Без грифа „секретно”

Кузнецов Игорь


Раздел III. С КОНФИСКАЦИЕЙ СУДЬБЫ

Из архивно-следственного дела

Глобус Мирон Ильич

(автобиография)

"Родился в 1895 г. в гор. Щучине Гродненской губернии в семье еврейского народного учителя. В 1911 г. после смерти отца, оставшись один, я сперва занимался мелкими уроками, а затем поступил конторщиком в эксплуатационную контору в гор. Граево, там я работал до начала мировой войны. Находясь в оккупированной области, я учительствовал, состоял конторщиком на фабрике.

Работая до 1917 г. щебенщиком на постройке шоссе Сталинск--Новгород, я впервые познакомился с элементами революционного движения. В этом же году я вместе с несколькими товарищами организовал в г.Кольно коммунистическую ячейку. Когда до нас дошла весть об октябрьской революции, несколько членов ячейки, и я в том числе, решили отправиться в Советскую Россию, однако тяжелая болезнь и разные осложнения жены задержали меня в Кольно до 1918 г. В этом году я выступил по поручению на народном собрании в г.Кольно, созванном в связи с восстановлением польского государства, и призвал к единению с Советской Россией.

Уже на этом собрании следующим выступил Пилсудский, я был заклеймен как большевик. В декабре 1918 г. я уехал в Советскую Россию. После краткого пребывания в Минске, я в январе 1919 г. прибыл в Москву. В феврале 1919 г. я поступил на артиллерийские курсы в Москве. По окончанию этих курсов был оставлен на них в качестве командира взвода.

Из высшей артиллерийской школы в августе 1920 г. был отправлен на фронт против десанта Врангеля в качестве помощника командира отдельной тяжелой батареи 2-й Московской бригады курсантов. По окончании операции на Кубани, а затем из Дагестана бригада была переброшена в Баку. Осенью 1921 г. был зачислен слушателем подготовительного отделения Артиллерийской академии. В 1925 г. после окончания академии был оставлен при ней в качестве адъюнкта.

Был одновременно назначен приказом РВС начальником военного подотдела Комитета по делам изобретений. В этом, организованном мною отделе, я проработал в должности начальника его, а затем старшего эксперта вплоть до 1935 г. В академии состоял доцентом по внутренней баллистике и вел самостоятельный курс на оружейно-пулеметном факультете академии.

Мною было издано около полутора десятков печатных трудов, имею 25 изобретений, в том числе: автоматическую пушку для вооружения самолетов. В 1936 г. я был переведен в резерв и приказом НКО откомандирован в г. Томск, в распоряжение директора Томского университета, где было поручено заведывать кафедрой внутренней баллистики".

27 января 1937 г.

Сов. секретно

Выписка из протокола N 10 общего собрания по чистке ячейки ВКП(б) подразд. тов. Благонравова от 28 сентября 1933 г.

СЛУШАЛИ:

5) ГЛОБУС Мирон Ильич, родился в 1905 году в семье народного учителя. Семья разъехалась после смерти отца. Часть в Америку и часть в Швейцарию. Средства на существование добывал различными путями вплоть до извоза и каменщика.

"В 1916 г. я пошел на курсы преподавателей, окончил арткурсы в 1919 г. В партии с 1919 г. Партвзысканий имею два -- за участие в оппозиции, за читку антипартийной литературы и за одно выступление. Сейчас работаю в партбюро Сектора Военно-технической пропаганды. Дисциплинарных взысканий имею два -- на вид за срыв занятий".

ВОПРОСЫ:

ОТВЕТЫ:

1. В чем конкретно были разногласия с партией в 1923 году?

С партией разногласий у меня не было.

2. В чем разногласия у Вас были в 1926 г. по китайскому вопросу и по вопросу англо-русского комитета?

Разногласий не было. Было отдельное выступление.

3. Скажите разногласия Ваши в 28 г.?

Здесь моя ошибка в вопросе оценки партруководства, но отмежевался после выступления оппозиции за пределы легальности.

4. Что значит партия нового типа?

Ответ не зафиксирован.

5. Распространяли ли Вы оппозиционную литературу?

Нет. Читал только сам!

6. В 26--27 гг. на какой партийной позиции стояли?

Я стоял на позиции генеральной линии партии.

7. Что за расхождение было у Вас с партией по китайскому вопросу?

Моя точка зрения осуждала медлительность действия китайской компартии.

8. Ходил ли на демонстрацию Зиновьева в 1927 г.?

Нет.

9. В чем не согласен с докладом Зиновьева в 1923 году?

Объективно защищал Троцкого. Критикуя выступление Зиновьева, но голосовал за резолюцию ЦК.

10. Чем вызваны эти неоднократные шатания?

Объясняю своим характером и некоторой политической недооценкой вопроса.

Протокол допроса

Глобус Мирона Ильича

9 сентября 1936 г.

Вопрос: Вы арестованы как член контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации. Признаете ли Вы это?

Ответ: Нет, не признаю. Я членом контрреволюционной организации не являюсь. Никогда, ни до Томска, ни до исключения из ВКП(б), ни после исключения не состоял ни в какой организации.

Вопрос: Следствию известно, что Вы пропагандируете "идеи" троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации. Признаете это?

Ответ: Нет, не признаю. У меня в прошлом только были недопонимания и шатания по разным вопросам.

Вопрос: Вы врете. Ваша причастность к троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации подтверждена решением парторганизации, исключившей Вас как замаскировавшегося троцкиста-зиновьевца. Признаете это?

Ответ: Нет, не признаю.

Вопрос: Вы врете теперь так же, как врали перед партией в своем заявлении от 24 мая 1935 г., вы заявили, что при голосовании вопроса о выводе лидеров оппозиции из состава ЦК один раз проголосовали против, а второй раз воздержались.

Ответ: Нет, не лгу.

Протокол мною прочитан лично, записано с моих слов правильно.

Допросил:

Пом. нач. 5 отдела ПП УГБ лейтенант госбезопасности

(Постаногов)

"УТВЕРЖДАЮ"

Начальник Томгоротдела НКВД капитан госбезопасности

(Подольский)

СПРАВКА

на троцкиста ГЛОБУС Мирона Ильича

Составлена 6 ноября 1936 г.

Глобус Мирон Ильич 1895 г.р., уроженец г.Щучино, из мещан, бывший член ВКП(б), исключен из партии как троцкист, работает доцентом Научно-исследовательского Института Механики и Математики при Госуниверситете, проживает по улице Ярлыковской № 29. Глобус до Томска работал Начальником Исследовательского отдела Ленинградской Военно-Артиллерийской Академии в г.Ленинграде.

Примыкал к Ленинградской оппозиции, в 1935 г. за принадлежность к троцкистам, как неразоружившийся, из партии исключен и изъят из РККА. Его жена -- Розина Роза Сабиновна поддерживала связи с иностранными консульствами, и через жену Глобус имел связь с иностранцами, которые посещали их квартиру.

Находясь в Томске с 1935 г., Глобус установил тесные организационные связи с троцкистами: Загорским, Мишиным, которые прибыли также из Ленинграда. Указанные лица с Глобус устраивали сборища, окружали себя соцчуждыми элементами. Глобус был устроен Зам. Зав. Сектора № 2 НИИММа по инициативе Загорского. Работая в указанном учреждении, Глобус работу данного объекта, важного в оборонном значении, развалил: никакой деятельности не проводил, установленные для него планы работы не выполнял.

На основании изложенного Глобус Мирон Ильич подлежит аресту и привлечению к ответственности по ст. 58--10 УК РСФСР.

Арест согласовать с органами прокуратуры.

Опер. Уполномоченный СПО

Том. ГО НКВД

Мл. леййтенант Госбезопасности

(Носов)

ВЫПИСКА

Из протокола допроса обвиняемого МУРАЛОВА Николая Ивановича

5 декабря 1936 г.

Вопрос: Кто персонально из троцкистов в Сибири по вашему указанию занимался подготовкой террористических актов над руководителями партии и правительства?

Ответ: В Новосибирске подготовкой террористического акта над Секретарем Зап. Сибиркрайкома ВКП(б) по моему указанию занимался активный троцкист ХОДОРОЗЕ Илларион Николаевич, который привлек к работе по подготовке убийства Эйхе группу троцкистской молодежи, разработал и согласовал со мной план этой подготовки. Я на ХОДОРОЗЕ все время нажимал, чтобы он поторопился с выполнением убийства Эйхе. Он мне обещал, а в конце 1935 года его арестовали.

В Кузбассе подготовкой террористических актов над приезжающими на рудники членами Политбюро ЦК по предложению нашего троцкистского центра занимался троцкист ШЕСТОВ А.А. -- бывший управляющий Анжеро-Судженским рудником. Этот ШЕСТОВ информировал меня, что он создал в Анжерке и Прокопьевске несколько террористических групп, которые вели под его руководством подготовку террористических актов над руководителями партии. В конце 1934 г. ШЕСТОВ докладывал мне, что он осенью 1934 года пытался совершить убийство Председателя Совнаркома МОЛОТОВА в Прокопьевске, но это ему не удалось. Потом ШЕСТОВ начал подготавливать убийство ЭЙХЕ во время его приезда в Кузбасс. Шестов, также как и ХОДОРОЗЕ, согласовывал со мною план подготовки этих террористических актов.

В Томске вели подготовку террористических актов над Эйхе троцкисты НИКОЛАЕВ Г.Р. и КАШКИН А.М., которым я в 1934 году дал по этому вопросу подробные указания.

МУРАЛОВ.

ДОПРОСИЛИ:

Зам.Нач.УНКВД по ЗСК-Ст. Майор Гос. Безопасности

(Успенский)

Зам. Нач.СПО УГБ Мл. Лейтенант Гос. Безопасности

(Попов)

Верно:

Нач. 6 Отд-ния 4 Отдела УГБ Лейтенант Гос. Безопасности

(Жук)

Протокол допроса

обвиняемого ГЛОБУС Мирона Ильича

18 января 1937 года

Вопрос: Намерены ли Вы давать показания о своем участии в к-р троцкистской группе?

Ответ: Участником к-р троцкистской группы я не являюсь.

Вопрос: С кем из троцкистов в г.Томске вы поддерживали связь?

Ответ: С троцкистами я никаких связей не поддерживал.

Вопрос: С МИШИНЫМ, ЗАГОРСКИМ, КАШКИНЫМ вы знакомы, поддерживали с ними связь?

Ответ: МИШИНА, ЗАГОРСКОГО, КАШКИНА я знаю по г.Томску. С МИШИНЫМ в г.Томске я жил на одной квартире в 1935 г. месяца полтора. Бывал у него, также как и он у меня. Довольно часто с ним встречались в последующем, в доме ученых. Сталкивался с ним и по службе. С ЗАГОРСКИМ я имел только чисто служебные отношения. Правда, в 1935 г. осенью я у него был один раз на квартире при следующих обстоятельствах. Как-то вечером я, МИШИН, ЗАГОРСКИЙ, ГРИФ возвращались из дома ученых домой. Но так как наша квартира с МИШИНЫМ была отравлена газом, кто-то предложил зайти к ЗАГОРСКОМУ. У ЗАГОРСКОГО все мы пробыли около часа. Больше у него я никогда не был. С ЗАГОРСКИМ кроме этого встречался в доме ученых. Помню, один раз играли в шахматы.

Вопрос: МИШИН, ЗАГОРСКИЙ вам были известны как троцкисты?

Ответ: МИШИНА и ЗАГОРСКОГО я знал как членов партии. Как троцкистов их совсем не знал. В первый день нашего знакомства с МИШИНЫМ, когда я только прибыл в г.Томск, в беседе МИШИН сообщил мне, что не то в 1923 г., не то в 1924 г. он по одному из вопросов политики партии (по какому именно, я не помню) он выступил с троцкистской установкой, однако, якобы, на второй день после этого выступления он от своей позиции отказался и с тех пор никаких колебаний от линии партии у него не было. По его заявлению он за свое выступление не подвергался партийному взысканию.

Вопрос: КАШКИН вам был известен как троцкист?

Ответ: КАШКИНА я знал также как члена партии. С ним я встречался несколько раз в доме ученых, играл на биллиарде. В феврале 1936 года как-то в доме ученых я предложил КАШКИНУ прочесть курс специальных лекций в его институте. Он заявил, что по этому вопросу никаких решений он принять сейчас не может, так как ожидается постановление ЦК о высшей школе и что после только этого постановления он может возобновить со мной разговор относительно чтения мной лекций. Просил меня зайти к нему или позвонить. Ни того, ни другого я не сделал. Декады через 2 там же, в биллиарде, я спросил у КАШКИНА, выйдет ли что-либо из моего предложения. Он ответил мне отрицательно. Больше с КАШКИНЫМ я на какие бы то ни было темы не разговаривал.

Вопрос: Вы рассказывали когда-либо названным лицам о ваших троцкистских позициях в прошлом?

Ответ: КАШКИНУ и ЗАГОРСКОМУ о прежних своих троцкистских позициях я не рассказывал. С МИШИНЫМ разговор имел место в первый день моего знакомства с ним. Я рассказал МИШИНУ, что в 1926 году я знакомился с троцкистской платформой, за что получил партийное взыскание -- поставлено на вид. Сообщил также, что в 1927 году за голосование против исключения из партии лидеров оппозиции мне был дан выговор. Я рассказал МИШИНУ, что ни до этого, ни после этого я к троцкистам не примыкал. Заявил ему, что в связи с этим я исключен из партии, но что, однако, это исключение я обжаловал и питаю надежду на восстановление. Других разговоров у меня с ним не было.

