек, который должен быть расстрелян, надевали на него наручники и вели в подвал.
Приговор в исполнение приводили около 30 человек, вся комендантская команда, надзиратели, шоферы, сам Блохин. Технология была им и отработана, Блохин, Синегубов и Кривенко привезли с собой целый чемодан "вальтеров". Наши "ТТ" не выдерживали нагрузки и быстро изнашивались от стрельбы.
В первый день расстрелов Блохин зашел в кабинет к Токареву и сказал: "Ну, пойдем". "Мы пошли в подвал, и я увидел весь этот ужас. Блохин надел спецобмундирование -- кожаную коричневую кепку, кожаный коричневый фартук, кожаные коричневого цвета перчатки выше локтей. Я увидел палача".
У камеры смертников был второй выход, во двор. Через него вытаскивали трупы, погружали в машины и вывозили. Машин было 5--6, грузовых, открытых, но с брезентом, которым после загрузки закрывали трупы. По завершении "работы" Блохин отдал водителям указание брезенты сжечь. Кровь с кузовов каждый день смывали.
Хоронили пленных, сваливая всех в одну кучу. Закапывали экскаватором "Комсомолец". "Настоящая индустрия", -- бесстрастно замечал Токарев. Расстрелы начались, когда ночи были уже короткие. В первый раз расстреляли 300 человек. Заканчивать "работу" пришлось на восходе солнца. Торопились, но не успевали. И тогда Блохин распорядился, чтобы больше 250 человек не привозили.
После каждого расстрела Блохин выдавал "исполнителям" приговора спиртные напитки, он закупал их ящиками, в том числе и за деньги, изъятые у приговоренных к расстрелу. "Когда это грязное дело закончили, москвичи устроили в своем салоне банкет, настойчиво приглашали меня, но я не пошел" (Токарев).
Завершение дела отметили и в Москве, правда, с некоторым опозданием. 26 октября 1940 года появился секретный приказ за подписью Берия о награждении работников НКВД за успешное выполнение специального задания месячным окладом. В списке значилось 143 фамилии. Офицеры госбезопасности, надзиратели, вахтеры, шоферы.
Награда заслуженна. "Мы не управлялись работать, спали всего по три часа", -- свидетельствовал в своих показаниях Митрофан Сыромятников, старший по корпусу харьковской внутренней тюрьмы НКВД. Ему можно верить: он и другие его "коллеги" копали могилы, грузили трупы на машины, заматывали шинелями головы убитых, чтобы не кровоточили...
В лесных угодьях, принадлежащих харьковскому НКВД выкапывались большие ямы -- с тем расчетом, чтобы в них могли въехать задним ходом крытые грузовики. Маршрут конвоирам был знаком: из центра города -- по Белгородскому шоссе, затем поворот на грунтовку, издавна именуемую "черной дорогой". Не один год сюда свозили трупы расстрелянных в подвалах харьковского НКВД. Однако если до сих пор дневной "нагрузкой" было до десятка трупов, то на исходе 1939 года стали привозить едва ли не полные кузова. Назад грузовики шли порожняком. Слова из показаний, как, впрочем, и документы, следовало проверить, ведь архивы были частично уничтожены, записи могли быть частично искажены.
Проведенная эксгумация подтверждает приведенные факты. Для ее проведения вырыли десятки ям на площади в несколько гектаров. В некоторых оказались только кости и обувь -- сапоги и калоши с маркировкой "Красного треугольника". Это -- наши. Видимо, перед расстрелом людей заставляли раздеваться донага. Уничтожение соотечественников велось продуманно -- дабы не оставалось следов. Но вот ведь и калоши превратились в вещественные доказательства...
Польских офицеров же, по всей видимости, спешили убивать быстрее -- только этим можно объяснить то. что офицеров не подвергали унизительной процедуре раздевания... Из ям были извлечены золотые вещи с символикой, характерной для католиков. Были обнаружены, в частности, личные медальоны и чудом сохранившиеся персональные документы. Благодаря этому удалось сразу же узнать имена семерых погибших. Их сравнили со списками поляков из архивов НКВД. Да, эти офицеры значатся в них. Таким образом, подтверждено, что в лесу под Харьковом те самые, объявленные "пропавшими", командиры польской армии.
Извлечено множество простреленных черепов. Со следами пуль и кости ног. Криминалисты объясняют это так. После зачтения приговора многие из тех, кого привозили живыми, пытались бежать. Их косили из пулемета по ногам, а затем уже добивали из наганов.
Найдены гильзы оружия казни -- оно находилось на вооружении НКВД. Достаточно точно можно судить и о времени расстрелов -вторая декада декабря 1939 года, на это указывают обнаруженные обрывки газет с датами. Какие свидетельства преступления будут обнаружены в других захоронениях? Что ныне там, в конце пути польских пленников? В Козьих Горах в катынском лесу размещались дачи Смоленского УНКВД. Окрестности Медного -- территория дачного поселка работников органов госбезопасности Тверской области. 6-й квартал лесопарковой зоны в Харькове выбран для пансионата ФСБ РФ. Расчет у "строителей" был чисто практический -- принадлежность к ведомству НКВД--МГБ--КГБ наглухо перекрывало вход в эти места всем посторонним. Тайна содеянного, казалось, была гарантирована. И хранилась бы века, останься они у власти. Молчат и доныне некоторые свидетели, проходящие по польскому делу, ссылаясь на данную полвека назад подписку о неразглашении, а нынешние работники госбезопасности, естественно, опекают их от постороннего взгляда.
Может быть, как-либо раскрыть причины катынской трагедии позволит анализ внутренней и международной обстановки апреля--мая 1940 года? В СССР это было время второй волны депортаций из западноукраинских и западнобелорусских земель, время наиболее жестких высказываний против польских политических партий и их представителей и против иной "нечисти". Но была ли ликвидация офицерских лагерей непосредственно связана с депортациями?
В апреле 1940 года войска гитлеровской Германии начали наступление на Западе. "Странная война" кончилась. С 9 апреля до 20 июня 1940 года пали Дания, Норвегия, Бельгия, Франция. Хотели ли органы НКВД СССР использовать события в Европе для прикрытия своих преступных акций? Или чекисты освобождали территорию будущих военных действий от "контрреволюционных элементов"?
Остается невыявленной прямая связь между ликвидацией лагерей и проблемой депортации, комплексом проблем советско-германских отношений. Ответ на эти и другие вопросы, возможно, позволит дать работа польской комиссии (если ей, естественно, будет дано право на проведение эксгумации захоронений).
На пресс-конференции, состоявшейся в Минске 16 сентября 1994 года, заместитель генерального прокурора Республики Польша С.Снежко заявил, что на территории Беларуси было расстреляно 3870 интернированных в 39--40-х годах. Скорее всего, эта цифра сомнительна. По всей видимости, в нее не входят те лица, которые содержались в Автодорлаге (строительство шоссе Минск--Москва. ) и были расстреляны или умерли от непосильного труда в 1940 --1941 годах. По косвенным данным, их прах может находиться, в частности, в Куропатах. Но пока это только предположение. Ответить на этот и другие вопросы поможет время.
НАКАНУНЕ
"Дело военных"- так назвала мировая печать судебный процесс над военачальниками Красной армии, проходивший в Москве летом 1937 года, - имело далеко идущие и трагические последствия. Осуществленные И.В.Сталиным и его ближайшим окружением массовые репрессии в армии накануне второй мировой войны нанесли огромный ущерб Советским Вооруженным Силам, всей обороноспособности советского государства.
Внутриполитическая обстановка в стране во второй половине 30-х гг., обострение и расширение репрессий вызвали у И.В.Сталина определенные опасения в отношении позиции крупных военачальников, авторитет которых в народе и армии был очень высоким еще со времен гражданской войны. Их глубокий профессионализм, независимость в суждениях, открытая критика выдвиженцев И.В.Сталина - К.Е. Ворошилова, С.М.Буденного, Г.И.Кулика, Е.А.Щаденко и других, не понимавших необходимости создания современной армии,- вызывали раздражение, подозрительность и определенные опасения, что армия может проявить колебания в поддержке проводимого им курса. Отсюда стремление убрать из армии всех колеблющихся, всех, кто вызывал у И.В.Сталина и его ближайшего окружения хоть малейшие сомнения...
В один из декабрьских дней 1936 года шеф германской службы безопасности (СД) Гейдрих был вызван к Гитлеру с очередной разведовательной сводкой по СССР.В ответ на раздраженные упреки фюрера, что разведка работает все еще вяло, не оказывает нужного влияния на развитие политических событий в мире, к выгоде "третьего рейха",Гейдрих сообщил, что имеется возможность попытаться "обезглавить Красную Армию", скомпрометировав группу ее высших офицеров, и прежде всего маршала Тухачевского.
Сведения о якобы зреющей измене в Красной Армии были получены СД от бывшего генерала русской царской армии Н.Скоблина,активного врага Советской власти, поживавшего во Франции.
Вернувшись после беседы с Гитлером в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехштрассе, 8, Гейдрих потребовал к себе А.Науйокса, руководителя подразделения, занимавшегося изготовлением фальшивых документов и в общих чертах раскрыл суть замысла. Письмо, как заявил Гейдрих, набросает Беренс, а гравер выведет под ним подпись Тухачевского. Текст со всей определенностью укажет на то, что сам маршал и кое-кто из его коллег в Красной Армии состоят в тайной связи с некоей группой немецких генералов-противников фашистского режима. И что те и другие замышляют захват власти в своих странах. Досье с фотокопиями документов, похищенных якобы из архивов СД, будет передано русским, у которых должно сложиться впечатление, что в отношении замешанных в этом деле немецких генералов предпринято расследование.
Предполагалось, что сфабрикованное досье будет заключать в себе несколько писем, донесений, а также служебных записок сотрудника, занимавшегося расследованием связей представителей немецкого штаба верховного главнокомандования и Красной Армии, сводки тайно подслушанных телефонных разговоров. Основным в наборе фальшивок должно было быть "личное письмо Тухачевского, содержащее намек на предшествующую переписку". В документах относящихся к разным периодам времени, будут упоминаться фамилии сторонников Тухачевского среди советских военачальников, а также связанных с ними немецких генералов, опозиционность которых по отношению к нацистской партии не могла быть более терпима.
Так началась работа по подготовке грандиозного политического подлога. Все делалось в строжайшей тайне. В СД была организована специальная оперативная группа. Возглавил ее Беренс.
Вскоре Гейдриу было вновь представлен досье,и просмотрев его он отметил, что "письмо Тухачевского" составлено в стиле, очень характерном для маршала, выполнено на соответствующей бумаге - с русским водяными знаками. Слева на полях имелись карандашные пометки, "еще более явно свидетельствующие о вине Тухачевского, нежели сам текст письма". в "документах"содержались упоминания об имевших место ранее беседах и переписке и "ясные намеки на то, что Красная Армия и вермахт были бы несравненно сильнее, если бы им удалось освободиться от давлеющей на ними тяжелой партийной бюрократии".