Вопрос: Вы продолжаете скрывать от следствия свои троцкистские связи с МИШИНЫМ, ЗАГОРСКИМ, КАШКИНЫМ. Я требую дать правдивые показания!

Ответ: Я еще раз повторяю, что никогда с МИШИНЫМ, ЗАГОРСКИМ, КАШКИНЫМ о троцкистских или др. к-р делах не говорил. Никаких, не только троцкистских, но и вообще близких отношений с ними не поддерживал. О том, что они являются троцкистами, я не знал и не предполагал даже.

Вопрос: Вы врете. Из показаний обвиняемого МИШИНА от 9/XII--1936 г. установлено, что вы с ними имели к-р троцкистские организационные связи. Я требую дать по этому вопросу показания.

Ответ: Я даю следствию только правдивые показания. Никогда ни с МИШИНЫМ, ни с ЗАГОРСКИМ никаких к-р троцкистских связей не поддерживал. Я знал МИШИНА только как члена партии, а после его исключения из партии я вообще с ним не встречался.

Вопрос: МИШИН показывает, что в результате ваших с ним отношений на к-р троцкистской основе он завербовал вас в создаваемую им к-р троцкистскую группу при Томском университете. Требую бросить запирательство и дать откровенные показания.

Ответ: Показания МИШИНА ложны. С тех пор, как МИШИН переехал в Мукомольно-элеваторный комбинат, я ни разу с МИШИНЫМ не встречался. Это было, насколько мне помнится, в конце 1935 г. К тому же я хочу заявить, что лично у меня к МИШИНУ были неприязненные отношения.

Вопрос: Показания МИШИНА находят полное подтверждение в части ваших организационных к-р троцкистских связей с названными лицами в показаниях арестованного КАШКИНА. КАШКИН показывает, что он "рекомендовал МИШИНУ привлечь к к-р троцкистской работе" вас. Следствие требует дать правдивые показания.

Ответ: Кроме указанных мною ранее бесед с КАШКИНЫМ, я никогда с ним больше не разговаривал. Никакого повода КАШКИНУ я не давал, чтобы он считал меня троцкистом. Не давал таких поводов и другим. Все мое стремление в Томске было направлено, чтобы путем работы доказать свою преданность партии.

Вопрос: Участник к-р троцкистской группы ЗАГОРСКИЙ подтвердил показания МИШИНА о вашей принадлежности к к-р троцкистской группе. Он показывает: "В состав нашей троцкистской группы входили: МИШИН М.И. -- зав. кафедрой ленинизма, ГЛОБУС М.И. -научный сотрудник и я -- ЗАГОРСКИЙ". Требую бросить запирательство и дать показания о принадлежности к к-р троцкистской группе.

Ответ: Категорически заявляю, что участником к-р троцкистской группы я не являлся. Ни с МИШИНЫМ, ни с ЗАГОРСКИМ, ни с кем бы то ни было другим никогда не вел разговоров об организации борьбы против партии и советской власти. Показания ЗАГОРСКОГО и МИШИНА считаю вымышленными.

Мною прочитано и записано с моих слов правильно.

Глобус

ДОПРОСИЛ: Нач. 6 отделения 4 отдела УГБ, Лейтенант Гос. Безопасности

(Жук)

ВЕРНО: О/Уполном. 4 отдела УГБ, Лейтенант Гос. Безопасности

(Шапир)

"УТВЕРЖДАЮ"

Зам. нач. УНКВД по ЗСК Майор Гос. Безоп. (Подольский)

"УТВЕРЖДАЮ"

Заместитель прокурора Союза ССР (Рогинский)

Обвинительное заключение

по делу № 14594

по обвинению:

ГЛОБУС Мирона Ильича по ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР

Следствием по делу Сибирского к-р террористического троцкистского центра было установлено, что по заданию руководителя центра, расстрелянного 1/VII-34 г. врага народа МУРАЛОВА Н.И. в Томском Госуниверситете была создана к-р троцкистская группа в составе: ГЛОБУС М.И., МИШИНА М.И. и ЗАГОРСКОГО Н.И.

Проведенным следствием в отношении обвиняемого ГЛОБУС М.И. установлено, что в феврале 1936 г. ГЛОБУС установил связи с троцкистом МИШИНЫМ, вошел в состав к-р троцкистской группы университета, созданной МИШИНЫМ по заданию троцкиста-террориста КАШКИНА, руководившего деятельностью Томской к-р троцкистской организации по прямому поручению врага народа МУРАЛОВА (л.д. 30, 31, 35, 39, 43, 51, 52).

Войдя в состав к-р троцкистской группы и будучи информирован об участии в деятельности группы ЗАГОРСКОГО, ГЛОБУС в марте м-це 1936 года при встрече в ЗАГОРСКИМ подтвердил свое участие в к-р троцкистской группе университета и установил с ЗАГОРСКИМ организационные связи (л.д. 43.).

Следствием установлено, что созданная в Томском университете к-р троцкистская группа, в состав которой вошел ГЛОБУС М.И., ставила своей задачей:

1. Концентрировать в университете к-р троцкистские кадры из числа научных работников.

2. Распространять к-р троцкистское влияние на остальные ВУЗы гор.Томска.

3. Вести пропаганду к-р троцкистских установок среди студентов университета путем протаскивания к-р троцкистской контрабанды на лекциях (л.д. 43).

Допрошенный в качестве обвиняемого ГЛОБУС виновным себя не признал, но достаточно изобличается показаниями троцкиста-террориста КАШКИНА (л.д. 30--36), ЗАГОРСКОГО Н.П. (л.д. 39--44) и МИШИНА (л.д. 45--52).

На основании вышеизложенного:

ГЛОБУС Мирон Ильич, 1895 года рождения, еврей, состоял членом ВКП(б) с 1919 по 1935 гг. Исключен из партии как троцкист, с высшим образованием, по профессии артиллерийский инженер-доцент, со слов несудим, до ареста проживал в г.Томске и заведывал кафедрой N 2 Томского Госуниверситета, являясь участником троцкистско-зиновьевской организации, совершившей 1/XII--1934 года злодейское убийство тов. С.М.КИРОВА и подготовлявшей в последующие годы террористические акты против руководителей ВКП(б) и советского правительства он -- ГЛОБУС в феврале месяце 1936 года вступил в к-р троцкистскую группу Томского университета, созданную троцкистом МИШИНЫМ по заданию троцкиста-террориста КАШКИНА.

В марте 1936 года организационно связался с троцкистом ЗАГОРСКИМ.

Являясь участником к-р троцкистской группы, был осведомлен о наличии в Томске троцкистской террористической организации, руководимой КАШКИНЫМ по прямому поручению врага народа МУРАЛОВА,

т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Настоящее дело подлежит рассмотрению Военной Коллегией Верхсуда Союза ССР, в порядке закона от 1/XII--34 г.

О/Уполн. 4 Отд-ния 4 Отдела УГБ УНКВД, Мл. Лейтенант Гос. Безопасности

(Шапир)

СОГЛАСЕН:

Зам. нач. 4 Отдела УГБ УНКВД, Ст. Лейтенант Гос. Безоп.

(Погодаев)

СПРАВКА

обвиняемый ГЛОБУС Мирон Ильич содержится под стражей в особом корпусе Новосибирской тюрьмы с 22 августа 1936 г.

О/Уполн. 4 Отд. 4 Отдела УГБ УНКВД, Мл. Лейтенант Гос. Безоп.

(Шапир)

ПРОТОКОЛ

закрытого судебного заседания выездной сессии военной коллегии Верховного суда СССР

" 11 " апреля 1937 г.

гор. Новосибирск

Председатель -- Диввоенюрист Н.М.Рычков,

Члены: Бригвоенюристы Г.А.Алексеев и М.М.Добржанский,

Секретарь -- военный юрист I ранга А.А.Батнер.

Заседание открыто в 13 ч. 15 м.

Председатель объявляет о том, что подлежит рассмотрению дело по обвинению ГЛОБУС Мирона Ильича в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Секретарь докладывает, что подсудимый в суд доставлен и что свидетели по делу не вызывались.

Председатель удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает его, вручена ли ему копия обвинительного заключения. Подсудимый отвечает утвердительно. Ему разъяснены его права на суде и объявлен состав суда. Никаких ходатайств, а также отвода составу суда, подсудимым не заявлено.

По предложению Председателя секретарем оглашено обвинительное заключение. Председатель разъясняет подсудимому сущность предъявленных ему обвинений и спрашивает его, признает ли он себя виновным.

Подсудимый виновным себя не признает.

Оглашаются выдержки из показаний КАШКИНА, МИШИНА и ЗАГОРСКОГО.

Подсудимый -- Все это ложь. Личных счетов ни с кем из этих лиц у него не было. В к-р троцкистской организации не состоял. Никакой к-р работы не проводил.

Судебное следствие закончено. В последнем слове подсудимый заявляет, что он хочет одного -- честно работать и просит предоставить ему эту возможность.

Суд удалился на совещание, по возвращении с которого председателем оглашен приговор.

В 13 ч. 45 м. заседание закрыто.

Председатель Диввоенюрист

Секретарь военный юрист I ранга

ПРИГОВОР

ИМЕНЕМ СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК ВЫЕЗДНАЯ СЕССИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

в составе:

Председательствующего Диввоенюриста Н.М.Рычкова

Членов Бригадвоенюристов Г.А.Алексеева и М.И.Добржанского

При секретаре военном юристе I ранга А.А.Батнер

В закрытом судебном заседании в городе Новосибирске 11 апреля 1937 года рассмотрела дело по обвинению ГЛОБУС Мирона Ильича, 1895 г.р., служащего -- в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Предварительным и судебным следствием установлена виновность ГЛОБУС в том, что он являлся участником к-р троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство тов. С.М.Кирова и подготовлявшей в последующие годы (1934--36) террористические акты против руководителей ВКП(б) и Советского Правительства, с февраля 1936 года лично входил в состав к-р троцкистской террористической группы в Томском университете, созданной по указанию троцкиста-террориста МИШИНА, с марта 1936 года организационно связался с троцкистом ЗАГОРСКИМ, был информирован о террористических методах к-р группы в отношении руководителей ВКП(б) и Советского Правительства, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР, Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР

ПРИГОВОРИЛА:

ГЛОБУС Мирона Ильича к тюремному заключению сроком на ВОСЕМЬ ЛЕТ с поражением в политических правах на пять лет и конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества.

В срок определенного наказания зачесть осужденному время предварительного заключения с 22 августа 1936 года.

Приговор окончательный и обжалованию в кассационном порядке не подлежит.

Подлинный за надлежащими подписями.

ВЕРНО: Секретарь выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР, Военный юрист I ранга

(БАТНЕР)

Из протокола допроса свидетеля Лопатина В.Т. от 27 августа 1937 года:

"С момента моего прибытия в Верхне-Уральскую тюрьму примерно около трех месяцев я нахожусь в одной камере с заключенным ГЛОБУСОМ, который ведет себя все время вызывающе, скандалит по вопросам питания, говорит, что питание плохое и надо добиваться лучшего питания, надо это питание не принимать, и администрация тюрьмы сама поймет об улучшении питания, примерно раза четыре не принимал обедов и его в этом поддерживали остальные сокамерники кроме Ларькова, Алданова, Козина и меня. За то, что мы принимали пищу, он, ГЛОБУС, ругал меня следующим выражением: "Сволочь, ему что ни дай, все сожрет". Среди тех заключенных, которые его поддерживают, он проводит работу по обучению повышения образования. ГЛОБУС всегда при разговорах в камере заявляет, что его осудили неправильно, посадили ни за что, и он поэтому будет добиваться всеми мерами освобождения. По своему характеру ГЛОБУС очень самолюбив, любит, чтобы было все по его, как, например, заключенные Трубановский и Ларьков выносили предложение прочитывать получаемые газеты вслух, чтобы в этом принимал участие и я, как малограмотный, то ГЛОБУС настоял на том, чтобы газеты прочитывали каждый в отдельности, а то, мол, неинтересно прочитывать после, когда прослушаешь. Вообще ГЛОБУС во всех вопросах любит, чтобы было по его, как он хочет. Больше показать ничего не могу. Записано с моих слов правильно, мне прочитано, к чему и подписуюсь.

Лопатин"

Выписка

из агентурных сводок на заключенного ГЛОБУСА Мирона Ильича

Алдонов 6/IX--37 г.:

-- О Глобусе я должен прежде всего сообщить, что он перестукивался с 28-й камерой и делал несколько попыток перестукиваться с соседними камерами.

Вот несколько примеров:

1). После прочтения статьи в газете "Правда" о вредителях в сельском хозяйстве Белоруссии и изъятии вредителей, диверсантов, шпионов из различных организаций и ЦК КПБ(б) и Правительства Белоруссии. В камере как обычно завязался разговор, Трубановский И.В. (он сам белорус) высказал предположение, что наверное теперь арестуют и Червякова и Голодеда и вообще разгромят Белорусское правительство.

Ларьков: "Я не понимаю, что происходит?"

Глобус: "Что происходит? (с иронией) --вырывают корни и корешки".

Ларьков: "Так неужели все наркомы троцкисты?"

Глобус: "Я Вам такого не сказал. И разве обязательно нужно только троцкистов изымать?

Вы помните, чем кончилась Великая Французская революция? Робеспьер захотел быть диктатором, начал рубить головы всем, кто составлял ему хотя бы малейшую оппозиция.

2). Продолжал свою теорию "жертв" Глобус в этом направлении и дальше. Так, после прочтения в "Правде" за 28 августа о вредительстве в ЦК ВЛКСМ Кондаков в уборной сказал: "Ну теперь опять начнут косить. Скоро и до пионеров доберутся". А Глобус бросил фразу: "Очередное жертвоприношение".

3). В заключении о Глобусе считаю нужным указать на такие факты. Под тем или иным предлогом он не раз в той или иной форме поднимал вопрос об общей голодовке камеры.

Говоря о своем деле, т.е. об аресте, следствии и суде, он это представляет таким образом, что все его дело "состряпали" в НКВД с вынужденными показаниями третьих лиц.

В Томске нашли какого-то профессора, который показал, что якобы я состоял в контрреволюционной троцкистской группе и таким образом состряпали мое дело. После суда, случайно, в вагоне, я встретил этого профессора, он увидел меня, чуть не расплакался и стал извиняться передо мною, говоря, что его заставили показать на меня. Ну что же, у меня к нему никакой злобы не было, я знаю, что не он "погоду" сделал.

Помощник Начальника Верхне-Уральской тюрьмы ГУГБ НКВД по оперчасти, Лейтенант госбезопасности

(Яковлев)

Председателю ЦИК СССР т.Калинину

копия: Прокурору Союза ССР т.Вышинскому

от бывшего члена партии (с 1918 г.), доцента по внутренней баллистике, артиллерийского инженера М.И.Глобуса, заключенного В.Уральской тюрьмы

ЗАЯВЛЕНИЕ

В своем заседании, имевшем место в г.Новосибирске 11 апреля с.г. Военная Коллегия Верхсуда СССР приговорила меня к 8 годам тюремного заключения с поражением в правах на 5 лет с конфискацией всего лично мне принадлежащего имущества.

Приговор мотивируется тем, что якобы:

1. Я являюсь участником контрреволюционной организации, убившей 1.XII.34 г. т.Кирова.

2. Что с февраля 1936 г. я состоял членом контрреволюционной организации в Томске.

3. С марта 1936 г. связался с директором института Томского госуниверситета и был информирован о подготовлявшемся нападении на представителей партии и Советской власти.

В приговоре указывается, что эти факты установлены "судебным и предварительным следствием".

В отношении ссылки приговора на судебное следствие можно сделать два и только два предположения:

1. Суд действительно занимался разбором дела и в результате анализа всего относящегося к делу материала установил отмеченные выше факты.

2. Либо те данные предварительного следствия оказались столь убедительными, что хотя закон обязывает вести следствие в процессе суда, коллегия сочла возможным отказаться от этой процедуры и признать результат предварительного следствия одновременно и результатом судебного следствия.

Первое предположение с неумолимой необходимостью отпадает, т.к. кроме нескольких вопросов обычно задаваемых для установления личности подсудимого, суд ничем другим не интересовался. Суд даже не интересовался таким важным моментом, что подсудимый себя виновным не признал. Вообще процедура в результате которой живой человек, не совершивший никакого преступления брошен в тюрьму на 8 лет продолжалась 5--10 минут.

Очевидно, что ни о каком судебном следствии разговора быть не может.

Поэтому приходится заключить, что заседание суда было простой и гнусной формальностью и что вопрос о моем осуждении был решен еще до суда, на основании материалов предварительного следствия.

Что касается предварительного следствия, то из нижеследующего с предельной ясностью будет видно:

1. Что следствие не располагает и не могло располагать никакими материалами, порочащими меня как гражданина СССР.

2. Что порочащие меня якобы материалы, содержащиеся в протоколе очной ставки с Загорским, основаны на ложных показаниях Загорского и что эти ложные показания даны по прямому указанию следствия.

... Переходя к следствию по своему делу, я вполне сознаю трудность моего положения. Ибо, если бы кто-нибудь за час до моего ареста описал мне методы и формы ведения следствия, как это имело место в случае со мною, я бы считал, что клевещет, поэтому и я рискую быть обвиненным в клевете.

Тем не менее, будучи глубоко убежден в том, что методы и формы следствия, применявшиеся ко мне антисоветские, а в некоторой части контрреволюционные, я считаю своим долгом описать их так, как они были в действительности Следствие по моему делу, продолжавшееся с 9/IX--36 г. по 4/XI--37 г. разбивается на 4 этапа.

Первый этап с 9/IX по 14/IX включительно, протекало в Томске и велось следователем Пасынковым и его сменщиком, фамилии которого не помню. Допрос начался через 30--45 минут после моего ареста и продолжался до 3-х часов 14/IX--36 г. с перерывами, не превосходящими часу. Более продолжительный перерыв часов в 4--5 имел место 12/IX--36 г. Допрос велся попеременно двумя следователями. Однако основной допрос вел Пасынков, задача второго следователя очевидно сводилась к тому, чтобы занимать меня и отвлечь от сна.

В первый же допрос мне было предъявлено обвинение, что я являюсь членом контрреволюционной организации и участником сборищ Мишина--Загорского (Мишин -- зав. кафедрой университета, а Загорский -- зам. директора университета).

Так как я участником контрреволюционной организации никогда не был, а с Мишиным и Загорским по крайней мере никаких отношений не поддерживал, то понятно, что кроме удивления это обвинение ничего не могло вызвать во мне. Необходимо учесть, что с Мишиным у меня сложились еще в 1936 г. столь неприязненные отношения на почве третирования меня как исключенного из партии, что я с ним долгие годы не раскланивался. Что касается Загорского, то я был у него на квартире один раз в 1936 г. и в присутствии третьих лиц играл партию в шахматы. Ни до этого, ни после этого я с ним никаких частных отношений не поддерживал.

Метод, который следователь выбрал, состоял в том, что у него, мол, имеются данные, вполне меня изобличающие, но для "спасения моей души" он мне фактов не предъявил, давая мне возможность признанием облегчить свою судьбу. Но так как я ни в чем виновен не был и никаких фактов, порочащих меня, у следствия не могло быть по той простой причине, что их никогда не было. Первый вечер допрос носил вполне корректную форму. Но уже со второго дня он превратился в сплошное издевательство над чувствами гражданина СССР, мужа и отца.

Будучи ограниченным местом, я не могу описывать все детали допроса. Для подтверждения характеристики, данной выше, приведу лишь две фразы. Одна из них была произнесена лицом, фамилии которого я не знаю, в начале допроса, следователь отрекомендовал это лицо начальником особого отдела.

Вот что он мне заявил: "Глобус, мы вам шпилек под ногти запускать не станем, пятки прижигать тоже не будем, но вот у вас жена и ребенок, мы не постесняемся их посадить".

Вторая фраза принадлежит следователю, этой фразой кончается первый период допроса. Часа в три 15/IX--36 г. следователь вызвал выводного и заявил ему буквально: "Заберите эту сволочь, к 10 часам приготовьте для него каменный мешок". Остаток дня я провел в ожидании каменного мешка. В 10 часов утра меня вывели. Лишь через час я очутился в арестантском вагоне и понял, что следователь мой "пошутил" со мною.

Второй этап следствия протекал в г.Новосибирске и продолжался до 16/X. Сперва допрос вел Пасынков, а затем дело перешло к следователю Постаногову. Этот период следствия вполне отражает личность Постаногова. Иных элементов, кроме шпион, бандит, фашист и самых похабных в сочетании с отборнейшим матом в его лексиконе нет.

Мое указание, что я вынужден буду жаловаться прокурору, он ответил весьма просто: "пусть прокурор посмеет заступиться за тебя, и он будет рядом". Я заявляю со всей ответственностью, что порой мне трудно было верить, что я сижу в НКВД, передовом отряде пролетарской диктатуры, словом, ЧЕКА, ГПУ.

С 16/Х до последних чисел января я сидел в Новосибирском ДПЗ без всякого допроса. В последних числах января допрос возобновился. На сей раз его вел лейтенант Жук в культурной форме. Он мне объявил, что уличаюсь Загорским. 4/XI--37 г. состоялась очная ставка между мною и Загорским. Никаких вопросов мне задавать Загорскому разрешено не было. Что же дала очная ставка? Загорский заявил, что знает меня как члена группы, т.к. за игрою в шахматы в доме ученых я ему сказал, что мне известен его разговор с Мишиным и что я тоже согласен вести контрреволюционную троцкистскую работу. Лживость этих показаний я изобличил в двух заявлениях к Райпрокурору, на которые я ответа не получил.

Возникает вопрос, почему следствие прибегло к Загорскому для уличения меня в преступном разговоре с Мишиным. Ведь Мишин сидел в том же ДПЗ и значительно проще было выставить на очной ставке самого Мишина. Дело объясняется очень просто. Мишин уже успел отказаться от ложных показаний , а Загорский еще продолжает думать, что ложные показания требует не следователь, а партия. После суда Загорский заявил, что по иронии судьбы попал в один вагон со мною, он там во всеуслышание заявил, что дал ложные показания на меня на очной ставке под давлением следователя и по прямым указаниям его.

Таким образом, за шесть месяцев следствие не могло выставить против меня какого-либо порочащего материала, ибо не существовал и не существует в природе человека, который будучи честным и морально достаточно стойким, чтоб выдержать грубость, мог заявить о моей причастности к какому-либо действию, направленному против Советской власти и партии Ленина-Сталина.

Дообращаю Ваше внимание, что следствие по моему делу облегчалось тем, что я в течение 13 лет работал в одном учреждении в артиллерийской Академии РККА, где меня знает и стар и млад со всеми моими достоинствами и недостатками.

Таким образом, совершенно невиновный, не совершивший никакого преступления ни перед партией, ни перед государством, я девятый месяц томлюсь в тюрьме. Их этих 9 месяцев я не менее 3-х месяцев валялся на полу на съедение клопам и вшам. За эти 9 месяцев мне дали лишь одно письмо от жены, о которой я теперь не имею никаких сведений.

Кроме того, надо мною давлеет перспектива невинно томиться в тюрьме. Из сказанного выше вытекает, что я являюсь жертвой не своей идеологии или антисоветских поступков, а клеветы. Поэтому приговор по моему делу является позорным явлением, он свидетельствует о том, что в ответственнейшую работу по борьбе с контрреволюционным японо-германским фашизмом затесались элементы, которым чужда линия партии. Я являюсь жертвой не партии, а извращения линии партии. Я являюсь жертвой не линии государства, а извращения этой линии. Приговор по моему делу узаконивает эти извращения. Поэтому он не может существовать.

Исходя из этого, я ходатайствую перед Вами об отмене этого приговора, основанного на лжи и клевете.

М.И.Глобус

29 мая 1937 г.

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА N 10

Заседания Тройки УНКВД по Челябинской обл. от 2 октября 1937 г.

СЛУШАЛИ:

ПОСТАНОВИЛИ:

Дело № 15270/В-Уральской тюрьмы ГУГБ по обвин. Глобуса Мирона Ильича, 1895 г.р., быв. Ломженской губ. (ныне Польша). Кадровый троцкист. С февраля 1936 г. вошел в состав к-р троцкистско-террористической группы в Томском университете, созданной по указанию троцкиста-террориста Кашкина. Был связан с троцкистом Загорским. Информирован о террористических методах борьбы к-р группы в отношении руководителей ВКП(б) и правительства. В апреле 1937 г. Выезд. Сессией Воен. Колл. Верхсуда СССР осужден на 8 лет тюремного заключения.

Отбывая срок наказания в В-Уральской тюрьме, явился руководителем заключенных в борьбе за ослабление тюремного режима, активно разрабатывает и осуществляет способы и связи с заключенными других камер с целью организации массовых выступлений против тюремного режима, организует массовую голодовку в тюрьме. Систематически клевещет на органы следствия и суда, распространяя нелепые сведения о принуждениях, угрозах и других способах добиться обвинения в к-р деятельности.

Содержится в В-Уральской тюрьме ГУГБ.

ГЛОБУСА Мирона Ильича

РАССТРЕЛЯТЬ

Лично принадлежащее имущество КОНФИСКОВАТЬ

Секретарь Тройки Упр. НКВД Лейтенант Госуд. безопасности

(ПОДОБЕДОВ)

Выписка верна: Ст. инспектор 8 отдела УГБ Сержант Госуд. безопасности

(ТАБАРДАНОВ)

Секретно

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

8 мая 1955 года

г.Томск

Пом. военного прокурора ЗапСибВО по спецделам по Томской области лейтенант юстиции ЛАРИОНОВ , рассмотрев материалы архивно-следственного дела № 412648 по обвинению МИШИНА Моисея Исаевича,

НАШЕЛ:

11 апреля 1937 г. Выездной Сессией Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР по ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР к 10 годам заключения в ИТЛ, с поражением в правах сроком на 5 лет и конфискацией имущества осужден:

МИШИН Моисей Исаевич, 1901 г. рождения, уроженец г.Белая Церковь, Белоцерковского района, Киевской области, еврей, из семьи служащих, гр-н СССР, с высшим образованием, бывший член ВКП(б) с 1919 г. по 1936 г., несудимый, до ареста работал научным сотрудником кафедры ленинизма в Томском госуниверситете.