Досье было представлено Гитлеру. Перелистывая его, фюрер нашел план операции "в целом логичным, хотя и абсолютно фантастическим".
В конце января - начале февраля 1937 года (это подтвердит впоследствии тогдашний президент Чехословацкой республики Эдуард Бенеш) чехословацкий посланник в Берлине Мастны информировал свое правительство об очередной беседе с немецким дипломатом, упорно добивавшимся ответа на вопрос о том, как поведет себя Прага в случае войны между Германией и Францией. Желая, очевидно, припугнуть чехословацкое правительство, немецкий дипломат "доверительно" намекнул, что группа генералов вермахта развивает контакты с некоей влиятельной группировкой в Красной Армии и есть основания полагать, что в ближайшее время в СССР произойдет смена руководства, которая непременно повлечет за собой изменение расстановки сил в Европе в пользу нацистской Германии. Опытный Гейдрих решил продублировать свой маневр.
Используя имевшиеся у СД среди русской эмиграции агентурные подходы к правительственным кругам Франции, Гейдрих добился того, чтобы аналогичная информация дошла до ушей военного министра Эдуарда Даладье. Последний, всерьез обеспокоенный возможностью крутого поворота в политическом курсе Москвы, обратился к руководителю советского посольства в Париже за разъяснением, в какой мере можно верить дошедшим до него слухам о подозрительных связях между немецким вермахтом и командованием Красной Армии.
То, что подобная дезинформация действительно распространилась в Париже, свидетельствует телеграмма тогдашнего полпреда СССР во Франции В.П.Потемкина в наркомат иностранных дел и рассекреченная в 1989 году в числе других документов, относящихся к "делу Тухачевского": "Даладье пригласил вашего полпреда для беседы, в ходе которой сказал, что из надежного источника им стало известно о планах германских кругов осуществить государственный переворот в СССР.
Предположительно опорой должны служить лица из командного состава Красной Армии, враждебно настроенные к руководителям страны. Германия намерена заключить с новым режимом военный союз, направленный против Франции. Даладье ссылается на то, что такого же рода сведения получены французскими военными кругами т русских эмигрантов. Он предупредил, что более конкретными сведениями не располагает".
Считая, что маневр удался и цель достигнута, Гейдрих приступил к завершающему этапу операции: он направил особо ответственного сотрудника СД в Прагу.Сотрудник СД имел задание войти в контакт с кем-либо из лиц, близко стоявших к Бенешу, и довести до него информацию о существовании документов, обличавших Тухачевского в причастности к заговору. "Бенеш немедленно сообщил все, о чем ему стало известно, Сталину",-пишет У.Черчилль в своих воспоминаниях. Вскоре посредник Бенеша предложил представителю Гейдриха связаться с сотрудником советского полпредства в Берлине.
Сотрудник тотчас же вылетел в СССр и возвратился со специальным курьером имевшим полномочия вести переговоры о выкупе фотокопий материалов досье. Названная сумма вознаграждения в размере 500 тысяч марок была немедленно уплачена. Фотокопии документов, якобы хранившихся в сейфе гитлеровской службы безопасности, перекочевала в Москву.
Безусловно, не подлог нацистов вызвал "чистку" и разгул репрессий в офицерском корпусе Красной Армии. К тому моменту аресты среди военных приняли уже широкие масштабы. И сфабрикованные нацистами материалы послужили удобным "основанием" для обвинения в "сговоре" и "измене" высшего командного состава Красной Армии. Грязная фашистская авантюра лишь ускорила наступление роковой развязки в трагической судьбе Михаила Тухачевского.
Развязка
Их было восьмеро:Маршал Советского Союза М.Н.Тухачевский, командармы 1 ранга И.П.Уборевич и И.Э. Якир, командарм 2 ранга А.И. Корк, комкоры В.М.Примаков, В.К.Путна, Б.М.Фельдман и Р.П.Эйдеман. Все ониактивные участники гражданской войны, видные командиры Красной Армии, отмеченные высокими наградами. Им было предъявлено чудовищное обвинение в измене Родине, шпионаже, вредительстве...
Первыми из них были арестованы комкоры Примаков и Путна. Обоим было предъявлено обвинение в принадлежности к боевой группе троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации. На пятый день после ареста, 25 августа 1936 года, Путна заявил, что участником этой организации не является и о ее деятельности ему ничего неизвестно. Это зафиксировано в протоколе допроса, но вместо подписи Путны следует странная приписка, сделанная им собственноручно: "Ответы в настоящем протоколе записаны с моих слов верно, но я прошу освободить меня от необходимости подписывать этот протокол, т.к. зафиксированное в нем отрицание моего участия в деятельности зиновьевско-троцкистской организации не соответствует действительности".
На следующем допросе, состоявшемся 31 августа, и на очной ставке с Радеком 23 сентября Путна признает, что состоит в организации еще с 1926 года, что, будучи военным атташе в Германии и Англии, встречался с сыном Троцкого - Седовым, от которого получал поручения Троцкого - организовать террористические акты против Сталина и Ворошилова.
В деле Примакова зафиксировано, что он до самого мая 1937 года, в течение 9 месяцев, категорически отрицал свою причастность к заговору. На допросе 10 - 11 сентября 1936 года признал лишь, что со своими старыми друзьями вел разговоры, "носящие характер троцкистской клеветы на Ворошилова, но никаких террористических разговоров не было. Были разговоры о том, что ЦК сам увидит непригодность Ворошилова..."
Но уже 8 мая 1937 года он пишет уже Ежову: " В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро, перед товарищем Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину.
Товарищ Сталин правильно сказал, что "Примаков - трус,запираться в таком деле - это трусость". Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 году, я ... начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание..."
На допросе 21 мая, отвечая на вопрос,кто возглавлял заговор, сказал:
- Якир и Тухачевский...От Якира я слышал отрицательные отзывы о коллективизации. И всегда под видом шуток... Осенью 1934 года я лично наблюдал прямую прочную связь (?) Тухачевского с участниками заговора Фельдманом, Ефимовым, Корком, Геккером, Гарькавым, Аппогой, Розынко, Казанским, Ольшанским, Туровским. Эта группа и есть основной актив заговора.
Все шестеро остальных обвиняемых из этой трагической группы были арестованы с небольшими интервалами в течение второй половины мая 1937-го. Если верить следствию, Корк, Фельдман и Эйдеман дали признательные показания на первых же допросах. Якир и Уборевич некоторое время сопротивлялись.
30 мая Якира допросил сам Ежов. И 31-го в 21 час Якир написал на имя Ежова: "Я не могу больше скрывать свою преступную антисоветскую деятельность и признаю себя виновным... Вина моя огромна, и я не имею никакого права на снисхождение". 1 июня на 22 листах Якир собственноручно пишет признание и раскаяние. Называет много сооучастников заговора. Затем его допрашивают 3,5,7 июня. 9 июня ему предъявляют под расписку обвинительное заключение. А 10 июня он пишет большое - страниц на 30 машинописи - собственноручное письмо на имя Ежова и заканчивает его так: " Я был в очень хороших отношениях с огромным количеством командиров и политработников...Боюсь, чтоб на этих отношениях не построили бы на местах обвинения и не создали бы обстановку недоверия".
Вот тут Якир, что называется, как в воду глядел: после суда над ним и его товарищами по несчастью, в связи с делом "военно-фашистского заговора" было репресировано (и в дальнейшем реабелитировано) 108 руководящих работников армии и флота.
Уборевич был несколько сдержанней. Письмо Ежову, предусмотренное, по-видимому, сценарием следствия, он тоже написал. Признался, что политику коллективизации считал неправильной и сочувствовал правым; что деятельность Ворошилова, как и все заговорщики, не одобрял; что лично вовлек в заговор 12 человек и, кроме того, рассчитывал в реализации своих планов поражения Красной Армии на других, не посвященных в заговор...
В следственном деле Фельдмана лежит записанный его рукой и, видимо, продиктованный ему план нужных следствию показаний в собстенноручном изложении обвиняемых. В нем 14 пунктов: 13 - "о себе" и 14-й - "о людях": кого я лично знал: с кем поддерживал непосредственную связь; о ком знал из разговоров с другими; кого лично хотел вербовать, но не выполнил этого по сложившимся обстоятельствам и т.д. Скупее на эти иезуитские вопросы отвечал Уборевич.
Если верить протоколам, то все следствие по столь тяжкому, чреватому смертным приговором делу шло без сучка и задоринки, текло как по маслу: вопрос - ответ. Лишь изредка следователь очень корректно напоминает: "Вы говорите не всю правду". И тут же подследственный выдает еще несколько страниц разоблачительного и самобичующего текста.
Маршал
Тухачевского арестовали 22 мая в Куйбышеве, куда он только что прибыл из Москвы на должность командующего войсками Приволжского военного округа. При обыске были изъяты ордена, маузер, ружье, семь шашек, стереотруба, бинокль.
И сразу после этого в деле следует собственноручное заявление Тухачевского, адресованное капитану гозбезопасности Ушакову: "Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путна, и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора.
Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора".
Заявление датировано 26 мая - четвертым днем после ареста. Этой же датой помечены еще два документа, тоже собственноручно исполненных - заявление наркому внутренних дел Ежову. Вот что в заявлении Ежову:
"Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то,что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающиеся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алуфузо, Примаков,Путна, и др., о чем я подробно покажу дополнительно"
Тухачевский пишет, что в 1932 году у него были большие неудовольствия его положением в наркомате. Тогда и появилась мысль - с помощью давнего своего сослуживца Фельдмана, возглавлявшего в наркомате кадровую работу, отобрать группу лиц высшего комсостава, которая могла бы обеспечить большее влияние его, Тухачевского, в армии. Первоначально в этой организации троцкистского влияния не было, но в дальнейшем оно было превнесено Путна и Примаковым, которые бывали за границей, где поддерживали связь С Троцким. Цель заговора - захват власти в армии. Вдохновителем его был Енукидзе, который доверял Тухачевскому и гордился им как своим выдвиженцем (Тухачевский начал службу в Красной Армии в Начале 1918 года в военном отделе ВЦИК, которым заведовал в то время Енукидзе). Старались вредить в области вооружений.
27 мая Тухачевский собственноручно обращается с заявлением к Ушакову, где раскаивается в том, что во вчерашних показаниях сказал не все: "Но т.к. мои преступления безмерно велики и подлы, поскольку я лично и организация, которую я возглавлял, занимались вредительством, диверсией, шпионажем и изменяли родине, я не мог встать на путь чистосердечного признания всех фактов... Прошу предоставить возможность продиктовать стенографистке, причем заверяю вас честным словом, что ни одного факта не утаю..."