МИШИН признан виновным в том, что являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 г. злодейское убийство С.М.КИРОВА и подготовлявшей в последующие годы террористические акты против руководителей ВКП(б) и Советского правительства, лично в 1935 г. входил в состав контрреволюционной троцкистской организации в Ленинграде, а в 1936 г. после переезда в Сибирь вошел в состав контрреволюционной троцкистской организации в г.Томске, где по заданию троцкиста КАШКИНА создал в Томском госуниверситете антисоветскую троцкистскую группу, в которую вовлек ЗАГОРСКОГО и ГЛОБУС, вел контрреволюционную пропаганду, направленную против руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Приговор окончательный и обжалованию в кассационном порядке не подлежал.

СПРАВКА

на лиц, принимавших участие в расследовании дела по обвинению ГЛОБУС Мирона Ильича

1. ПАСЫНКОВ Яков Андреевич, 1900 г. рождения, уроженец д.Верхорья Ново-Тарьялского р-на, Мариинской АССР, русский, из рабочих, образование среднее, член КПСС, пенсионер органов КГБ, уволен из органов по состоянию здоровья, проживает в г.Новосибирске по ул.Серебренниковской 20, кв. 57.

2. ПОГОДАЕВ Георгий Дмитриевич, 1900 г.р., урож. с.Нижний Ишим Киренского р-на, Иркутской обл. Исключен из списков личного состава 1 августа 1937 г., приказ N 431 за смертью.

3. ПОДОЛЬСКИЙ Матвей Миронович, 1894 г. рождения, урож. г.Бердянска Таврической губернии, в 1936 г. был откомандирован в центральный аппарат НКВД, где в 1938--39 гг. был арестован и осужден к расстрелу (из показаний Пасынкова).

4. ПОСТАНОГОВ Константин Константинович, 1907 г. рождения, уроженец г.Красноярска, в 1939 г. был уволен из органов и затем 18--20/IX-40 г. осужден ВТ войск НКВД по ст. 193-17 "б" УК РСФСР к 8-ми годам лишения свободы (см. обзорную справку).

5. ЖУК Зинвей Яковлевич, 1902 г. рождения, уроженец д.Локи, Озерской волости быв. Гродненской губернии 23 сентября 1937 г. приказом № 1752 из органов уволен. Где находится -- неизвестно.

6. НОСОВ И.И. из органов уволен в 1947 г. по состоянию здоровья, в настоящее время проживает в г.Новосибирске.

7. ПОГОДАЕВ в 1937 г. покончил жизнь самоубийством, а ШАПИР утонул в р.Томи.

Справка составлена на основании сообщений учетно-архивных отделов УКГБ по Новосибирской и Томской областям и на основании показаний свидетеля Пасынкова.

Других данных в отношении указанных выше лиц не установлено.

Пом. Военного Прокурора Запсибво Томской области, ст.лейтенант юстиции

(ЛАРИОНОВ)

Сов. секретно

ОБЗОРНАЯ СПРАВКА

по архивно-следственному делу на осужденного по стст. 58-1 "а", 58-7 и 58-11 УК РСФСР ПОПОВА Серафима Павловича

(Составлена в связи с проверкой архивно-следственного дела по обвинению ГЛОБУС Мирона Ильича)

ПОПОВ Серафим Павлович был арестован 17/XII -1938 г. как участник контрреволюционной заговорщической организации, существовавшей в УНКВД по Запсибкраю.

Следствие по делу было закончено 21/I-1940 г. с предъявлением ПОПОВУ обвинения по ст.ст. 58-1 "а", 58-7, 58-11 УК РСФСР.

Дело рассмотрено 28/I-1940 г. Военной Коллегией Верховного суда Союза ССР, по приговору которой ПОПОВ был осужден по указанным выше статьям УК к высшей мере наказания -- расстрелу.

Приговор о расстреле ПОПОВА приведен в исполнение 29/I-1940 г.

Дело ПОПОВА состоит из двух томов.

ПОПОВ был признан виновным в том, что, являясь активным участником а/с заговорщической организации в органах НКВД, по заданию руководящего центра этой организации сохранял от разоблачения антисоветское, правотроцкистское подполье, проводил массовые необоснованные аресты и фальсифицировал следствие по делам арестованных, создавая дела на несуществующие к-р организации.

Предварительным и судебным следствием установлено, что ПОПОВ ,работая начальником УНКВД по Алткраю, выполнял контрреволюционные установки врагов народа КУРСКОГО и УСПЕНСКОГО, по указанию которых проводил подрывную работу в органах НКВД, выразившуюся в массовых необоснованных арестах и фальсификациях следствия.

В конце 1937 г. ПОПОВ необоснованно арестовал по Алтайскому Краю 4894 чел., из числа которых 2064 чел. были приговорены к расстрелу.

Из материалов дела видно, что многие работники УНКВД по Запсибкраю в 1939--40 гг. из органов НКВД были уволены за фальсификацию уголовных дел, а часть из них арестована и осуждена.

Так, из материалов дела видно, что в заговорщическую антисоветскую группу входили Курский, Успенский, Жабрев, Постаногов, Ягодкин, Чистов, Голубев, Матусевич, Молчанов, Ильин, Перминов, Салтымаков и другие.

Из материалов дела усматривается, что Успенским, Курским и Поповым низовым органам НКВД давались установки на применение незаконных методов следствия, физическое вымогательство признательных показаний от арестованных, а также путем провокационной работы агентуры создавать так называемые "мощные антисоветские организации", участников которых подвергать арестам.

Из материалов дела видно, что под руководством Попова проводилось расследование на бывшего прокурора Алткрая Позднякова, незаконно арестованного за принадлежность к правотроцкистской организации.

По указанию Попова к Позднякову следователями Салтымаковым, Перминовым, Юркиным и другими применялись незаконные методы следствия.

Поздняков по этому вопросу показал, что к нему применялись различные методы издевательства: обивка носками и каблуками ног, длительная выстойка (22 суток 17 часов), применение ожогов рук горящей свечей, удары кулаком в живот, под нижнюю губу и т.д., когда он начинал кричать, то ему затыкали рот платком.

На протест Позднякова о том, что это не следствие, а бандитизм, следователи его обзывали оскорбительными словами, а также говорили, что "они забьют осиновый кол в прокуратуру и по одиночке всех уничтожат".

Успенский А.И. на допросе 26/V-39 г. показал, что Попов по вредительской деятельности был связан с Жабревым, с которым покрывали право-троцкистское подполье и выполняли его, Успенского, установки по массовому аресту невинных людей, чтобы вызвать недовольство среди народа, что более широкие формы этого вида вражеской работы приняли при Ежове, когда он стал работать Наркомом.

Как показал Успенский, Попов "развернулся во всю и втянул в липование дел районные аппараты".

Аналогичные показания были даны арестованными по другим делам за фальсификацию дел с вредительской целью Яролянц, Гречухиным, Залпетера, Тушевым, Жабревым и другими.

На предварительном следствии Попов свою вину в принадлежности к заговорщической антисоветской организации и вредительской деятельности признал. Однако, в судебном заседании от признательных показаний частично отказался, признав себя виновным только в том, что в конце 1936 г., работая начальником УНКВД, был привлечен Курским и Успенским к фальсификации дел.

Показания свидетелей Яролянца, Жаброва, Меркина, Тушева, Вяткина, Успенского и других о его участии в антисоветском заговоре в суде не подтвердил.

Из материалов дела видно, что Попов и Постаногов принимали участие в расследовании уголовного дела на Муралова за принадлежность к троцкистско-террористической организации, осужденного Военной Коллегией Верховного суда Союза ССР.

Фальсификация дела Муралова Попову в вину не вменялась.

Мишин и Глобус по материалам дела не проходили.

Пом. Военного Прокурора ЗапСибВО по Томской области, ст.лейтенант юстиции

ЛАРИОНОВ

Сов. секретно

ВЫПИСКА

из обзорной справки по архивно-следственному делу № 891080 на осужденного быв. начальника 4 отдела УНКВД Новосибирской области ПОСТАНОГОВА Константина Константиновича.

(составлена в связи с проверкой дела на осужденного ГЛОБУС)

Уголовное дело на ПОСТАНОГОВА возбуждено 17 декабря 1939 г., арестован 21 декабря 1939 г. Следствие по делу закончено 15 октября 1940 г. Следствие проводилось следователями особо-уполномоченными УНКВД Новосибирской области. Дело рассмотрено Военным трибуналом войск НКВД 3СО 18--22 ноября 1940 г. Постаногов был предан суду по ст. 193-17 "б" УК РСФСР, Военный трибунал вынес приговор по п."а" указанной статьи УК, приговорив Постаногова к 8 годам лишения свободы с лишением его спецзвания "старшего лейтенанта госбезопасности".

Дело Постаногова состоит из шести томов.

Установлено, что Постаногов был в близких отношениях с бывшим руководством УНКВД Новосибирской области Горбач, Поповым, Мальцевым, которые впоследствии были разоблачены как враги народа и осуждены. Из всех начальников отделов Постаногов являлся самым близким , участвовал с ними в банкетах, В отсутствии начальства замещал их.

Социальное лицо Постаногова характеризуется следующим: отец Постаногова в 1924 г. за растрату кооперативных средств осужден к 3-м годам лишения свободы, сестра Постаногова Е.К.Постаногова в 1938 г. за растрату денег в сберкассе осуждена по Закону от 7 августа 1932 г. к 10 годам ИТЛ, дядя его (по отцу) Постаногов Ю.П. -- бывший урядник, кулак, в 1930 г. раскулачен и выслан в Нарым, второй дядя Постаногов С.П. также бывший урядник, в 1930 г. за контрреволюционную деятельность арестован органами ОГПУ и расстрелян, двоюродный брат -- Постаногов Н.М. -- в 1924 г. уходил за границу в Китай к своему дяде, имевшему чайную плантацию около г.Пекина, откуда вернулся в 1930 г. в СССР нелегально и был выслан в Нарым. В Нарыме в окрздравотделе совершил растрату и скрылся.

Предварительным и судебным следствием по делу Постаногова установлено, что он, работая начальником оперативного отдела УНКВД в 1937--38 гг. грубо нарушал и извращал соцзаконность в оперативно-следственной работе. Он проводил массовые необоснованные аресты граждан и, главным образом, из числа партийно-советских работников, которые сначала арестовывались, а затем на них фабриковались следственные документы-"доказательства".

Подчиненному аппарату следователей и периферийных органов НКВД давал явно провокационные установки о применении физического вымогательства от арестованных нужных показаний, ориентировал начальников периферийных органов НКВД о необходимости ареста всех исключенных из ВКП(б) без достаточной проверки и привлечения их к ответственности, как участников контрреволюционной право-троцкистской организации. Эти преступные указания Постаногова его подчиненными принимались и исполнялись.

По делу Постаногова в судебном заседании было допрошено 43 свидетеля из числа коммунистов, подвергавшихся аресту, а затем освобожденных, а также из числа работников НКВД, выполнявших преступные указания Постаногова.

Материалами предварительного и судебного следствия вскрыта система незаконных методов ведения следствия путем применения физических и психических мер воздействия добивались от арестованных признательных показаний о причастности к контрреволюционной организации, как от самих арестованных, так и др. лиц, которых необходимо было опорочить. Протоколы допросов составлялись либо заранее (по допросам), либо после допроса -"корректировались" Постаноговым и другими лицами, после чего (по показаниям допрошенных свидетелей) от показаний арестованных ничего не оставалось и в таком виде эти протоколы давались на подпись арестованным.

По обвинительному заключению и по приговору Военного Трибунала Постаногову вменена в вину фальсификация следственных дел на группу студентов Сибстрина в 6 чел., группу работников кинотреста в г.Новосибирске на 8 чел., группу работников прокуратуры области и районов 14 чел. и ряд лиц партийно-советского актива на 35 чел., в отношении которых к моменту привлечения Постаногова к уголовной ответственности уголовные дела были прекращены, а арестованные освобождены из-под стражи, за исключением облпрокурора БАРКОВА, который, не выдержав издевательства над ним во время следствия, покончил жизнь самоубийством (выбросился из окна четвертого этажа).

Из материалов дела Постаногова видно, что многие работники УНКВД Новосибирской области и Алтайского края, а также из периферийных органов в 1939--40 гг. из органов НКВД были уволены, а часть из них арестованы и осуждены за фальсификацию следственных дел.

Работник УНКВД Алтайского края Биримбаум, будучи арестован и привлечен к уголовной ответственности, показал, что бывший начальник УНКВД Алтайского Края Попов и быв. начальник 4 отдела УНКВД Новосибирской области Постаногов неоднократно по телефону договаривались об ускорении ареста прокурора Новосибирской области Баркова и прокурора Алтайского края Позднякова и чтобы при допросах каждого из них не забыть сделать "выход" на Позднякова в одном случае и на Баркова -- в другом.

При допросах после ареста Позднякова действительно "был сделан выход" на Баркова и др. Так, было сфабриковано дело на группу прокуроров, как участников контрреволюционной организации.

В деле Постаногова имеются документы, указывающие на то, как фабриковались дела, по которым лица уже были осуждены судебными органами, в том числе Военной Коллегией ВС СССР, и дела которых к моменту привлечения Постаногова к уголовной ответственности не пересматривались.

Лица, которые в судебном заседании первоначально отказывались от признательных показаний, во время перерыва судебного заседания выводились в кабинет следователей, проходили там соответствующую "обработку", после чего в суде признавались в том, что они пытались оклеветать органы НКВД.

Установлено, что в результате так называемого "конвейерного" допроса и ужасных тюремных условий умерло в тюремной больнице в 1938 г. арестованных 28 чел. и четверо выбросились в окно во время следствия.

В судебном заседании свидетель-начальник тюремного отдела УНКВД Корнильев показал, что бывшим начальником Управления Мальцевым лично был написан текст заявления о помиловании жизни для приговоренных к ВМН, который, как видно, и направлялся с делом в Верховные органы.

Обвиняемый Постаногов на предварительном и судебном следствии виновным себя признал частично, подтвердив большинство преступных фактов, ему инкриминируемых, при этом ссылался, что он выполнял в своей работе установки начальства.

Приговор Постаноговым обжалован не был.

Пом. Военного Прокурора войск МГБ ЗСО подполковник юстиции Будачев

1 марта 1952 г.

Выписка из обзорной справки верна

Пом. Военного прокурора Запсибво по Т.О., лейтенант юстиции

(Ларионов)

Секретно

СПРАВКА

По сообщению Учетно-Архивного отдела КГБ при Совете Министров Союза ССР (№ 16/12 № 73844 от 7/III-1955 г.) бывший зам. начальника Управления НКВД по ЗСК Успенский, принимавший участие в допросе Кашкина и Муралова по делу ГЛОБУС и зам. нач. УНКВД по ЗСК Подольский, утвердивший обвинительное заключение по делу в период 1939--40 гг., осуждены к ВМН за участие во вредительской шайке, орудовавшей в бывших органах НКВД.

Пом. Военного Прокурора ЗапСибВО по Томской области, ст.лейтенант юстиции

(ЛАРИОНОВ)

ПРОТОКОЛ

допроса свидетеля

1955 г. декабря 8 дня

г.Новосибирск

Помощник Военного Прокурора Зап. СибВО по Томской области старший лейтенант юстиции Ларионов допрашивал нижепоименного в качестве свидетеля с соблюдением ст.ст. 162--168 УПК

ПАСЫНКОВА Якова Андреевича, 1900 г. рождения, уроженца дер. Верхорья Новоторьянского района Марийской АССР, русского, из рабочих, образование среднее, член КПСС с 1938 г., женат, несудим, в данное время пенсионер по линии КГБ, проживает в г.Новосибирске.

Допрос начат в 12 ч. 15 м.

Вопрос: Вы работали в органах НКВД Новосибирской области, если работали, то где, когда и в какой должности?

Ответ: В органах НКВД Новосибирской области я работал с сентября 1928 г. по сентябрь 1936 г. оперуполномоченным в аппарате управления, с сентября 1938 г. по май 1937 г. в должности начальника 3-го отделения при Управлении НКВД Горно-Алтайской автономной области, с мая 1937 г. по май 1938 г. в той же должности при Анджеро-Судженском горотделе НКВД, и с мая 1938 г. по апрель 1941 г. работал в Томском ГО в начале заместителем, а затем начальником ГО, с апреля 1941 г. по март 1950 г. начальником отдела при областном управлении МГБ по Новосибирской области. В марте 1950 г. был уволен в запас по состоянию здоровья.

Вопрос: Уточните в каком Вы отделе работали в Управлении НКВД Западно-Сибирского края в августе 1936 г.?

Ответ: В этот период времени я работал в отделе контрразведки при Управлении НКВД в 5-м отделении, на которое была возложена обязанность борьбы с бандитизмом.

Вопрос: За время службы в 5-м отделении управления НКВД кто был в это время Вашим непосредственным начальником?

Ответ: За время моей службы в этом отделении начальниками были Суров Николай, отчества не знаю, и затем Корытов.

Вопрос: Расскажите, что Вам известно о фактах нарушения социалистической законности бывшими сотрудниками контрразведывательного отдела при арестах советских граждан и при расследовании дел?

Ответ: За время моей работы в контрразведывательном отделе, а также в других отделах, мне как сотруднику отдела приходилось наблюдать и сталкиваться в своей работе с фактами нарушения социалистической законности при арестах советских граждан и при расследовании на них дел. Примерно, с апреля-мая 1937 г. началась кампания по массовым и необоснованным арестам советских граждан. Этому предшествовали в виде разнарядки директивные указания, а также совещания бывших начальников управления НКВД Запсибкрая Миронова и Горбач, на которых обсуждались вопросы о мерах борьбы с троцкистами и иными двурушниками, подготовка на них дел в целях ликвидации, аресты могли производиться при отсутствии доказательств давались установки производить допросы "по третьей степени", т.е. применять незаконные методы ведения следствия.

На совещаниях давались ориентировки на увеличение количества арестов. Как мне припоминается на совещании в феврале 1937 г. бывший начальник управления НКВД Горбач в своем выступлении прямо давал установки на увеличение количества арестов, дел, причем в своих выступлениях указывал на то, что другие управления областей дали большее количество арестов и дел и призывал присутствующих на совещании к усилению арестов. Со слов бывшей сотрудницы управления НКВД Сазоненок на одном из партийных собраний оперативные сотрудники Лазарев и Гинкин, оба карьеристы, в своих выступлениях произносили похвалы по своему же адресу, что они трудятся "в поте лица", а оперуполномоченный Селедчиков плохо работает, не осуществляет борьбу с контрреволюцией и поэтому у него мало арестов.

После собрания Селедчикова вызвал к себе Горбач, который отчитал его за плохую работу и сказал ему, что если он не усилит борьбу с контрреволюцией, то в отношении его будут сделаны оргвыводы.

Как мне известно, Селедчиков был честным и объективным товарищем в работе, не пошел по линии нарушения соцзаконности, но вынужден был покончить жизнь самоубийством.

Примерно в июле-августе 1937 г. на одном оперативном совещании при начальнике УНКВД Горбаче, на котором также присутствовал и я, обсуждалось Письмо или Приказ НКВД СССР по вопросу усиления борьбы с контрреволюционной деятельностью. На этом совещании бывшие начальники Томского и Сталинского горотделов НКВД Овчинников и Ровинский в своих выступлениях прямо указывали, что они со своим аппаратом дадут лучше показатели по количеству арестов и дел.

Овчинников говорил, что он дает дела на церковников во главе с архиереем, а Ровинский -- на шпионов. На этом же совещании в заключении выступил Горбач и призвал присутствующих равняться на "передовиков" Овчинникова и Ровинского, а также дал установку на упрощение расследования по делам, что в качестве доказательств вины арестованных достаточно их признательных показаний. В результате таких установок были развернуты высокие темпы по массовым необоснованным арестам, которые развернулись с лета 1937 г. и продолжались, примерно, до 2-й половины 1938 г.

Особо много производилось арестов Лазаревым, Голубчиковым, гнавшимися за количеством арестованных. Следует обратить внимание, что за такие "успехи" в оперативной и следственной работе Лазарев и Голубчиков продвинулись по службе и представлялись к правительственным наградам.

Вопрос: Расскажите, Вам приходилось быть очевидцем, когда при допросах арестованных применялись незаконные методы ведения следствия. Если приходилось, то укажите на конкретные факты, а также расскажите в чем выражались вообще незаконные методы ведения следствия того периода?

Ответ: Лично я не был очевидцем, когда кто-либо из сотрудников во время допросов арестованных применял незаконные методы ведения следствия , но мне, как сотруднику органов, было известно, что в тот период применялись запрещенные методы ведения следствия: выстойка, избиения, конвейер, вымогательство собственноручных показаний, составление протоколов допросов в отсутствии арестованных.

Со слов оперуполномоченного Солдатенко мне было известно, что во время допроса арестованного Либер он сильно был избит, и чтобы он не оказывал сопротивления, ему на руки одевали наручники. Могу привести такой характерный пример, когда арестованные признавались на предварительном следствии, а в судебном заседании отказывались от своих показаний, ссылаясь на применение к ним незаконных методов следствия, и все же их осуждали, хотя в материалах дела, кроме их показаний, других доказательств не было.

Имел место такой случай, о котором мне рассказал бывший начальник оперативного отдела Гинкин. Примерно осенью 1937 г. органами НКВД был арестован заместитель начальника Нарымского окротдела Суров. На предварительном следствии он признал себя виновным в преступлениях, которые ему предъявили органы следствия. Расследование производил сам Гинкин.

Когда дело на подсудимого было передано на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР, то в судебном заседании Суров отказался от своих признательных показаний, сославшись на то, что они им даны вынужденно. Председательствующий суда спросил у Сурова, почему он отказался от своих показаний, тогда Суров указал на отсутствие в судебном заседании Гинкина и сказал: "Вот кто "сочинил эти показания" ..., несмотря на это Военная коллегия осудила Сурова к высшей мере наказания.

Вопрос: Вы знали по работе оперативных работников органов НКВД Подольского, Носова, Шапир, Погодаева и Постаногова?

Ответ: Всех указанных Вами бывших оперативных работников органов НКВД я знал по совместной работе. Из них Подольский работал в период 1935--1936 гг. начальником Томского горотдела НКВД, затем он работал заместителем начальника управления НКВД Новосибирской области, с этой должности он был отозван на работу в центральный аппарат НКВД.

Примерно в 1938--1939 гг. он был арестован в Москве и осужден к расстрелу. Носова я знал по работе в барнаульском оперсекторе. Примерно в 1947--1948 гг. он из органов уволен по состоянию здоровья.

Постаногов в 1939 г. был уволен, а затем осужден за нарушение социалистической законности.

Вопрос: Вам приходилось участвовать в расследовании дела на группу лиц, из числа профессорско-преподавательского состава Томского госуниверситета?

Ответ: Да, приходилось. Примерно летом 1936 г. для участия в расследовании по ряду дел из управления НКВД Запсибкрая была командирована в Томск бригада оперативных работников во главе с заместителем начальника УНКВД Успенским.

Бригада должна была оказать помощь в расследовании дел Томскому оперсектору. Как мне припоминается в то время были произведены аресты не только из числа лиц профессорско-преподавательского состава ТГУ, но и других институтов и учреждений г.Томска. Все они обвинялись в принадлежности к троцкистской контрреволюционной организации. Из числа арестованных я припоминаю участие в допросе двух арестованных -- Соснина и Глобус, но их допрос я до конца не довел, т.к. через десять дней был откомандирован обратно в Новосибирск.

Вопрос: Вы помните, в чем обвинялись Соснин и Глобус?

Ответ: Оба они обвинялись в принадлежности к контрреволюционной троцкистской организации. Кроме того, Соснин дополнительно обвинялся в участии в кружке Радека.

Вопрос: Поясните, какими материалами, изобличающими их в антисоветской деятельности, Вы располагали?

Ответ: В данное время мне трудно припомнить какими доказательствами Глобус и Соснин изобличались в антисоветской деятельности, но припоминаю, что в отношении Соснина было одно или два показания свидетеля, которые изобличали его в троцкистской агитации, он, якобы, внушал неверие в политику партии по крестьянскому вопросу, а в отношении Глобус были компроматериалы, в период его пребывания в г.Ленинграде в артиллерийской Академии, где он был исключен из партии за принадлежность к троцкизму. Кроме того в отношении Глобус имелись показания одного из арестованных, кажется, Загорского. Кроме того, на Глобус были оперативные данные Томского оперсектора.

Вопрос: Скажите, за время своей работы в органах НКВД Вы лично нарушали социалистическую законность при расследовании дел, в том числе в процессе допросов Глобус и Соснина?

Ответ: В период своей работы в органах НКВД случаев нарушения социалистической законности при расследовании дел мною не допускались. Я не был сторонником нарушений социалистической законности и в практике я никогда не применял никаких незаконных методов ведения следствия как избиения, конвейер, выстойка или фальсификация протоколов допросов арестованных.

Безусловно, при таком массовом попирании советских законов при рассмотрении дел о контрреволюционных преступлениях в органах НКВД, которое практиковалось в 1937--1938 гг., у меня были ошибки, которые могли заключаться в недостаточной обоснованности арестов, мог допустить арест по заведомо фальсифицированным показаниям арестованных, которые размножались печатным способом и рассылались в органы для производства арестов, но эти мои ошибки не являлись заведомо умышленными и не могли поэтому граничить с преступлением.

В ходе допроса Глобус я незаконные методы не допускал. Как мне припоминается, Глобус при допросах не признавал себя виновным ни в чем. Я его допрашивал неоднократно. О том, что Глобус отрицал свою вину в предъявленном ему обвинении, я докладывал об этом Успенскому. Он мне говорил, что я не умею работать, и вскоре откомандировал меня в г.Новосибирск.

Вопрос: При допросе Глобус Вами каждый раз оформлялись протоколы допросов?