Сегодня можно сказать навярняка, что обещанные Тухачевским в заявлении Ежову от 26 мая "факты и документы" в деле отсутствуют.
Была, конечно, кроме самих обвиняемых и пострадавших, еще одна группа людей, которые могли бы осветить навязчивый и не разрешенный до самого конца вопрос: а зачем же все - таки они сами на себя написали? Это те, кто вершил следствие и суд. Но их сегодня никого уже в живых не осталось, и письменные свои свидетельства на этот счет они вряд ли оставили.
Однако невинные жертвы, по народному поверью, имеют обыкновение взывать о возмездии, и оно в свою очередь рано или поздно приходит. Настигло оно и капитана госбезопасности Ушакова (Ушамирского) Зиновия Марковича. Он сам был в 1938 году арестован, признался на следствии в том, что являлся агентом германских разведорганов, был приговорен к высшей мере и расстрелян.
В собственноручных показаниях, жалуясь на избиения, Ушаков писал, что он сдался физически, т.к. не выносил не только побоев, но и напоминания о них. Далее я цитирую: "Можно смело сказать, что при таких избиениях волевые качества человека, как бы они ни были велики, не могут служить иммунитетом от физического бессилия, за исключение, быть может, отдельных редких экземпляров людей... Мне казалось ранее, что ни при каких обстоятельствах я бы не давал ложных показаний, а вот вынудили меня... Мне самому приходилось бить в Лефортовской врагов партии и Советской власти, но у меня не было никогда такого представления об испытываемых муках и чувствах".
Далее Ушаков писал с гордостью, что он выбил из Фельдмана показание о военном заговоре, на основании которого 21 или 22 мая состоялось решение ЦК об аресте Тухачевского и ряда других. Рассказывая и дальше о своих "заслугах", Ушаков похвастался, что даже в день процесса, рано утром, он отобрал от Тухачевского дополнительное показание об Апанасенко и некоторых других. Когда арестованные Аронштам и Фишман ничего не рассказали другим следователям, Ушаков попросил передать их ему и уже на следующий день имел то, чего добивался.
Применялись изощренные методы не только физического, но и морального воздействия на арестованных. В протоколе допроса в качестве свидетеля бывшего работника особого отдела Вула А.М. от 2 июля 1956 года есть такая подробность. "Лично я, - показал свидетель, - видел Тухачевского в коридоре дома 2, когда его вели на допрос к Леплевскому. Одет он был в прекрасный серый штатский костюм, а поверх него был одет арестантский армяк из шинельного сукна, а на ногах лапти. Как я понял, такой костюм на Тухачевского был надет, чтобы унизить его.
Суд
Заседание Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР, состоялось 11 июня 1937 года. Председательствовал армвоенюрист В.В.Ульрих.
Подсудимым разъяснили: дело слушается в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 года. Это означало, что участие защитника в судебном процессе исключается, приговор окончательный и обжалованию не подлежит...
Стенограмма содержала всего несколько страниц, свидетельствовавших о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями. Да и тот факт, что "процесс" длился один день, говорил сам за себя. Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости. Чтобы лучше представить себе, какие показания давали подсудимые по тому или иному пункту обвинения, мы их сгруппировали. И вот что получилось.
Тухачевский прежде всего заявил: "У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к отечеству, которое с гражданской войны защищал...Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военного атташе в СССР, то они носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащении. До прихода Гитлера к власти наши отношения с Германией были взаимно заинтересованные".
Аналогичные показания об отношении к Родине дали Уборевич, Корк, Фельдман, Якир, Путна. Якир сообщил, что учился в 1929 году в академии генерального штаба Германии, читал там лекции о Красной Армии, а Корк некоторое время исполнял обязанности военного атташе в Германии.
Выясняется и такой вопрос: разделяли ли подсудимые взгляды лидеров троцкизма, правых оппортунистов, их платформы? На этот вопрос Тухачевский ответил: "Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого, точно так же выступал против правых".
Путна не отрицал "Наличие связей" со Смирновым, Фельдманом, Пятаковым. Характер этих связей не выяснялся.
Было выдвинуто и другое тяжкое обвинение - вредительство с целью ослабления мощи Красной Армии. Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич разъяснили, что строительство военных объектов, реконструкция желдорузлов, формирование воздушно - десантных частей и т.д. действительно шло медленно. Были недостатки и упущения в боевой подготовке войск. Тухачевский пояснил: "Если бы немного поднажали и дополнительные средства нам дали, наше положение чрезвычайно сильно выиграло бы".
Вредительство со стороны Тухачевского и активно поддерживавших его Уборевича и Якира расценивалось как настойчивое внедрение концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию. С резким осуждением такой концепции выступил на суде С.М.Буденный.
Ульрих неизменно спрашивал: "Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?" Когда Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич пытались что-то разъяснить, Ульрих обрывал: "Вы не читайте лекций, а давайте показания". Однако подсудимые продолжали утверждать, что они правы, что будущая война будет войной моторов... Наконец выяснялся вопрос: был ли у подсудимых сговор по поводу отстранения К.Е.Ворошилова от руководства Красной Армией? Тухачевский, Уборевич, Корк, Путна признали, что разговоры об отстранении Ворошилова между ними велись.Уборевич уточнил: когда решили поставить в правительстве вопрос о Ворошилове, то "нападать на него по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова".
Почему хотели выступить против Ворошилова? Какие ошибки и упущения могли быть поставлены в вину наркому? На суде этого не выясняли. Желание же подсудимых обратиться в правительство расценили как вынашивание террористических намерений в отношении Ворошилова.
Когда подсудимым предоставили "последнее слово", все они, за исключением Примакова, заявили о своей преданности делу революции, Красной Армии, лично товарищу Сталину.
Невероятным по своему содержанию оказалось "последнее слово" Примакова:
"Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, ни по целям, ни по составу, ни по средствам, которые заговор для себя выбрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, под фашистское знамя Троцкого. Какие средства выбрал себе заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма.
Путь один - ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше 70 человек-заговорщиков,: которых завербовал сам или знал по ходу заговора... Я составил себе суждение о социальном лице заговора, т.е. из каких групп он состоит,его руководство, центр.
Люди, входящие в заговор, не имеют глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у каждого из них есть своя вторая родина: у Якира - родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича - в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман - с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной..." В восторг пришли организаторы этого судилища. Торжествовал и следователь Авсеевич, подготовивший Примакова к такой речи в суде.
Каким мог быть приговор? Его содержание было предрешено приказом наркома обороны СССР К.Е.Ворошилова № 96 от 12 июня 1937г.
В нем сообщалось: "С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был зашлушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом внутренних дел предательской контрреволюционной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии".
11 июня 1937г. Специальное судебное присутствие Верховного Суда Союза ССР признало всех подсудимых виновными в нарушении воинского долга (присяги), измене Рабоче-Крестьянской Армии, измене Родине и постановило: "Всех подсудимых лишить воинских званий, подсудимого - Тухачевского - звания Маршала Советского Союза и приговорить всех к Расстрелу".
12 июня 1937г. приговор был приведен в исполнение... Для чего же был затеян весь этот липовый, жестокий и циничный процесс? Ведь для вынесения смертного приговора не имели, судя по всему, реального значения никакие логические, вещественные или документальные доказательства существования "военного троцкистского центра", почему и не были допущены к участию в процессе ни прокурор, ни адвокат, ни свидетели.
Сталин занимался этим делом лично - раньше об этом можно было догадываться, теперь, по письму Примакова, можно считать установленным. Ему было достаточно агентурной информации о том, что обвиняемые не верили в успех его детища - вероломно проведенной коллективизации, да еще помышляли спихнуть его дружка Ворошилова - так они, чего доброго, и на него самого могли замахнуться. А недовольство им зрело и в партии, и в обществе - он не мог не знать этого.
Может быть, все дело в том, что ему надо было так ошеломить, так напугать всех инакомыслящих и не согласных, чтоб запомнили и зарубили себе на носу: пощады не будет. Если уж таких заслуженных, уважаемых, авторитетных людей не пощадили, то чего ждать, на что надеяться другим - прочим?
Все это стало, думается, уроком удручающей жестокости на многие годы вперед и не могло не отразиться на психологии поколений.
Из определения ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР
№ 4н - 0280/57
ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР в составе: председательствующего - генерал - лейтенанта юстиции Чепцова А.А. членов: полковника юстиции Борисоглебского В.В. и полковника юстиции Лихачева П.А., рассмотрела в заседании от 31 января 1957 года
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СОЮЗА ССР на приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда
СССР от 11-го июня 1937 года, которым осуждены по ст. ст. 58-1 "б", 58-8 и 58 --11 УК РСФСР к высшей мере наказания - расстрелу, с конфискацией имущества и лишением присвоенных им воинских званий -
1. Тухачевский Михаил Николаевич, 1893 года рождения, бывший Зам. Наркома Обороны СССР, Маршал Советского Союза;
2. Корк Август Иванович, 1888 года рождения, бывший начальник Академии им. Фрунзе, командарм 2 ранга;
3. Якир Иона Эммануилович, 1896 года рождения, бывший командующий войсками Киевского военного округа, командарм 1 ранга;
4. Уборевич Иероним Петрович, 1896 года рождения, бывший командующий войсками Белорусского военного округа, командарм 1 ранга;
5. Путна Витовт Казимирович, 1893 года рождения, бывший венный атташе СССР в Великобритании, комкор;
6. Эйдеман Роберт Петрович, 1895 года рождения, бывший председатель Центрального Совета Осоавиахима СССР, комкор;
7. Примаков Виталий Маркович, 1897 года рождения, бывший Заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа, комкор;
8.Фельдман Борис Миронович, 1890 года рождения, бывший начальник Управления по начсоставу РККА, комкор...
Анализ показаний осужденных дает основание сделать вывод о том, что эти показания о руководящем центре "заговора", о составе участников заговора и времени его возникновения являются вымышленными и не отвечающими действительности.
Также неконкретны и противоречивы показания осужденных о вредительстве, о подготовке террористических актов против руководителей Партии и Правительства и о шпионских связях с иностранными разведками. Все эти показания представляют собою голословные утверждения в общей форме, без подкрепления их фактами и какими-либо объективными данными.
Все усилия следствия, как это видно из материалов дела, были направлены лишь к одной цели - добиться от арестованных признания ими своей вины...
Заслушав доклад тов.Лихачева П.А.и заключение Зам. Главного Военного Прокурора - полковника юстиции Терехова Д.П. - об отмене приговора и прекращении дела,
УСТАНОВИЛА: Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Путна, Эйдеман, Примаков и Фельдман судом были признаны виновными в том, что они, являясь руководителями "военно - фашистского заговора" в Красной Армии и, будучи организационно связанными с антисоветским правотроцкистским центром, подготовляли свержение советской власти путем вооруженного восстания и поражения СССР в будущей войне в целях восстановления в СССР власти помещиков и капиталистов и отторжения от СССР части территории в пользу Германии и Японии. В этих целях они систематически передавали германскому генеральному штабу совершенно секретные сведения, проводили вредительскую работу в области боевой подготовки и оснащения Красной Армии и в оборонной промышленности, а также создали террористические группы для подготовки террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства...
Военная коллегия Верховного Суда СССР, изучив материалы дела и дополнительной проверки, считает бесспорно установленным, что уголовное дело в отношении Тухачевского, Корка, Якира и других по обвинению их в антисоветской деятельности было сфальсифицировано.
На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 373 - 378 УПК РСФСР -
ОПРЕДЕЛИЛА: приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР от 11 июня 1937 года в отношении Тухачевского Михаила Николаевича, Корка Августа Ивановича, Якира Ионы Эммануиловича, Уборевича Иеронима Петровича, Путна Витовта Казамировича, Эйдемана Роберта Петровича, Примакова Виталия Марковича и Фельдмана Бориса Мироновича отменить и настоящее дело в силу ст.4 п.5 УПК РСФСР, т.е. за отсутствием в их действиях состава преступления, производством прекратить.
Председательствующий А.А.Чепцов Члены военно коллегии В.В.Борисоглебский П.А.Лихачев
УТОМЛЕННЫЕ СОЛНЦЕМ
В 20--30-х годах государство разрушило собственную правовую основу, санкционировав создание, по сути, внесудебной репрессивной системы и затем вообще отказавшись от контроля за карательными органами. Массовому террору способствовали такие, например, правовые акты: закон от 7 августа 1932 года, предусматривавший расстрел за хищение социалистической собственности, а при наличии смягчающих обстоятельств -- 10 лет тюремного заключения; закон от 30 марта 1935 года о наказании членов семей изменников родины; указ от 7 апреля 1935 года, распространивший, в частности, смертную казнь на лиц с 12-летнего возраста и др.
Всеобщий страх, порожденный репрессиями и террором, вкупе с идеологической обработкой населения обеспечивали покорность и повиновение. Усиление пропагандистской теории о росте сопротивления классовых врагов по мере продвижения страны к социализму пробуждала в народе ненависть, душила духовность и милосердие, калечила нравственно.
Если все ошибки и просчеты объяснялись вредительством "врагов" ("кто не с нами, тот против нас"), то все достижения и победы приписывались одному человеку -- гениальному и мудрому "отцу всех народов".
До сих пор мы ищем ответ на вопрос: так ли уж был неизбежен июнь 41-го? Пока ответа на него не существует. Впрочем, появившиеся в последние годы ранее закрытые документы позволяют сделать определенные заключения.
Так кто же были эти "враги народа"? В 20-х--начале 30-х годов советская военная теория занимала передовые позиции в мировом военном искусстве. Военные теоретики В.К.Триандафиллов, Г.С.Иссерсон, Н.Е.Варфоломеев, М.Н.Тухачевский создали теорию "глубокой операции", в которой смело прогнозировали характер и способы ведения будущей войны с широким использованием танков, авиации, воздушно-десантных войск. Предвоенные репрессии перечеркнули все достигнутое в области стратегии и оперативного искусства. Прогрессивные идеи и теории были объявлены вредительскими. В руководстве вооруженными силами возобладала установка "конников" -- Ворошилова, Буденного, Кулика, Щаденко, догматически цеплявшихся за опыт гражданской войны. Ворошилов с трибуны XVII съезда ВКП(б) утверждал: "Необходимо... раз и навсегда покончить с вредительскими "теориями" о замене лошади машиной".
Сталин был провозглашен единственным и непререкаемым авторитетом и в области военного искусства. Постепенно распространялись благодушие и шапкозакидательские настроения. Полевой устав 1939 года требовал вести войну "наступательно, перенеся ее на территорию противника" и путем достижения "решительной победы малой кровью". Именно по этому уставу пытались вести наши войска боевые действия в июне 1941 года, что привело к еще более тяжелым и невосполнимым потерям.
Жестокая действительность первых дней войны развеяла иллюзии. Но коса репрессий настолько основательно обезглавила армию, что замшелые поклонники тачанок и клинков и новоиспеченные генералы, вчерашние лейтенанты и капитаны, без году неделя командовавшие дивизиями, растерялись, не сумели разобраться в обстановке, а тем более овладеть ситуацией.
Сегодня опубликовано много данных о сталинском терроре в вооруженных силах. Но точных сведений до сих пор нет. Считается, что в предвоенные годы по официальной статистике было репрессировано около 44 тысяч командиров, свыше половины офицерского корпуса.
29 ноября 1938 года на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР К.Е.Ворошилов сказал: "Когда в прошлом году была раскрыта и судом революции уничтожена группа презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским, никому из нас и в голову не могло прийти, что эта мерзость, эта гниль, это предательство так широко и глубоко засело в рядах нашей армии. Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма до живого, здорового мяса, очищая от мерзостной предательской гнили...
Вы знаете, что собой представляла чистка рядов РККА... Чистка была проведена радикальная и всесторонняя... с самых верхов и кончая низами... Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным. Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше 4 десятков тысяч человек..."
Одним из этапов этой "чистки" был сфабрикованный в мае--июне 1937 года процесс по делу "антисоветской троцкистской военной организации" в Красной Армии. Следует сказать, что репрессии и до этого не раз сотрясали Красную Армию, но прежде они не задевали военачальников столь высокого ранга. В середине 20- годов была проведена чистка командного состава и политических работников, подозреваемых в сочувствии троцкистской оппозиции. Спустя несколько лет -- в конце 20-х--начале 30-х годов -- были осуществлены "мероприятия" по чистке РККА от бывших офицеров старой армии. Дело не ограничилось только увольнением их из Красной Армии.
По сфальсифицированным обвинениям было сфабриковано дело о заговоре бывших офицеров, осуждены более трех тысяч командиров Красной Армии. Со второй половины 1936 года вновь возобновились аресты среди командного состава. 11 июня 1937 года в Москве Специальное судебное заседание Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании рассмотрело дело по обвинению М.Н.Тухачевского и других...
В 23 часа 35 минут 11 июня 1937 года председательствующим В.В.Ульрихом был оглашен приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор привели в исполнение 12 июня 1937 года (до начала Великой Отечественной оставалось 4 года).
Уже через десять дней после суда над М.Н.Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров. Из них к высшей мере -- расстрелу -- был приговорен 401 человек, 7 -- к различным срокам исправительно-трудовых лагерей. Из состава Военного совета при народном комиссаре обороны СССР из 85 его членов подверглись репрессиям 76 человек!
Но особенно трагические последствия имели репрессии в 1937--1938 годах. Одному из ветеранов Красной Армии, генерал-лейтенанту А.И.Тодоровскому, после восемнадцатилетних скитаний по тюрьмам и лагерям довелось возглавить одну из комиссий по реабилитации жертв сталинского произвола. Эта комиссия пришла к заключению, что в предвоенные годы в результате репрессий погибли: из пяти маршалов Советского Союза -- трое; оба армейских комиссара 1-го ранга; из пяти командармов 1-го ранга -- трое; все командармы 2-го ранга.
Из 67 комкоров были репрессированы 60, из них погибли 57. Погибли все шесть флагманов 1-го ранга. Из 28 корпусных комиссаров репрессированы 25, из них погибли 23. Из пятнадцати флагманов 2-го ранга погибли 9. Из 199 комдивов репрессированы 136, из них погибли 125, возвратились з заключения одиннадцать человек. Из 97 дивизионных комиссаров репрессированы 79, из них погибли 69. Из 397 комбригов репрессированы 221, погибли 200...
Далее в справке указывалось, что только в армии с мая 1937 по сентябрь 1938 года было репрессировано 36 тысяч военачальников, на флоте -свыше 3 тысяч. Следовательно, менее чем за полтора года подверглись репрессиям около 40 тысяч командиров Красной Армии и Военно-Морского флота. Мировая история не знала случая, чтобы перед надвигавшейся войной с таким неистовством и размахом уничтожались военные кадры в собственной стране.
По высокому указанию перед самой войной и в первые дни после ее начала арестантами стали те, кто еще уцелел после почти поголовного уничтожения высших командных кадров Красной Армии на исходе тридцатых годов. Затевался новый грандиозный "процесс военных". Их место в те судьбоносные дни 41-го оказалось не на фронте -- в тюрьме!..
Искать какую-то одну причину, побудившую затеять именно в это время столь безумную акцию, -- дело, думаю, безнадежное. Запущенная на полный ход машина уничтожения крутилась по своим законам. Остановиться она уже не могла. Нужны были заговоры, диверсии, покушения, происки кишащих повсюду врагов. Иначе страх начинал гаснуть. Иначе отлаженный аппарата подавления мог заржаветь, оказаться ненужным.
"Акт. Куйбышев. 1941 год, октября 28 дня, мы, нижеподписавшиеся, согласно предписанию Народного комиссара внутренних дел СССР, генерального комиссара государственной безопасности тов. Л.П.Берия от 18 октября 1941 года за № 2756/Б, привели в исполнение приговор о ВМН -- расстреле в отношении следующих 20 человек осужденных: Г.М.Штерн, А.Д.Локтионов, Я.В.Смушкевич, Г.К.Савченко, П.В.Рычагов, И.Ф.Сакриер, И.И.Засосов, П.С.Володин, И.И.Проскуров, С.О.Склизков, Ф.К.Арженухин, М.М.Каюков, М.Н.Моборнов, Я.А.Таубин, Д.А.Розов, З.П.Розова-Егорова, Ф.И.Голощекин, Д.А.Булатов, М.П.Нестеренко, А.И.Фибих.
Старший майор госбезопасности Баштаков
Майор госбезопасности Радос"
Пятеро других оказались в Саратове. Их расстреляли тогда же, за городом. Запомним дату: 28 октября 1941 года. Фашисты у стен Москвы, блокирован Ленинград, под пятой оккупантов Украина, Беларусь, Молдавия, Прибалтика. Именно в этот день гремят заглушаемые моторами грузовиков залпы под Куйбышевом и Саратовом: уничтожаются ни в чем не повинные полководцы, командиры, создатели оружия. Трое гибнут вместе с женами. От своих. От своих?
...На сборах командиров полков, проведенных летом 1940 года, из 225 командиров ни один не имел академического образования, только 25 окончили военные училища и 200 -- курсы младших лейтенантов! В 1940-м, предвоенном году более 70 процентов военных комиссаров работали в этих должностях около года. Значит, все их предшественники (а порой не по одному на этих должностях) были репрессированы.