Ответ: Да, каждый раз.

Вопрос: Тогда поясните, почему в материалах дела имеется только один протокол допроса Глобус?

Ответ: Почему в материалах дела по обвинению Глобус не были приобщены протоколы допросов Глобус я объяснить не могу, но поясняю, что при выезде из г.Томска я протоколы допросов Глобус передал Голубчикову.

Вопрос: Вам предъявляется протокол допроса Глобус от 8 сентября 1936 г. Поясните, на каком основании в поставленных перед Глобус вопросах Вы утверждали, что следствию известно о том, что Глобус пропагандировал "идеи" троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации, а когда он отрицал свою вину в этом, Вами также в протоколе допроса фиксировалось, что он "врет".

Ответ: Никаких данных в распоряжении органов следствия о том, что Глобус пропагандировал идеи троцкистско-зиновьевской организации не были, а вопросы также ставились потому, что они заранее были сформулированы заместителем начальника управления Успенским, которым и были преподнесены они при мне в такой форме, причем, предполагалось вопросы арестованным преподносить в резкой форме.

Вопрос: Вам для ознакомления оглашаются выдержки из жалобы Глобус в той части, где он указывает на применение к нему незаконных методов ведения следствия, в т.ч. и Вами. Поясните, как это было?

Ответ: Выдержка из жалобы Глобус о том, что к нему применялись незаконные методы ведения следствия, в том числе и мною, мне оглашена, доводы, изложенные в жалобе Глобус я подтверждаю только в той части, где он указывает, что "метод допроса, который я избрал, состоял в том, что в распоряжении следствия имеются данные, изобличающие его в антисоветской деятельности, в остальной части заявления Глобус я отрицаю, круглосуточных допросов я ему не устраивал, оскорбительных выпадов по его адресу не допускал, а также не говорил "заберите эту сволочь к 10 часам и приготовьте для него каменный мешок", я даже не представляю, что означает этот оборот речи Глобус. В Новосибирске я Глобус не допрашивал.

Помощнику военного прокурора Томского гарнизона

тов. Ларионову

г.Томск

Заявление

От Пасынкова Якова Андреевича, живущего в г.Новосибирске по ул. Серебренниковской № 20, кв. 57

9-го декабря 1956 года я допрошен Вами в качестве свидетеля. Там, где я показывал об участии в расследовании по делам, возникшим на основе сфальсифицированных протоколов допросов, запись произведена не точно и не конкретно -- не указаны конкретные примеры-дела. В момент допроса, за давностью времени, примеры я не мог привести -- не припомнил. Сейчас я могу это место моих показаний конкретизировать. Считая, что в следствии очень важны факты, полагаю, мое настоящее заявление послужит исправлением допущенного недостатка, прошу то место моего показания дополнить следующими фактами: в 1937--38 годах имело место в органах НКВД возбуждение дел против граждан по сфальсифицированным (не мной) протоколам. Например, по прибытии на работу в г.Томск в 1938 году (июнь) от бывшего Нач. Гор. отдела я принял около сорока следственных дел с этим же количеством арестованных. Из этой массы дел, припоминаю, были дела: на профессора Томского Госуниверситета Токина Бориса Павловича, на Махнева Алексея (бывшего секретаря Томского горисполкома) и на гр. Дятлова.

Приступив к следствию (продолжению) по этим делам, в конечном итоге я обнаружил, что эти дела бывшим руководством Горотдела возбуждены необоснованно, на основе сфальсифицированных протоколов. Например, Дятлов был арестован на основании протокола допроса Подольского, присланного из НКВД СССР.

Разобравшись с этим, быть может не так быстро, эти дела прекратил. Прекращение дел, возникших по необоснованным материалам я произвел до ноября, а главным образом, после ноября 1938 года.

Для подтверждения моего заявления прошу допросить указанных в настоящем заявлении лиц.

Настоящее заявление прошу приобщить к протоколу моего допроса от 9-го декабря 1955 года.

Подпись

Я.Пасынков

" 14 " декабря 1955 года

г.Новосибирск

Военному прокурору Западно-Сибирского военного округа

г.Новосибирск

Заявление

От гр.Пасынкова Якова Андреевича, проживающего в г.Новосибирске, ул. Серебренниковская № 20, кв.57

9-го декабря 1955 года я был допрошен Пом. Прокурора Томского гарнизона тов.Ларионовым в качестве свидетеля по жалобе гр.Глобус.

В моих показаниях некоторые вопросы не получили ясного и полного ответа. Считая, что мои дополнительные данные являются весьма важными при рассмотрении жалобы Глобус, считаю необходимым сообщить следующее:

На вопрос, не нарушал ли я сам социалистическую законность, в ответе записано: "... Нарушения революционной законности я не одобрял..." Следует дополнить, что не только не одобрял, но и сам не нарушал соц. законность. Во всех моих действиях я руководствовался партийностью и нарушений не допускал. За это со стороны врагов народа, пролезших в органы разведки, и их пособников я подвергался преследованию.

Вот конкретные факты: на партийном собрании парторганизации Ойротского Облуправления НКВД в апреле 1937 года выступил быв. секретарь Обкома ВКП(б) Юфит, который, давая оценку деятельности Облотдела НКВД, заявил, что сотрудники Облотдела не борются с троцкистами, тогда как в области не в порядке с животноводством. Подвалы Облотдела пустуют. Суров, Линке и Романов мало арестовывают. Начнем аресты с самих начальников ..."

После этого собрания, в мае 1937 года нас всех снимают с работы. Прибывший на мою должность из Управления УНКВД по ЗСК – Хуснутдинов Константин (ныне работает зоотехником в Чулымском районе) заявил, что меня снимают с работы за отсутствие арестов.

После снятия с работы в Краевом управлении врагом народа Успенским готовится мой арест. По заявлению бывшего сотрудника органов НКВД Постаногова, с ним советовался Успенский по вопросу, как или под каким предлогом арестовать Пасынкова. Бывший начальник МГБ по НСО Малинин в 1943 году мне говорил, что в личном моем деле хранилось не использованное постановление на мой арест от 1937 года. Из этого видно, что я не принадлежу к кучке нарушителей рев. законности.

На вопрос пом. прокурора., подтверждаю ли я жалобу Глобус. Я показал, что подтверждаю только в том, что в протоколах допросов ставил вопросы в резкой редакции. К этому необходимо добавить, что никаких нарушений в отношении Глобус я не допускал, наоборот, за либеральное к нему отношение (по мнению Успенского) я был наказан. В процессе допросов Глобус мне заявил, что он автор ценных научных открытий: а) им изобретено новое оружие -паровая пушка; б) изобретен физический аппарат, заменяющий маятник "Фуко". Я подробно обо всем этом выслушал Глобус, потратив по крайней мере пару рабочих дней. И вместо протоколов допроса, которые ждал Успенский, я доложил о заявлениях Глобус и осмелился высказать свое мнение, что заявление заслуживает внимания и его следовало бы проверить через ученых г.Томска.

Успенский на меня накричал, обозвал дураком, слушающим разную билиберду, отстранил от работы и вышвырнули из краевого аппарата УНКВД, "сослали" на периферию -- в Ойротскую область.

В последующем запугивал расправой очередной Нач. Управления УНКВД по ЗСК Мальцев (о чем можно убедиться в материалах дела на Мальцева), но я хотя и трясся, а не пошел по пути Лазаревых и Гинкеных.

Настоящее заявление прошу приобщить к моему протоколу допроса от 9-го декабря 1955 года и оно будет служить его дополнением.

Подпись

Я.Пасынков

11 декабря 1955 года

г.Новосибирск

Секретно

Экз. № 1

УТВЕРЖДАЮ

Зам.Главного Военного прокурора полковник юстиции

И.Максимов

" 12 " марта 1956 года

В ВОЕННУЮ КОЛЛЕГИЮ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

Заключение

(в порядке ст.378 УПК РСФСР)

" 10 " марта 1956 года

г.Москва

Военный прокурор отдела Главной военной прокуратура майор юстиции АНДРЕЯШЕНКО, рассмотрев архивно-следственное дело по обвинению ГЛОБУС М.И. и материалы дополнительного расследования,

НАШЕЛ:

11 апреля 1937 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР по ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР осужден к 8 годам тюремного заключения с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества

ГЛОБУС Мирон Ильич, 1895 года рождения, уроженец г.Щучино (Польша), еврей, с 1919 по 1935 год являлся членом КПСС, исключен за принадлежность к троцкистской оппозиции, до ареста работал научным сотрудником Томского Государственного университета.

ГЛОБУС признан виновным в том, что с 1935 года являлся участником антисоветской организации, существовавшей в г.Ленинграде, а с 1936 г. входил в состав антисоветской группы, созданной в Томском государственном университете троцкистом МИШИНЫМ.

Отбывая наказание по этому приговору в Верхне-Уральской тюрьме, ГЛОБУС 2 октября 1937 года тройкой УНКВД по Челябинской области был осужден к ВМН -- расстрелу -- за то, что клеветал на органы НКВД и являлся руководителем заключенных в борьбе за ослабление тюремного режима.

Произведенным дополнительным расследованием в порядке ст.ст. 373--377 УПК РСФСР установлено, что дело по обвинению ГЛОБУС подлежит прекращению по следующим основаниям.

На предварительном следствии и в суде ГЛОБУС виновным себя в совершении контрреволюционных преступлений не признал (л.д.

Показания арестованных МИШИНА, КАШКИНА и ЗАГОРСКОГО, копии протоколов допросов которых приобщены к делу, не могут служить доказательством вины ГЛОБУС, так как МИШИН ("вербовщик") в 1955 году реабилитирован, по показаниям КАШКИНА ГЛОБУС не проходит, а ЗАГОРСКИЙ показал, что ГЛОБУС в антисоветскую организацию вовлек МИШИН.

Допрошенные в 1956 году свидетели ПОТТОСИЗЕ, ТОМИЛОВ и КУФАРОВ, знавшие ГЛОБУСА по совместной работе, охарактеризовали его положительно.

Из личного дела ГЛОБУС видно, что за время службы в Советской Армии с 1921 года он выполнял большую научную работу, в политическом и деловом отношениях аттестовывался только положительно.

Проверкой установлено, что ГЛОБУС примыкал к зиновьевской оппозиции, за что в 1928 году, после подачи им заявления об отходе от оппозиции, ему был объявлен выговор. В последующие же годы он проводил линию партии. В январе 1935 года ГЛОБУС как бывший оппозиционер-зиновьевец исключен из КПСС.

В своих жалобах ГЛОБУС указывал на применение к нему со стороны работников НКВД Постаногова, Жук и др. незаконных методов расследования. Установлено, что Успенский, Попов и Постаногов, расследовавшие дела ГЛОБУС, МИШИНА, ЗАГОРСКОГО и др. в 1939--40 гг. были осуждены за фальсификацию следственных материалов, необоснованные аресты советских граждан и другие нарушения социалистической законности.

ГЛОБУС также признан виновным в том, что являлся участником антисоветской организации, существовавшей в г.Ленинграде.

Однако доказательств, подтверждающих его виновность в совершении этого преступления в деле не имеется и приговор в этой части был вынесен необоснованно.

Как видно из материалов дела ГЛОБУС неоднократно писал жалобы и заявления, в которых указывал на свою невиновность и те нарушения законности, которые допускались при расследовании его дела бывшими сотрудниками НКВД.

Это послужило поводом к тому, что ГЛОБУС неосновательно был обвинен в клевете на органы НКВД и на основании справки о его прошлой "контрреволюционной деятельности" и непроверенным агентурным донесениям сотрудников тюрьмы о том, что ГЛОБУС являлся руководителем заключенных в борьбе за ослабление тюремного режима, он был осужден к расстрелу.

Таким образом, материалами дополнительного расследования установлено, что ГЛОБУС был осужден необоснованно.

Руководствуясь ст. 378 УПК РСФСР, ПОЛАГАЛ БЫ:

Приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР от 11 апреля 1937 года и постановление Тройки УНКВД по Челябинской области от 2 октября 1937 года в отношении ГЛОБУС Мирона Ильича отменить и дело о нем прекратить на основании п.5 ст.4 УПК РСФСР.

Военный прокурор отдела ГВП майор юстиции

(Андреященко)

"СОГЛАСЕН"

СТ. ПОМ. ГЛАВНОГО ВОЕННОГО ПРОКУРОРА ПОДПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ

В.ИВАНОВ

" 10 " марта 1956 года

9р-4590-37

Секретно

Верховный суд Союза ССР

ОПРЕДЕЛЕНИЕ № 4 н. 04368/56

Военная коллегия Верховного суда СССР

В составе Председательствующего полковника юстиции Яковлева

членов: полковника юстиции Кострова, подполковника юстиции Петрова

рассмотрев в заседании от " 6 " июня 1956 г. Заключение Главного военного прокурора по делу ГЛОБУСА Мирона Ильича, 1895 года рождения, уроженца г.Щучино (Польша), осужденного 11 апреля 1937 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР по ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР у тюремному заключению сроком на 8 лет, с поражением в правах на 5 лет и с конфискацией имущества, а по постановлению тройки УНКВД Челябинской области от 2 октября 1937 года расстрелянного. Заслушав доклад Кострова и заключение пом. Главного Военного прокурора майора юстиции Маслова об отмене приговора и прекращении дела,

УСТАНОВИЛА:

Глобус признан виновным в том, что являлся участником антисоветской троцкистско-зиновьевской террористической организации в Ленинграде, а затем в Томске и осужден к тюремному заключению на 8 лет.