Только за один 1938 год на вышестоящие должности в армии -- от командующих войсками округов до командиров батальона и дивизионов -было выдвинуто 38 тысяч 702 человека. Вынуждены были назначать командиров небольших звеньев сразу на очень ответственные должности. Так, например, майору К.М.Гусеву, командиру эскадрильи, было присвоено звание комдива, и сразу же -- назначение командующим ВВС Белорусского военного округа; старший лейтенант И.И.Копец получил воинское звание полковника и был назначен зам. командующего ВВС Ленинградского округа, а к началу войны он уже в звании генерала командовал ВВС Западного фронта. В первый день войны, увидев огромные потери нашей авиации от бомбежки немцев, Копец не выдержал потрясения и застрелился.
За 1937--1938 годы были сменены все (кроме Буденного) командующие войсками округов, все заместители командующих округов и начальников штабов округов, 88,4 процента командиров корпусов и все их помощники и заместители; командиров бригад сменилось 98,5 процента, командиров полков -- 79 процентов, командиров батальонов и дивизионов -- 87 процентов. В целом в период сталинских репрессий было истреблено высшего и среднего командного состава больше, чем мы потеряли за все четыре года войны.
"Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого--тридцать восьмого года? -- писал маршал Советского Союза А.М.Василевский. -Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел..."
Это подтверждают высказывания и немецко-фашистского руководства. "Первоклассный состав советских высших военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году, -- говорил Гитлер генералу Кейтелю. -- Таким образом, необходимые умы в подрастающей смене еще пока отсутствуют". Начальник германского генштаба генерал фон Бек в 1938 году писал: "С русской армией можно не считаться как с военной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее дух, превратили в инертную машину". "Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году, -- писал в своем военном дневнике генерал Ф.Гальдер. -- России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня..."
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная.
ПО ОБЕ СТОРОНЫ ПАКТА
23 августа 1939 года был подписан советско-германский пакт о ненападении.
Разные оценки дают историки и политики этому документу. По мнению одних, он был неизбежен для Советского Союза и представлял крупную дипломатическую победу, другие считают, что он открыл путь Гитлеру к мировой войне, а СССР в конце концов не получил никаких выгод от отсрочки немецкого нападения. Есть и суждения о неиспользованных шансах в деле договоренности с западными странами или позиции нейтралитета.
Немало споров вызывает до сих пор загадочный секретный протокол из августа 1939-го. Был он или не был? Выявленные на сегодняшний день факты подтверждают его существование.
Первое. Обнаружена внутриминистерская служебная записка, фиксирующая передачу в апреле 1946 года подлинников секретных протоколов одним из помощников В.М.Молотова другому. Так что теперь нет сомнений в том, что оригиналы у нас были. Однако сто стало с подлинниками? Следы теряются.
Второе. Были найдены заверенные машинописные копии протокола на русском языке. Это именно машинописные копии, по внешнему виду отличающиеся от западногерманских копий, но по содержанию полностью совпадающие с ними.
Третье. Специалисты еще в свое время провели экспертизу подписей Молотова на оригинале договора о ненападении и фотокопии секретного протокола и пришли к выводу об их идентичности. По заключению тех же специалистов, документы, с которых сняты немецкие фотокопии, были напечатаны на той же машинке, что и хранящийся в архивах бывшего МИД СССР подлинник договора.
Четвертое. Наличие завизированной Сталиным разграничительной карты и точно отвечающей протоколу. Кроме того (и это, пожалуй, самое главное), события развивались по сценарию, расписанному в этих протоколах.
В политике не бывает мелочей. Это подтвердил эпизод из далекой дипломатической практики, когда в Берлине был устроен новогодний прием дипломатического корпуса. В тридцать девятом году на всех важных документах Германии обязательно указывалось: "Новая имперская канцелярия". В этом обширном и довольно пышно отделанном здании и состоялся прием.
Гостей принимал сам Адольф Гитлер. Как обычно согласно этикету он поочередно пожимал руку дипломатам, иногда обмениваясь короткими репликами. Когда же подошел черед советского полпреда А.Мерекалова, не только задержал рукопожатие, но и удостоил того беседы, длившейся несколько минут!
Достаточно вспомнить, в какие времена происходил этот, в общем-то рядовой прием. Обстановка в мире тревожная. Года не проходило без войны. Сначала Италия вторглась в Абиссинию, затем Япония напала на Китай. Неспокойно было и на советско-японской границе...
Обстановку этих дней отражают фрагменты текстов посланий, которыми обменялись в те дни Гитлер и Сталин.
"Господину Сталину, Москва... Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня установление германской политики на длительный период. Германия тем самым снова принимает политическую линию, которая на протяжении столетий была благотворной для обоих государств..."
"Рейхсканцлеру Германии господину А.Гитлеру.
Благодарю за письмо.
Надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении приведет к повороту в сторону серьезного улучшения политических отношений между нашими странами. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает основу для ликвидации политического напряжения и для установления мира и сотрудничества между нашими государствами..."
Двадцать третьего августа пакт о ненападении был заключен, дополнительный, ставший секретным, протокол подписан. Риббентроп по пути домой давал интервью в аэропорту Кенигсберга: "Фюрер послал меня в Москву. Возможно, это явилось неожиданностью для многих в Германии. Однако мы, национал-социалисты, знаем, что все, что делает фюрер, -правильно, Россию зазывали в кольцевой фронт (в антигитлеровскую коалицию). Но фюрер еще раз сработал молниеносно. Он вырвал Россию из этого фронта. Вот результаты этого 24-часового визита".
Тридцать первого августа Верховный Совет единогласно ратифицировал договор. "Мы перестали быть врагами", -- сказал на сессии Молотов. О дополнительном протоколе, конечно, не было сказано ни слова.
В этот же день договор ратифицировали и в Берлине. Там тоже торопились. Через сутки Германия напала на Польшу...
Сегодня еще мало известно о том, что еще 28 сентября 1939 года между СССР и Германией был подписан Договор о дружбе и границах, который сыграл трагическую роль в судьбах сотен тысяч белорусов, поляков и представителей других национальностей, проживающих в западных областях Беларуси.
Более того, тогда же, 28 сентября, Молотов и Риббентроп подписали секретный дополнительный протокол к договору, который констатировал, что... "обе стороны не будут допускать на своих территориях никакой польской агитации... Они будут устранять на своих территориях все источники подобной агитации и будут информировать один другого о мерах, принятых с этой целью".
Как понять "они будут устранять"? Оказывается, с этой целью СД на территории Западной Белоруссии по указанию имперского министерства безопасности вступило в тесный контакт со службами НКВД. С этой же целью в Закопане был создан секретный совместный учебный центр , в котором эсэсовцы и энкавэдисты постигали "науку" борьбы с польским сопротивлением.
Но в то время еще оставался нерешенным вопрос о переселении белорусов, русских с территории Польши, которая отошла к Германии, и немцев соответственно с территорий, которые отошли к СССР. Про это также было решено в Москве 28 сентября 1939 года и вылилось в подписание конфиденциального протокола.
Соглашение, которое подписали председатель правительственной комиссии по эвакуации М.М.Литвинов и председатель правительственной германской делегации Курт фон Рампбебенер, предусматривало еще в сентябре 1939 года "приступить к эвакуации всех граждан украинской, белорусской и русской национальностей, которые проживали на территориях бывшей Польши и теперь находились в границах государственных интересов Союза ССР". Эвакуации "подлежали только те лица, которые высказывали свое желание эвакуироваться". Так ли это было на самом деле?
Именно после пакта 1939 года ситуация с высылкой меняется. Теперь германское посольство уже не просит и не осторожничает, оно требует: "...настоящие дружественные отношения между III рейхом и СССР несовместимы с тем, чтобы такое количество германских подданных находилось в советских тюрьмах". Германское посольство не называет имен, не требует конкретных лиц, таким образом НКВД мог действовать по своему усмотрению.
Наконец, 27 ноября заключается соответствующее соглашение. И отправляется первая группа -- "рождественский подарок" НКВД гестапо. Теперь речь шла уже не о высылке людей, а о прямой их передаче из рук в руки. До 1939 года высылаемому все же выдавался паспорт, хотя и с краткосрочной визой. Был шанс ускользнуть по дороге: общей границы с Германией не существовало. После пакта -- уже никаких паспортов: общий документ, один на всех. Он передавался (вместе с указанными в нем лицами) офицером НКВД офицеру гестапо на мосту в Бресте.
С декабря 1939 по апрель 1941 года НКВД и гестапо вступали в непосредственный контакт. Трудно представить, что происходило с людьми, попавшими в это чертово колесо. Тех, кого собирались выдавать немцам, заставляли как бы становиться агентами НКВД и подписать, например, фиктивные расписки в получении денег, а тем, кто отказывался, -- угрожали, что дадут на них компрометирующий материал в гестапо.
Но если выдача и в самом деле происходила без проблем, то так называемое переселение осуществлялось непросто. О чудовищных эпизодах, связанных с этим переселением, у нас известно мало -- все замазала вскоре начавшаяся война. Что это было?
В соответствии с соглашением, подписанным германской и советской сторонами 16 ноября 1939 года, осуществлялось переселение в германию жителей немецкого происхождения с территории Западной Белоруссии и Украины, а в СССР -- белорусов и украинцев генерал-губернаторства.
С германской стороны этим занималась команда по переселению, состоявшая главным образом из эсэсовцев. В течение двух месяцев она совершенно свободно действовала на советской территории и контролировала совместно с соответствующими службами НКВД массовое переселение лиц немецкого происхождения.
Самое скверное ожидало еврейское население этих мест. Есть некоторые сведения о евреях, которые переселились с немецкой на советскую сторону в конце октября 1939 года и с апреля 1940 года при обмене беженцев. С немецкой стороны это было более 60 тысяч человек, а с советской -- 14 тысяч. Смешанная контрольно-пропускная комиссия работала в Брест-Литовске, Владимире-Волынском, Перемышле, Ковеле и Львове. Что касается национальности, то она не указывалась, поскольку большая часть переселенцев работала на территориях, занятых Германией, являлась гражданами генерал-губернаторства. По оценке немецкой стороны около 164 тысяч человек пожелали перейти в немецкие области. Это были в основном поляки, ранее проживавшие в областях, которые представляли интерес для СССР.
5 декабря 1939 года генерал-полковник Кейтель сообщал в германский МИД: "Выдворение евреев на русскую территорию проходило не так гладко, как, вероятно, ожидалось. На деле практика была, например, такой: в тихом месте в лесу тысяча евреев была выдворена за русскую границу, в 15 километрах от этого места они снова вернулись к границе с русским офицером, который хотел заставить немецкого принять их обратно".
Война, начавшаяся в июне 1941 года, подвела черту под этим "мирным сотрудничеством". Многих эмигрантов, уже предназначенных к выдаче, не успели довезти до Бреста из дальних лагерей, им оставалось досиживать еще с десяток лет. У тех, кого выдали, судьба складывалась по-разному. На сей счет в Германии были разработаны четкие инструкции: тех, против кого имелся компрометирующий материал, ждал концлагерь, "незапятнанные" и подходившие по возрасту призывались в вермахт, евреи однозначно подлежали депортации в гетто, а оттуда -- в лагеря уничтожения.
«ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО»
В начале января 1949 года в Центральный Комитет партии поступило анонимное письмо. В нем неизвестный сообщал, что на состоявшейся 25 декабря истекшего года в Ленинграде объединенной областной и городской партийной конференции были сфальсифицированы результаты голосования. С этого на первый взгляд малопримечательного события начинается крупнейшее в послевоенной советской истории судебное дело, вовлекшее в свою орбиту не только руководителей ленинградской партийной организации, но и ряд лиц из ближайшего окружения Сталина.
22 февраля 1949 года состоялся объединенный пленум Ленинградского обкома и горкома партии. На нем с большой речью выступил Маленков. Он заявил, что руководство ленинградской партийной организаций знало о фальсификации, но скрыло этот факт от ЦК. Более того, по его словам, обком превратился в опорный пункт для борьбы с Центральным Комитетом, культивирует сепаратистские настроения, стремится к созданию самостоятельной Российской Коммунистической партии.
Пленум исключил из партии председателя счетной комиссии конференции Тихонова, одобрил решение ЦК об отстранении от должности первого секретаря ОК и ГК Попкова, объявил выговор Капустину, наложил ряд партийных взысканий на других лиц, причастных к фальсификации результатов выборов.
Однако решением это дело отнюдь не завершилось. Напротив: оно получило новый импульс. Как уже неоднократно бывало в истории Советского государства, сугубо партийное дело постепенно приобретало уголовный характер. По личному распоряжению Сталина к нему подключился Берия, в то время заместитель председателя Совета Министров. Непосредственное производство по ленинградскому делу было поручено министру госбезопасности Абакумову.
Непродолжительное время спустя исполнительный и энергичный министр уже докладывал Берия о первой жертве: бывший секретарь Ленинградского горкома партии Капустин — английский шпион.
21 июля 1949 года по приказу министра госбезопасности Капустин был арестован. Без санкции прокурора.
В течение первых десяти дней содержания под стражей арестованный допрашивался 17 раз. Держался стойко. Помещался в карцер. Есть данные о применении к нему физических мер воздействия.
Из показаний бывшего следователя Сорокина: «Мне передали указание Абакумова, чтобы без признания Капустина я не появлялся в министерстве. Такие показания я добыл…»
Абакумов спешит сообщить об этом Сталину. В донесении от 1 августа 1949 года он пишет: «…есть веские основания считать Капустина агентом Британской разведки…» Однако эта сторона дела Сталина, видимо, интересовала не в первую очередь. Главное — разоблачение законспирированной организации в партии. С этой установкой Абакумов начинает следующую серию допросов Капустина. И уже 4 августа в его руках появляется подписанный арестованным протокол: «Теперь я понял, что дальнейшее запирательство бессмысленно. Я буду говорить правду, как обманывал Партию, ЦК, товарища Сталина…» Далее Капустин называет фамилии двух участников заговора». Среди них секретарь ЦК ВКП(б) Алексей Александрович Кузнецов.
13 августа 1949 года в кабинете Маленкова Кузнецов был арестован. В этот же день на его квартире в отсутствие подследственного произвели обыск. Сотрудники МГБ прямо с порога потребовали у жены Кузнецова немедленно выдать им письмо. При этом они не уточняли, какое именно письмо имеется в виду. Из их реплик следовало лишь, что исключительная важность этого документа делает излишними всякие уточнения.
Речь шла о действительно неординарном документе — личном письме Сталина. Оно было написано во время блокады Ленинграда и отправлено через линию фронта. В письме генсек отмечал, что руководители города Жданов и Ворошилов устали, издергались им нужен отдых. В этих условиях вся надежда возлагалась на Кузнецова. «Алексей, Родина тебя не забудет», — эти слова Сталина служили своего рода охранной грамотой. И вот теперь это письмо оказалось главным предметом поисков.
Следующей жертвой намечался Николай Алексеевич Вознесенский. Член Политбюро ЦК ВКП(б), первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, он был известен не только как крупная политическая фигура в стране, но и как видный ученый-экономист, действительный член Академии наук СССР.
Его высоко ценил Сталин. По воспоминаниям А.И.Микояна, однажды на озере Рица генсек сказал своим спутникам, что ввиду приближения старости думает о преемниках. Наиболее подходящей кандидатурой на должность Председателя Совета Министров считает Николая Алексеевича Вознесенского, на пост Генерального секретаря ЦК — Алексея Александровича Кузнецова. «Как, не возражаете, товарищи?» — спросил Сталин. Никто не возразил. Но, думается, этот эпизод отнюдь не вызвал симпатии к двум столь ярким личностям со стороны их соперников из среды ближайшего сталинского окружения.
И здесь, словно по заказу, появляется докладная записка заместителя председателя Госснаба СССР М.Т.Помазнева о занижении Госпланом СССР контрольных цифр развития промышленного производства. Вопрос рассматривается на заседании Совета Министров. В результате появляется протокольная запись:
«Тов. Вознесенский неудовлетворительно руководит Госпланом, не проявляет обязательной, особенно для члена Политбюро, партийности в руководстве Госпланом и в защите директив правительства в области планирования, неправильно воспитывает работников Госплана, вследствие чего в Госплане культивировались непартийные нравы, имели место антигосударственные действия, факты обмана правительства, преступные факты по подгону цифр и, наконец, факты, которые свидетельствуют о том, что руководящие работники Госплана хитрят с правительством».
Дело Вознесенского передается на рассмотрение Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). Здесь к предыдущим обвинениям добавляют «самовозвеличивание» и «поддержание связей с ленинградской антипартийной группой». 9 сентября 1949 года председатель КПК Шкирятов направляет в Политбюро предложение вывести Вознесенского из состава ЦК ВКП(б) и привлечь к судебной ответственности. Три дня спустя Пленум Центрального Комитета путем опроса утверждает это предложение.
И вот, когда, казалось бы, решение принято, все готово для расправы и неизбежный арест должен последовать незамедлительно, Вознесенского неожиданно оставляют в покое. Долгие дни напряженного ожидания сменялись еще более долгими тревожными ночами. За ним не приходили. Эта психологическая пытка продолжалась полтора месяца. И каждый оставшийся ему день отстраненный от всех постов бывший член Политбюро спешил использовать для завершения своих научных исследований. Когда же пасмурным осенним вечером 27 октября 1949 года на пороге его дома появилась группа военных в форме МГБ, на столе у пишущей машинки они увидели толстую рукопись книги «Политическая экономия коммунизма». Судьба этого произведения разделила судьбу его автора.
Расследование «ленинградского дела» держал под постоянным контролем Маленков, он же неоднократно присутствовал на допросах арестованных. Следственную группу непосредственно возглавлял полковник Комаров, о котором Абакумов говорил как о своем лучшем следователе. Некоторое представление об этом человеке дает фрагмент из его заявления, направленного несколько лет спустя, 17 февраля 1953 года, в адрес ЦК партии: «В коллективе следчасти хорошо знают, что я ненавидел врагов. Я был беспощаден с ними, как говорится, вынимал у них душу. Они боялись меня как огня. Сам министр не вызывал у них того страха, который появлялся, когда допрашивал я лично…»
В чем причина этого страха? Сегодня ответ на этот вопрос уже не является тайной. Документально установлено: ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания.
Тот же Комаров впоследствии признал, что по приказанию Абакумова лично избивал Вознесенского, а следователи Сорокин и Питовранов применили такие же меры грубого физического воздействия к Кузнецову.
Это свидетельство человека, который лично расправлялся с арестованными. А что же жертвы таких допросов? Большинство из них навсегда унесли тайну предварительного следствия вместе с собой в могилу. Но есть и счастливые исключения. Выжил Иосиф Михайлович Турко, бывший второй секретарь Ленинградского обкома партии. Он рассказывает:
«Дело мое вел Путинцев. Он бил меня по лицу, голове, а когда я упал — ногами в живот. Затем меня затолкали в карцер. В карцере я сидел дважды. Он грозил уничтожить мою жену, детей, если я не признаюсь. Потом Путинцев предложил мне подписать чудовищный протокол о Кузнецове, Вознесенском и других. В нем также содержались дикие измышления о руководителях Партии и правительства. И что я участник заговора. Били. Я кричал на всю тюрьму. Семь суток просидел в карцере. Снова отказался подписать протокол… Снова побои. Потом я увидел врача со шприцем. Я испугался и подписал сразу два протокола… Повели к Комарову. Его я боялся больше, чем Путинцева… Хотел покончить самоубийством… Дома жена лишилась рассудка, сына арестовали, малолетнюю дочь отдали в детдом».
Более года шло следствие. В сентябре 1950 года Абакумов согласовал со Сталиным основные идеи обвинительного заключения. 26 сентября его официально утвердил Главный военный прокурор А.П.Вавилов.
Судебный процесс решено было проводить в Ленинграде. 29 сентября 1950 года в помещении окружного Дома офицеров на Литейном проспекте открылось выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР. В состав коллегии вошли три генерал-майора юстиции под председательством И.Р.Муталевича. Дело слушалось без участия государственного обвинителя и защитников.
Официального сообщения о процессе в печати не было. Поэтому длительное время подробности суда оставались неизвестными.
По свидетельству сотрудника МГБ Коровина, «Комаров хвастался, что сумел убедить Кузнецова, что весь процесс — не более как «дань общественному мнению» и приговор исполняться не будет. Кузнецов даже спрашивал Комарова, хорошо ли он выступил в суде». Достоверность этого свидетельства едва ли можно считать безусловной, поскольку изложенное Коровиным трудно согласуется с другими известными фактами.
Относительно же поведения на суде Алексея Александровича Кузнецова достоверно известно, что он нашел в себе силы твердо заявить в последнем слове:
— Я был большевиком и останусь им, какой бы приговор мне не вынесли. История нас оправдает.
Не меньшим мужеством исполнено и последнее слово Николая Александровича Вознесенского:
— Я не виновен в преступлениях, которые мне предъявляются. Прошу передать это Сталину.
Глубокой ночью 1 октября 1950 года в 0 часов 59 минут суд приступил к оглашению приговоров. С председательского кресла поднимается генерал-майор юстиции Матулевич:
« — …Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев признаны виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК… Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы... А также разбазаривали государственные средства. Как видно из материалов дела, все обвиняемые на предварительном следствии и на судебном заседании вину свою признали полностью».
Военная коллегия Верховного суда СССР квалифицировала их деяния по самым тяжким составам Уголовного кодекса РСФСР — ст. 58 1а (измена родине), ст. 58-7 (вредительство), ст. 58-11 (участие в контрреволюционной организации). А.А.Кузнецов, Н.А.Вознесенский, П.Е.Попков, П.Г.Лазутин, М.И.Родионов и Я.Ф.Капустин были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. И.М.Турко получил пятнадцать лет лишения свободы, Т.В.Закржевская и Ф.Е.Михеев — по десять. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.