Отбывая наказание, Глобус по постановлению тройки УНКВД от 2 октября 1937 года был расстрелян. Обвинялся он в том, что клеветал на органы НКВД и являлся духовным руководителем заключенных в борьбе за ослабление тюремного режима.

В заключении прокурора ставится вопрос об отмене приговора и постановления тройки в отношении Глобуса по следующим, вновь открывшимся обстоятельствам, установленным произведенной в порядке ст.ст. 373--377 УПК РСФСР проверкой.

Приобщенные к данному делу протоколы допросов арестованных по другим делам Мишина, Кашкина и Загорского противоречивы, не конкретны и не могут служить доказательством вины Глобус, поскольку дело в отношении Мишина, который якобы завербовал Глобуса в названную организацию, было прекращено в 1955 году, и он был реабилитирован, Кашкин об антисоветской деятельности Глобуса показаний не давал, а в показаниях Загорского указано, что Глобуса в организацию вовлек Мишин. Об участии Глобуса в антисоветской организации, существовавшей в гор.Ленинграде, никаких доказательств в деле не имеется.

Проверкой установлено, что Глобус, отрицая свою виновность на предварительном следствии и в своих жалобах правильно указывал на незаконные методы следствия, применявшиеся к нему следователями Постаноговым и другими, осужденными в 1939--40 гг. за фальсификацию следственных дел. Допрошенные в 1956 году свидетели Поттосизе, Томилов и Куфаров, знавшие Глобуса по совместной работе, характеризуют его положительно.

Проверкой также установлено, что Глобус неосновательно был обвинен в клевете на органы НКВД и по непроверенным агентурным донесениям сотрудников тюрьмы в том, что являлся руководителем заключенных в борьбе за ослабление тюремного режима.

Проверив материалы дела и находя доводы, изложенные в заключении, обоснованными, Военная Коллегия Верховного Суда СССР

ОПРЕДЕЛИЛА:

Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 1 апреля 1937 года и постановление тройки УНКВД Челябинской области от 2 октября 1937 года в отношении Глобуса Мирона Ильича отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления.

Председательствующий Яковлев

Уроженка Витебской губернии

АГАФЬЯ МИХАЙЛОВНА ГОРОВЦОВА-ГОРНОВСКАЯ рассказывает:

Теперь много пишут в газетах и журналах о жертвах сталинизма 20-х--30-х годов. Вот почему я хочу рассказать о своей огромной крестьянской семье из 15 человек и ее трагедии.

Фамилия наша Горновские пошла от профессии моего прадеда кузнеца, от слова "горн".

Мой отец Горновский Михаил Семенович со своей семьей жил в д. Горелыши Витебского округа. До Октябрьской революции мы имели 5 десятин земли. Жили очень бедно в малюсенькой хатке, где я родилась. После революции при разделе помещичьей земли получили хутор в 22 десятины, из них 14 -- удобных для пахоты и сенокоса, остальные -- болото и кустарники.

В первый год после революции отца избрали комиссаром милиции. Прослужил он года полтора и попросил освободить его, так как большая крестьянская семья и семейные дела требовали находиться дома (а служил он за 10 км в районе).

После переезда в деревню Лучеса, где находился наш хутор, построили небольшую хату с двумя маленькими окнами. А до постройки пришлось пожить в овине, где сушили хлеба, где печь была без трубы (курная). Кровати в хате некуда было поставить, а были сделаны полати вдоль всей стены, а зимой приносили куль соломы, стелили его на полу, покрывали постилушкой, вот и была постель. Время шло, дети подрастали, учились, а летом все работали в поле и дома. Посадили сад, начали строить пятистенный дом. Но так как средств не хватало, строительство затянулось, и пришлось к дому пристроить маленькую так называемую кухню, где стала жить половина семьи. За три зимы я закончила начальную школу в 27-м году. Очень хотела учиться в пятом классе. Но меня не приняли, т.к. наше хозяйство к тому времени стали считать кулацким. Мы имели тогда 3 лошадей, 5 коров, овец и другую живность, как в любом крестьянском хозяйстве. Наемной силой мы не пользовались. Из семи братьев 6 человек были взрослые. Из сестер двое, в том числе и я, с семи лет работали: пасли скот, доили коров, пряли лен. (Все белье шили из своей тканой материи.) В полную силу трудились и отец с матерью.

Семья наша была абсолютно непьющей. Жить мы стали лучше, но нельзя сказать, чтобы хорошо. Яйца и масло приходилось возить в Витебск на базар, т.к. деньги нужны были для хозяйства и для постройки дома. И нам, детям, мало что доставалось, кроме мяса.

Пришел 29-й год. В нашей местности началась попытка организации колхозов, и на общем собрании крестьяне нашей деревни Лучеса предложили отцу первому записаться в колхоз, показав пример другим. Отец был хорошо грамотный по тому времени и имел авторитет во всей нашей бывшей волости. Он отказался записываться. Через несколько дней отца арестовало Витебское ГПУ, предъявив ему обвинение в срыве организации колхоза. Продержали его в тюрьме около двух месяцев. А вскоре приехали из ГПУ, переписали всех, за исключением трех братьев: Трофима, учителя местной школы (после гражданской войны он закончил рабфак и курсы учителей), Тимофея, служившего в Красной Армии, и Антона, работавшего геодезистом на строительстве БелГРЭСа.

Предъявили отцу постановление Витебского ГПУ, что он со своей взрослой семьей высылается в Сибирь на 3 года. Срок на сборы дали 7 дней. Это было в августе, как раз кончилась уборка хлебов. Надо отметить, что обошлись тогда с нами, если можно так сказать, по-человечески, никаких издевательств не допустили, ничего не отняли. Разрешили, если успеем, все убрать, обмолотить, ликвидировать скот. Правда, зерно заставили сдать по твердым ценам, как тогда говорили. Вся округа откликнулась на нашу беду. Помогли убрать, обмолотить. Отправили нас без конвоя до станции Богушевская, а оттуда пассажирским поездом до Новосибирска.

Новосибирское ГПУ направило нас на поселение в Колпашевский район ныне Томской области. А из Томска дали определенную путевку в деревню Даниловка Колпашевского района. Ныне этой деревни нет.

По приезде наша семья стала очень бедствовать. Ссыльным разрешалось работать только в лесу. Меня взяли одни хозяева в няньки за три рубля в месяц. И нас, несовершеннолетних, решили отправить обратно в Белоруссию к брату Трофиму, которому мы оставили 2-х коров и лошадь, а также зерно. Он к тому времени уже вступил в колхоз в той деревне, где мы жили до революции.

Брат работал учителей от колхоза. Стала работать в колхозе и я. Разносила почту, жала хлеб (тогда это делалось вручную), убирала сено.

Отец же и братья рассчитывали после отбытия срока ссылки вернуться на родную землю, где мы уже находились. Когда кончился срок, отцу и остальным высланным членам семьи выдали документы об отбытии срока ссылки по ст. 58 п. 10. Собрались они возвращаться, но, как потом говорил отец, в то время и в ГПУ были добрые люди и посоветовали отцу не возвращаться. Сказали: "Куда вы собрались ехать, там вас через год-два снова вышлют куда-нибудь в Заполярье, где вы и погибнете. Теперь вы вольные, прижились здесь и живите. Так они и решили остаться. Написали брату Трофиму, чтобы он привез нас в Сибирь, и в 33-м году мы снова очутились здесь.

Брата Трофима мы видели в последний раз. После того, как он привез нас, уехал в Мурманск (не знаю, почему именно туда), т.к. на родине районное начальство стало относиться к нему подозрительно как к сыну ссыльного.

Вскоре к нам приехал брат Тимофей, демобилизованный из армии досрочно. Все к этому времени в работой устроились. Аврам работал в Чалковском леспромхозе Чаинского района ст. бухгалтером, был уже женат. Георгий -- в Колпашевском райпотребсоюзе тоже гл. бухгалтером, был женат, имел двоих детей. Тимофей был инспектором Нарымского окрсобеса в г. Колпашеве. У меня тоже уже была своя семья. Родители жили с братьями. Младшая сестра Лида училась в Колпашевском пединституте. Все были устроены и жили в меру своих возможностей и уже не жалели, что мы очутились в Сибири. Отцу нравились сибирские просторы, чего не было на родине, хотя каждую ночь ему снились родные места.

Наступил страшный 37-й год. Страшная участь постигла нас, Горновских.

1. В Карелии был арестован Трофим. Не узнано до сих пор, суд или тройка вершили дело, но узнала, что он был в лагерях. И, видимо, погиб там.

2. В Белоруссии в Быховском районе в райисполкоме техником-смотрителем работал Антон. Арестован в ноябре 37-го года и постановлением тройки НКВД БССР по делу (как указано в справке об освобождении) осужден на 10 лет лагерей. Пройдя все круги лагерного ада, на диво выжил и после 10 лет освобожден с ограничением мест жительства по таким-то статьям. Он так и остался в Горьковской области (место лагеря) и работал до пенсии. Ныне одиноким пенсионером живет в г. Могилеве.

3. Аврама 10 декабря 1937 года арестовало Колпашевское НКВД. Постановлением комиссии от 17 января 1930 года, обвиненный по ст. 58 пп. 2, 6, 8, 11, он был приговорен к расстрелу и расстрелян 23.2.38 г. Военным трибуналом Сибирского военного округа 22.10.57 г. дело было пересмотрено, отменено производством и прекращено за отсутствием состава преступления. Он реабилитирован посмертно. Ему было 35 лет.

4. 27.1.38 года арестовали Георгия. Он и последнее время был переведен на работу в НКВД ст. бухгалтером. Постановлением комиссии НКВД от 21.2.38 г. по ст. 58 пп. 2, 6, 8, 11 он приговорен к расстрелу. Его расстреляли 1.4. 38 г. Он также реабилитирован посмертно. Ему было 27 лет.

5. 16.2.38 года арестовали Тимофея. Ночью подъехал "черный ворон" и увезли. Когда уже были арестованы два брата, Тимофей ждал, что ему тоже этой участи не миновать, зная лозунги того времени "выкорчевывать с корнем". Все это пережила мам, она жила с ним.

В тот год массу заключенных водили под конвоем по ул. Советский Север в баню на ул. Обской. На тротуарах их поджидали родные и близкие, чтобы хоть увидеть несчастных. При таких обстоятельствах Тимофей и бросил закатанную в последнюю крошку хлеба записку: "Обвиняют в польском шпионаже".

Постановлением комиссии НКВД и прокуратуры СССР от 21.4.38 г., обвиняемый по ст. 58 пп. 2, 6, 11, он был приговорен к расстрелу и расстрелян 12.5.38 г. Ему было 32 года. Военным трибуналом Одесского округа дело пересмотрено и прекращено делопроизводством за отсутствием состава преступления. Он полностью реабилитирован тоже посмертно.

Брат Антон тоже реабилитирован Могилевским облсудом постановлением от 5.8.64 г. N 44-4-07.

В 37--38 годах начальником НКВД в Колпашеве работал Мартон, которого впоследствии тоже "изъяли". А прежде, чем арестовать Тимофея, который работал инспектором горсобеса, арестовали его начальника по фамилии Ермолович. О нем ничего не известно.

После реабилитации братьев наша мать-старушка, оставшаяся одна, начала ходатайствовать о назначении ей пенсии за невинно казненных сыновей. (Было по этому вопросу постановление правительства в 57-м году.) В собесе для назначения пенсии потребовали свидетельство о смерти. После целого ряда ходатайств перед прокуратурой Томской области Колпашевский горЗАГС выдал матери справки за NN 1-ЭК 009412 и 009413, что: Аврам умер 23.2.44 г. в возрасте 41 года от гнойного плеврита; Георгий -- 1.2.44 г. в возрасте 42 лет; Тимофей -- 12.5.42 г. от менингита. Какая издевательская ложь! И эти справки со справками о реабилитации, одна другую исключающие, вполне удовлетворили чинуш из собеса, и матери оформили пенсию за казненных сыновей, целых 18 рублей. А ведь это было уже после XXII съезда КПСС. Кроме того, ей выплатили 600 рублей за Тимофея, с которым она жила. Можно представить, что творилось в ее душе при получении этих денег.

Уроженец Могилевской губернии Д.Е.АЛИН

вспоминает:

"Шесть часов утра, подъем, одеваться не нужно, потому что спать ложились одетыми и обутыми. Иначе нельзя -- в бараке невыносимый холод. Бараки не отапливаются, нечем, нет топлива. Постелей никаких, голый двухъярусные нары. Правда, с вечера немного протапливали печи -- бочки из-под горючего, стоявшие посреди барака, протапливали тем, что кто мог притащить с работы, и, конечно, только не дровами, дров на работе нет. Если бригаде удавалось пройти мимо мешков с аммонитом, то каждый старался схватить кусок смерзшегося аммонита, конечно, крадучись, чтоб не дай бог, не увидела стража, и вот этим аммонитом с вечера и протапливали печь, но протапливали не для того, чтобы создать тепло в бараке, а для того, чтобы натопить снегу. Несмотря на страшный голод, очень хотелось пить, так как если без пищи человек может прожить длительное время, то без воды он долго жить не может: обезвоживание организма наступает очень быстро, и в результате -- смерть. И вот когда мы разжигали печку -- огромную железную бочку, то все старались быстро натаять снегу и напиться. Снег черпали прямо здесь же, около барака, другого места нет, где можно найти снегу почище. Так что если не хочешь умереть, то черпай снег прямо под ногами, да поторапливайся, а то опоздаешь, аммонит сгорит, и останешься без воды.