Осужденным на смерть в таких случаях остается единственное — ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета СССР о помиловании. Но и этой последней возможности осужденным не дали: сразу же по вынесении приговора генерал юстиции И.О.Матулевич отдал распоряжение о немедленном приведении его в исполнение.
Прямо из зала судебного заседания осужденных доставили в подвал, из которого живым выхода нет. В два часа ночи 1 октября 1950 года раздались роковые выстрели…
«История нас оправдает» — эти слова, сказанные Алексеем Александровичем Кузнецовым в трагический момент жизни, нашли свое подтверждение значительно раньше, чем он сам мог предполагать. Уже 30 апреля 1954 года Верховный суд СССР полностью реабилитировал обвиняемых по «ленинградскому делу». А еще несколько месяцев спустя перед судом предстали фальсификаторы этого дела — министр государственной безопасности генерал-полковник В.С.Абакумов, начальник следственной части по особо важным делам генерал-майор А.Г.Леонов, его заместители полковники М.Т.Лихачев и В.И.Комаров. Военная коллегия Верховного суда СССР признала их виновными и приговорила к высшей мере наказания.
«ДЕЛО ВРАЧЕЙ»
Погожим зимним днем накануне нового 1953 года в саду сочинской дачи Сталина прогуливались двое. В одном из них без труда узнавалась фигура вождя, другой, видимо, был гостем нечастым. Во всяком случае, охрана не знала спутника хозяина в лицо. Между тем это был человек небезызвестный — министр здравоохранения СССР Е.Смирнов. Ему в отличие от других членов правительства действительно весьма редко доводилось видеть генсека, а тем более разговаривать с ним. Не исключено, что одной из причин того было извечное недоверие Сталина к врачам; недоверие, преодолеть которое он не мог даже в дни собственного нездоровья. Отсюда и попытки самолечения, и хорошо известный факт: пользовал вождя один из сотрудников его личной охраны, ветеринар по образованию.
Лечивший Сталина профессор Владимир Никитич Виноградов, один из крупнейших терапевтов страны и ученый с мировым именем, в последний свой визит к пациенту обнаружил резкое ухудшение состояния его здоровья. Биологические ресурсы организма оказались едва не полностью исчерпанными. И лишь крайним напряжением воли этот незаурядный человек поддерживал жизненную активность. Профессор Виноградов сделал запись в истории болезни о необходимости строгого режима с полным прекращением всякой деятельности. А пациенту сказал откровенно:
— Иосиф Виссарионович, вам надо сейчас же оставить работу, нужно отойти от всех государственных дел, иначе я за вашу жизнь не ручаюсь. Состояние организма сейчас таково, что он нуждается в серьезном капитальном ремонте!
Для Сталина это было безусловно неприемлемо. Он не мог не вспомнить, что когда-то под этим же предлогом от активной политической деятельности был отстранен Ленин. А теперь вот и сам он оказывался в преддверии подобной ситуации.
В течение 1953 года в Москве и Ленинграде начались массовые аресты врачей.
Официальным поводом для них явилось письменное сообщение врача кремлевской больницы Лидии Тимашук о якобы неправильных методах лечения, к которым с вредительскими целями прибегали врачи, лечившие руководителей партии и государства. Имя этой женщины в мгновение ока приобрело всесоюзную известность. Восторженный тон, с которым средства массовой информации освещали ее поступок, не оставляли сомнений в том, что в стране появилась новая национальная героиня. Указом Президиума Верховного Совета СССР она награждалась орденом Ленина.
13 января 1953 года все центральные газеты опубликовали сообщение ТАСС “Арест группы врачей-вредителей”.
“Установлено, что все участники террористической группы врачей состояли на службе иностранных разведок, продали им душу и тело, являлись их наемными, платными агентами. Большинство участников террористической группы — Вовси, Б.Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и другие — были куплены американской разведкой — международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”... Другие участники террористической группы (Виноградов, М.Коган, Егоров) являются.. старыми агентами английской разведки”.
Все отмеченные лица в течение длительного времени считались крупнейшими медицинскими авторитетами. Теперь же в сообщении ТАСС они именовались “матерыми убийцами, выродками рода человеческого, злодеями, надевшими белые халаты с единственной целью — зверски умерщвлять преданных деятелей Коммунистической партии и государства”. При этом особо подчеркивалось, что “жертвами этой банды человекообразных зверей пали товарищи А.А.Жданов и А.С.Щербаков”.
“Дело врачей” находилось в производстве следственной части по особо важным делам МГБ СССР. В то время руководил этим подразделением небезызвестный генерал М.Д.Рюмин. Он и возглавлял расследование.
Первым был арестован профессор Яков Гилярович Этингер — известный кардиолог и терапевт. Его пациентами были Киров, Орджоникидзе, Чичерин, Литвинов, Тухачевский, Карахан. Он лечил Георгия Димитрова и Василия Коларова, Пальмиро Тольятти и Вильгельма Пика, Иосифа Броз Тито и Хосе Диаса... Теперь же его обвиняли в заведомо неправильной интерпретации электрокардиограммы Жданова.В ходе следствия обвинение вышло за пределы этого частного эпизода и приобрело ярко выраженный политический характер. Профессору Этингеру инкриминировались “клеветнические измышления” в адрес Сталина и Берия. На него возлагалась ответственность за как-то высказанное в весьма узком кругу друзей и неисповедимыми путями дошедшее до большого дома на Лубянке сомнение в виновности Бухарина, Рыкова, Тухачевского и некоторых других “врагов народа”. Ему вменялось в вину отрицательная оценка захлестнувшей страну кампании против космополитизма и даже публичная критика лысенковщины после известной августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года.
Профессор Этингер не пережил потрясений внезапного ареста, бесконечных допросов, суровых условий содержания под стражей. В процессе предварительного следствия он умер в тюрьме. Согласно официальному сообщению, смерть наступила “от самопроизвольного разрыва стенки левого желудочка сердца”.
Другие арестованные между тем подвергались интенсивным допросам. На них нередко присутствовал сам Рюмин. Вот как описывает встречи с ним сын профессора Этингера — Яков Яковлевич Этингер, арестованных по делу врачей вместе с отцом: “Хорошо помню Рюмина. Это был человек среднего роста, довольно полный, с гладко зачесанными волосами. Он периодически во время допросов врывался в кабинет следователя, осыпал меня площадной бранью и угрожал всяческими карами. Рюмин никогда не садился в кресло, а непрерывно бегал с криками по кабинету. Все это производило тяжелое впечатление”.
С особым пристрастием допрашивали профессора Мирона Семеновича Вовси — в течение многих часов подряд, в ночное время, с непременным лучом яркого света в глаза. От него требовали признания в сотрудничестве с разведкой фашистской Германии во время войны.
Тяжелые испытания выпали на долю врача Сталина — семидесятилетнего профессора В.Н.Виноградова. Ему инкриминировалось непосредственное исполнение преступного замысла убийства секретарей ЦК Жданова и Щербакова путем назначения заведомо вредных препаратов и процедур. Виноградов действительно продолжительное время наблюдал своих высокопоставленных пациентов. В периоды обострения болезней он регулярно составлял бюллетени о состоянии их здоровья, которые направлялись в ЦК и лично Сталину.
Врачебная деятельность Виноградова постоянно находилась под профессиональным контролем со стороны большой группы специалистов, которые принимали участие в консилиумах, определявших стратегию лечения. И никогда никто не ставил под сомнение целесообразность назначенных профессором препаратов или процедур. Более того, за свою медицинскую практику Виноградов неоднократно получал благодарности и всякого рода иные поощрения от руководства лечебно-санитарного управления Кремля.
Но теперь все это уже не имело значения и во внимание не принималось. По личному приказу Сталина Виноградов был закован в кандалы. Так пациент воздал своему врачу за назначение строго режима с полным прекращением всякой деятельности.
5 марта 1953 года умирает Сталин. Поначалу это событие никак не отразилось на положении подследственных. Арестованным врачам даже не сообщили о нем. Следствие продолжалось по-прежнему. Все те же изнурительные допросы, тягостные очные ставки, бессонные ночи и мучительная неизвестность. Однако постепенно интенсивность допросов стала ослабевать.
В ночь с 3 на 4 апреля в камерах всех арестованных вдруг загремели засовы. Ночные вызовы на допрос были явлением ординарным, к ним привыкли. Но на этот раз узников повели не в кабинеты следователей, а к машинам. Взревели моторы, распахнулись стальные ворота. Всю ночь по безлюдным улицам Москвы развозились по домам ошеломленных неожиданным освобождением врачей.
А наутро во всех центральных газетах появилось официальное сообщение о “деле врачей”.
“Проверка показала, что обвинения... являются ложными, а документальные данные, на которые опирались работники следствия, несостоятельными. Установлено, что показания арестованных, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, получены работниками следственной части бывшего Министерства государственной безопасности путем применения недопустимых и строжайше запрещенных советскими законами приемов следствия”.
Под этим сообщением приводилась краткая информация об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении Л.Тимашук орденом Ленина.
Так неожиданно и беспрецедентно закончилось последнее крупное уголовно-политическое дело сталинской эпохи.
КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ
До сегодняшнего дня мы практически ничего не знаем о фальсификации в государственном масштабе истинных причин и дат смерти наших сограждан, безжалостно уничтоженных в 1930--1950-е годы. О судьбах арестованных лгали всегда. Это знает каждый, кто прошел очереди к справочным окошечкам -прокуратуры, милицейским, гулаговским. Твой близкий находится в одной тюрьме, а тебе называли другую, его увозили на Восток, а говорили, что на Север, или вовсе отговаривались незнанием ("сведениями о местопребывании не располагаем"), лгали о причинах ареста и осуждения, лгали о состоянии здоровья. И особая ложь -- о причинах смерти: "сердечная недостаточность", "воспаление легких", но никогда не голод, не туберкулез, не самоубийство, не расстрел.
Правда раскрывалась малыми толиками, в основном, начиная с середины 50-х годов. Однако была категория жертв репрессий, о судьбе которых продолжали сознательно лгать и в пору первой реабилитации, и при "застое", и в разгар перестройки. Под запретом во все эпохи оставалась правда о судьбах тех, кто был расстрелян по приговорам несудебных органов -- "особых троек", «троек», "двоек", Особого совещания, Комиссии НКВД и Прокурора СССР и т.д.
Самый ранний из известных нам приказов НКВД по этому вопросу относится к 1939 году. Приказ предписывал на запросы родственников о судьбе того или иного расстрелянного отвечать, что он был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач. Осенью 1945 года приказ был скорректирован -- заявителям стали теперь говорить, что их родственники умерли в местах лишения свободы.
Шли годы, вопросы вокруг судеб расстрелянных накапливались и заставляли и МГБ, и Министерство юстиции, и Прокуратура обращаться в "инстанции" (т.е. в ЦК КПСС) с просьбой вынести решение по всем аспектам проблемы: что отвечать устно, какие ответы можно давать письменно, как и где регистрировать смерть, как заполнять в свидетельстве о смерти сведения о дате, причине, месте ее, выдавать ли какие-либо документы, связанные с имущественными проблемами и т.д.
На заседании Президиума ЦК КПСС 18 августа 1958 г., где разбирался этот вопрос, было вынесено постановление, на основании которого через неделю тогдашний председатель КГБ СССР И.Серов издал развернутое указание. Предписывалось, как и раньше, сообщать относительно расстрелянных, что они были приговорены к 10 годам ИТЛ и умерли во время отбывания наказания.
В необходимых случаях (если это требовалось для решения имущественных или правовых вопросов) предписывалось регистрировать смерть в органах ЗАГС по месту жительства осужденного до ареста и выдавать свидетельство о смерти. При этом дата смерти определялась КГБ произвольно в пределах 10 лет со дня ареста, вымышленной была и причина смерти, а в качестве места указывалось место жительства осужденного до ареста.
Что касается расстрелянных по приговорам Военной коллегии Верховного суда СССР, то здесь указания ЗАГСам должны были давать не органы КГБ, в сама Военная коллегия. По существовавшему в те годы в Военной коллегии порядку родственникам осужденных к высшей мере сообщалось не о расстреле, а о выдуманной дате и причине смерти их родных и близких.
Работники советских и партийных органов, разбирая заявления родственников осужденных к высшей мере, сообщали им о расстреле. Военная коллегия настаивала на том, что осужденные умерли в местах лишения свободы.
Органы НКВД--МГБ--КГБ сообщали родственникам осужденных к расстрелу, что последние будто бы осуждены на 10 лет лишения свободы в отдаленным местностях Крайнего Севера без права переписки. Военная коллегия на этом основании давала вымышленную дату смерти. Между днем осуждения и этой датой образовывался разрыв в 5--6 лет.
Несмотря на то, что в Военную коллегию в период 1953--1959 годов резко увеличилось количество обращений общественных организаций, учреждений и отдельных лиц со списками граждан, которые имели в прошлом большие заслуги перед государством, с просьбой сообщить, реабилитированы ли они и какова их судьба, коллегия продолжала сообщать вымышленные даты смерти. В результате этого вымышленные даты стали появляться в официальных документах и свидетельствах о смерти, органы ЗАГС по указанию МГБ продолжали выдавать родственникам липовые свидетельства о смерти. Такие "свидетельства" получили сотни тысяч наших сограждан.
Установление в 1956 году указанного "порядка" мотивировалось тем, что в период массовых репрессий было необоснованно осуждено большое количество граждан и поэтому сообщение о действительной судьбе репрессированных могло отрицательно влиять на положение их семей. Кроме того, предполагалось, что сообщение членам семей расстрелянных о действительной судьбе их родственников якобы могло быть "использовано враждебными элементами в ущерб интересам советского государства".
Существовавший порядок сообщения вымышленных данных касался в основном невинно пострадавших советских граждан, которые были расстреляны по решениям несудебных органов (Коллегией ОГПУ, "тройками" ОГПУ--НКВД--УНКВД и Комиссией НКВД СССР и Прокурора СССР, а также Особым совещанием при НКВД--МГБ--МВД СССР в период массовых репрессий.
В результате пересмотра архивно-следственных дел с 1954 по 1961 год из общего количества расстрелянных в несудебном порядке было реабилитировано около 60 процентов осужденных. В отношении их родственникам были объявлены ложные сведения о смерти, якобы наступившей в местах лишения свободы.
И только в декабре 1962 года в недрах КГБ вызрело предложение о необходимости отмены существовавшего порядка рассмотрения заявлений граждан с запросами о судьбе их родственников. Но это было вызвано отнюдь не гуманными соображениями. Оказывается, сообщение гражданам вымышленных дат и обстоятельств смерти близких их родственников ставило органы госбезопасности в ложное положение, особенно при опубликовании в печати дат смерти лиц, имевших в прошлом заслуги перед партией и государством.
Кроме того, регистрация смерти расстрелянных граждан по решениям несудебных органов с указанием в документах вымышленных сроков их пребывания в местах заключения ставило членов их семей в неравные условия с членами семей лиц, расстрелянных по суду.
В связи с этим по предложению председателя КГБ СССР В.Семичастного и с одобрения Политбюро ЦК КПСС с 1963 года на запросы граждан о судьбе их родственников, приговоренных в несудебном порядке к расстрелу, устно стали сообщать действительные обстоятельства смерти этих лиц, а регистрацию в ЗАГСах их смерти производили датой расстрела без указания причин смерти, как это делали Военная коллегия Верховного суда СССР и военные трибуналы в отношении лиц, расстрелянных по приговорам судов.
Уведомление граждан о действительной причине смерти осужденных лиц стало давать членам их семей, имевших право на пенсионное обеспечение по случаю потери кормильца, основание для возбуждения ходатайства о назначении пенсий на льготных основаниях как родственникам лиц, умерших от трудового увечья или погибших при исполнении служебных обязанностей. Конечно, это можно было бы считать серьезным шагом по пути к исторической правде, если бы не одно обстоятельство: тем, кому ранее давались лживые ответы (в соответствии с указаниями 1955 г.) продолжали лгать по-прежнему. Не изменен был порядок и относительно сведений, сообщаемых за границу, -- здесь, как и прежде, предлагалось руководствоваться соображениями практической целесообразности в каждом отдельном случае.
Ложь образца 1963 года просуществовала до конца 80-х и была отменена (опять-таки по согласованию с "инстанцией") приказом по КГБ СССР от 30 сентября 1989 года. Таким образом, люди, получившие ответ между 1955 и 1963 годами и не обращавшиеся с новыми запросами после 1989 года, так и остались в заблуждении относительно подлинных причин и дат гибели своих близких. Напомню при этом, что речь идет о тех, кто был расстрелян по решению несудебных органов.
Трудно сказать, зачем нужно было многолетнее нагромождение лжи. А почему столько лет утаивали правду о Куропатах? Почему отрицали подлинность секретных протоколов к советско-германскому пакту 1939 года? Почему не раскрывали состава "троек"? Почему не опубликовали телеграмму 1939 года о пытках, о которой обмолвился публично еще Хрущев?
А не удивительно ли, что архивы КГБ периода массовых репрессий до сих пор хранятся под грифом "секретно"? Будут ли открыты для изучения специалистов дела бывших работников НКВД, где технология репрессий документально представлена в форме геноцидных разнорядок? Какие архивные материалы уже уничтожены? По приказу кого?
Ответить на эти и многие другие вопросы позволил бы более открытый доступ исследователей-профессионалов в ведомственные архивы и прежде всего КГБ. Давно уже стоит закономерный вопрос: какие типы документов должны быть переданы на хранение в Национальный архив РБ из архивов КГБ.
Что же представляют собой архивы КГБ? (Речь идет о структуре архивов госбезопасности на момент распада СССР. Позднее, возможно, произошли незначительные структурные изменения)
Существует два уровня: центральный архив и архивы областных управлений. (Все городские и районные отделы КГБ сдают свои материалы в соответствующие областные управления.)
Рассмотрим, какие основные типы документов, касающихся непосредственно проблем репрессий и реабилитации, сконцентрированы в архивах КГБ и которые необходимо раскрыть для восстановления исторической правды.
1). МАТЕРИАЛЫ СЕКРЕТНОГО ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА. Это информационные и докладные записки в органы власти и управления СССР и БССР, планы, отчеты и другие обобщающие материалы по разведывательной и контрразведывательной работе и административной деятельности. Некоторые из них имеют постоянный, а некоторые -- временный статус хранения.
2). АРХИВНО-СЛЕДСТВЕННЫЕ ДЕЛА на граждан, которые подверглись репрессиям в период с 1918 по 1991 год, а также на так называемых "пособников" времен Великой Отечественной войны, шпионов, сотрудников НКВД--КГБ, осужденных за фальсификацию следственных дел, карателей времен войны, т.е. весь комплекс следственных дел, которые были подведомственны КГБ.
3). КОПИИ ДОКУМЕНТОВ выписки из протоколов заседаний несудебных органов ВЧК--ОГПУ--НКВД--МГБ (Особое совещание при НКВД СССР, Комиссия НКВД и Прокурора СССР ("двойка"), протоколы Особой тройки НКВД БССР).
4). ФИЛЬТРАЦИОННЫЕ И ТРОФЕЙНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. Все советские граждане, которые были на оккупированной территории, в лагерях для военнопленных или вывозились на работы в Германию, при возвращении в СССР проходили проверку в проверочно-фильтрационных лагерях. На них заводились анкеты, к этим анкетам прилагались дополнительные материалы, и так создавались проверочно-фильтрационные дела.
5). ЛИЧНЫЕ ДЕЛА БЫВШИХ РАБОТНИКОВ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ. Имеют неограниченный срок хранения.
6). ЛИЧНЫЕ ДЕЛА АГЕНТОВ (штатных и нештатных) и оперативные дела. Здесь все виды дел оперативного учета, контроля, проверки, наблюдения, оперативной разработки, объектовой разработки.
Из анализа основных видов документов следует, что без их детального изучения невозможно получить объективную картину репрессий периода 1920--1950-х годов на территории Беларуси.
В связи с тем, что многие до сегодняшнего дня не знают о судьбе своих родных, репрессированных в период 1920--1950-х годов, необходимо иметь представление о хранении в архивах госбезопасности архивно-следственных дел.
Этот порядок был утвержден еще Председателей КГБ СССР от 18 ноября 1961 года. Согласно его в архивах КГБ хранятся все дела на осужденных по политическим мотивам. В территориальных органах госбезопасности хранятся архивно-следственные дела, по которым эти органы вели предварительное следствие, а также уголовные и гражданские дела, которые содержат "секретные" сведения. Кроме этого, хранятся протоколы заседаний Особой тройки НКВД БССР на осужденных по политическим мотивам.
В связи с тем, что раньше архивно-следственные дела на военнослужащих и работников транспорта сдавались на хранение в территориальные органы КГБ по месту дислокации штаба Белорусского военного округа, то теперь они находятся на хранении в органах госбезопасности по месту рождения военнослужащих, а в отношении гражданских лиц, которые привлекались к ответственности, по месту жительства. Групповые дела хранятся в территориальных органах госбезопасности по месту жительства (на военнослужащих -- по месту рождения) одного из основных участников группы.
Можем ли мы рассчитывать, что в ближайшее время увидим правдивое отображение истории страны? Пусть на этот вопрос самостоятельно ответит каждый -- сам себе. И тот, кто считает тему массовых репрессий исчерпанной, и тот, кого она тревожит и сегодня.