Кстати сказать, посуда была у каждого: один приспособил котелок, ржавый, прожженный и закопченный; другой -- банку из-под консервов, найденную где-нибудь на помойке в лагере или по дороге на работу. И если кто-нибудь не имел такого оружия, он был обречен остаться без питья и даже без баланды. Но таких людей почти не было, всякими неправдами каждый старался обзавестись так необходимым для жизни черепком.

С водой в зимнее время было плохо. Для нужд кухни воду таяли изо льда, который таскали с затопленного отработанного полигона. Специально расконвоированный заключенный ломиком колол лед и возил его в зону, а возить было неблизко, километра 2, а то и 3, но за день 1 человек успевал обеспечивать кухню, а все остальные -пей, кто что сможет, а не сможешь -- подыхай, туда и дорога, для этого тебя и привезли на Колыму, чтобы ты не возвратился обратно на материк. О том, чтобы помыть руки или лицо, никто даже не мог и мыслить, а если бы кто-то заикнулся об этом, его бы посчитали ненормальным человеком. Мыли лицо только в бане, которая была 3 раза в месяц.

Я начал свой рассказ с подъема, потому что каждый новый день начинается в лагере с подъема. Посреди залы висит кусок рельсы, и надзиратель, дежурный по зале, в шесть утра бьет обломком какой-либо железяки по рельсе, звон которой доносится до самого отдаленного в зоне барака. Вслед за рельсой раздается рев дневального по бараку: "Подъем, людоеды! Быстро, быстро!" Все вскакивают на ноги и хватают свои черепки, устремляются в столовую, каждая бригада старается опередить другую бригаду, чтобы занять очередь около раздаточного окна. На 700--800 человек ззаключенных -- одно раздаточное окно, и все стараются позавтракать первыми, чтобы успеть вовремя на развод. Вылетаешь на улицу, мороз 45--50 градусов, туман, темень, где-то поблизости слышен голос, неимоверная матерщина с грузинским акцентом. Это Хасан, староста кого-то поймал, кто ссал у барака, слышны удары. Хасан кого-то бьет за это, бьет тем, что попало в руки. У Хасана в руках для этого обычно был легонький ломик. И вот человек, сгорбившись, удирает от Хасана, а он сзади бьет его по голове, по спине, по рукам, -- словом, Хасан не разбирает куда, в какое место придется удар. Это была его основная работа, и он ее очень любил и добросовестно исполнял, за утро он ухитрялся побить человек до десяти, это он подсчитывал, сегодняшний подъем обошелся для него удачно. Иначе нельзя: такая у него работа: не будет он бить, его будут бить.

Таков закон жизни на Колыме: бить заключенных.

Бригадир бьет - не будет бить, его будут бить. Дневальный барака бьет -- не будет бить, его будут бить. Хлеборез бьет -- не будет бить, его будут бить.

Повар бьет -- не будет бить, его будут бить. Врач бьет -- не будет бить, его будут бить.

Нарядчик или пом. нарядчика бьет -- не будет бить, их буду бить.Надзиратель бьет, конвойные бьют, мастера бьют, и даже сам начальник лагеря бьет, оперуполномоченный бьет, начальник прииска -- бьет, -- словом все бьют. А что их не бить, их у нас в стране много, этих побьют, новых с материка привезут. Сам начальник "Дальстроя" Никицов на каком-то совещании в своей речи сказал: "Устелю забой трупами, но план по намыву золота выполню". И устилались забои трупами заключенных, а план по намыву золота выполнялся.

Я отвлекся немного, потому спешу продолжить начавшийся день. Влетаешь или вползаешь в столовую, она до отказа наполнена людьми, рев, гам, матерщина. "Ты куда, гадина, прешь, не видишь, что ли? Тише, баланду разольешь, убью, сука! и т.п." Каждый старается найти свою бригаду, лезет, толкает, отстанешь -- не получишь черпака. И вот кое-как разобравшись, встали в очередь, подошел к амбразуре, повар хватает твой черепок и наливает 700 граммов зеленой теплой жижи -- суп, сваренный из соленой колбы, на трехсотлитровый чугунный котел три ведра колбы, заправка -- полведра соленой кильки, спущенной в котел, вот такой суп. Ложки не надо, проглатываешь эту жижу и вылетаешь на улицу, завтрак окончен. В бараке дневальный вручает каждому 250 г хлеба, маленький тяжелый кусочек, испеченный из 50% прогорклой муки, остальное -- молотое зерно магары (дикая трава, не имеющая никаких питательных свойств и растущая на Востоке и в Китае). Зерно этой травы внешне похоже на гречневую крупу, только по цвету отличается,бурого цвета, поэтому хлеб, испеченный с ее примесью, похож на кусок обыкновенного обожженного кирпича. За два укуса проглатываем этот "хлеб", и все, позавтракал.

Развод. Тут не зевай, каждый старается выбраться из барака первым, ибо последний всегда получает пинка или от бригадира или от дневального, а то от обоих двойную порцию. На улице мороз, туман, темень, рассвет наступает часов в 10--11, а в 4--5 дня снова темнеет. Выстраиваемся побригадно и строго по пятеркам, долго ждем, когда появится конвой, но вот конвой пришел, открываются ворота, побригадно начинается отсчет строго по пятеркам, не дай бог, замешкался, подошел не ровно в своей пятерке, здесь начинает действовать дежурный надзиратель: хватает тебя за шиворот и пинками вышвыривает тебя за ворота, а там уже бьет тебя капитально, ногами старается растоптать тебя, лежащего на земле. В этом деле усердствовал надзиратель по фамилии Капран. Он от избытка силы и чувства ненависти не мог спокойно стоять на месте, а вроде бы приплясывал, зорко следя за пятеркой, выходящей из ворот и, наметя очередную жертву, он кидался на нее с быстротой орла-беркута и избивал, уродовал человека. При этом здесь же, на разводе, почти всегда присутствовал и начальник лагеря и оперуполномоченный, и врач лагеря, которые на все смотрели без всякого любопытства, а так, как будто происходит вполне законное действие, а надзиратель Капран уже избивал новую жертву. При этом он так распалялся, что от него валил жар, как от паровоза, губы покрывались пеной, глаза наливались кровью, он был страшен в своем облике. Это и есть самый чистокровный садист.

Жертвой сегодняшнего дня оказался я. Об этом я и поведу речь. Не знаю где, или в столовой, или еще где, но я потерял рукавицу с левой руки и подходя к нарядчику я заявил об этом, показав ему свою голую руку. Около нарядчика на снегу лежала куча рукавиц, сшитых из мешковины. Куча рукавиц всегда была приготовлена вот на такой случай, он схватил одну из рукавиц и сунул ее мне. Надзиратель Капран это заметил, и быстрым движением подскочив ко мне, он выволок меня за ворота и одним ударом свалил с ног, а потом долго пинал меня в живот и спину. Удовлетворив свою потребность, он наконец, отпустил меня.

Я кое-как поднялся и почувствовал страшную боль в грудной клетке. Я постарался протиснуться в середину своей братвы, чтобы вновь не оказаться в руках этого злодея. И когда нас привела на работу, каждый заключенный должен быстро опуститься в шурф и долбить мерзлый грунт, смешанный камнями и валунами. Короче, ломиком долбить или, как по-горному называется, бить бурку под углом твоего шурфа. Диаметр каждой бурки -- примерно 8--10 см и глубина бурки на менее 50 см каждая, к вечеру мы должны их пробурить. И если ты не пробурил эту глубину, то взрывники не будут их взрывать, а это значить, что ты сегодня вечером в зону в барак не попадешь, а прямо с вахты после работы ты очутишься либо в ШИЗО, а это значит, что тебе не будет ни ужина, ни завтрака, а утром прямо из ШИЗО тебя приведут к вахте, т.е. к месту развода и ты голодный, холодный зашагаешь вместе с бригадой на работу, где снова бери молоток и долби камень. Какой же после такого ночлега ты работник? Если на улице мороз 50 градусов, то в ШИЗО 40 градусов, ШИЗО не отапливается, а сооружено это здание, где находится ШИЗО, из тонких бревешек, без всякого утепления в пазах, так что в щели можно протолкнуть руку и уж тепла-то там не сохраняется. Хорошо, если ты попал в ШИЗО не один, а со многими, тогда хотя немного, но друг от друга получаешь тепло, а если один или даже двое-трое, то о сне мечтать не приходится, а тем более голод к тому же давит на тебя, если бы попасть в такое ШИЗО нормальному упитанному человеку, то уж не так и страшно, но ведь мы-то были не похожи даже на людей, одни кости обтянуты тонкой прозрачной шкурой, вообще не люди, а тени людей. И вот ты, конечно, снова не забурил или не взорвал, а это значит, что ты с работы снова прямо в ШИЗО. Вот таким образом, можно сказать, что ты уже покойник: или тебя убьет на работе бригадир, или около вахты убьет надзиратель или нарядчик.

Днем нас водили на обед в зону, и когда ударил в рельс сигнал на обед, я начал вылазить из своего шурфа, шурф был уже глубокий, метров 7--8 глубиной, ширина шурфа 50--60 см, длина 1,2 метра или 1 метр. И вот я кое-как выкарабкался метра на три вверх, и дальше, или вернее, выше, у меня уже не было сил вылазить, да огромная боль в грудной клетке сильно мешала, и я не удержался и упал обратно на дно шурфа. Я попытался еще раз вылезти из шурфа и снова очутился на дне. А люди-то собрались, ждут, одного не хватает. Мороз жмет, люди стоят на 50-градусном морозе.

Бригадир побежал искать своего человека. Когда он подбежал к моему шурфу, я валялся на дне шурфа и плакал: я понял, что это конец. Бригадир схватил ведро, привязал на веревке (этим ведром я после взрыва вытаскивал грунт из шурфа на гора) и бросил мне его вниз, закричав, чтобы я быстрей цеплялся за веревки: "Люди ждут, сука!" Он быстро вытянул меня на гора, для бригады не составляло труда выдернуть меня из этой ямы, во мне весу-то было килограммов 40, не больше. Когда он выволок меня на свет божий, он предварительно попинал меня лежачего, при этом сказал: "Твое счастье, что взрыва нет, а то бы я тебя конечно угрохал бы, но если ты после обеда не выйдешь на работу, то ты отжил. Понял меня?" "Понял", -ответил я. У нашего бригадира слово с делом не расходилось. Когда он говорил, что убьет, он обязательно убивал, и за все время, сколько я находился у него в бригаде, не было ни одного случая, когда бы он не выполнил общанного. Конечно, сам он редко убивал, не хотел руки пачкать фраерской кровью, как выражался он. Он просто договаривался со стрелком, который охранял нас, чтобы он подстрелил сегодня одного. После чего бригадир посылал свою жертву выбрать дров для костра конвоя, а когда заключенный выходил за условную запретную зону, щелчок из автомата -- и человека нет! А после появлялся акт: убит при попытке побега, и все.

В моей голове промелькнула мысль: "Что делать?" Такая мысль в моей голове зародилась не потому, что мне хотелось жить, нет, такой мысли у меня не возникло потому, что я в это время не являлся полноценным человеком, а являл собой существо среднее между человеком и животным, и чего больше во мне было, человека или животного, определить трудно или даже невозможно, а оказывается, начал действовать закон, данный природой всему живому на земле, как человеку, так в равной степени и животному, и называется этот закон мимикрия, т.е. самосохранение. Так вот, наверное, эта мимикрия сейчас возобладала над моим разумом.

Выше я уже сказал, что на левой руке вместо теплой рукавицы на ней находился мешочек, сшитый их мешковины, а левая рука у меня начала мерзнуть. Я это еще чувствовал, но согреть руку у меня не появлялось желания, а потом я перестал чувствовать холод. В то время, пока нас вели к зоне на обед, в моей голове какой-то просвет долбил разум. Только бы не упасть, только бы не упасть, больше я ни о чем не думал. А вот если бы я упал, то тут же был бы пристрелен или меня растерзала собака -- огромная овчарка. Но я не упал, а дошел, и вот когда я вошел в барак и снял с левой руки холщевый мешок, то я увидел, что все пальцы левой руки были абсолютно белые. Когда я пощупал эти пальцы правой рукой, то меня обуял страх, пальцы были ледяшками. Я вышел из барака, направляясь в санчасть, и сейчас не могу объяснить, почему решил сунуть руку в снег. Снег на пальцах не таял, значит температура на моих пальцах равнялась температуре снега.

Я в санчасти, где жарко топится печь, тоже бочка из-под горючего, на бочке стоит котелок из-под консервов, тоже трехлитровый. Не зная, зачем "врач" грел воду. И когда я показал свои пальцы, он молчком соскочил с кушетки, схватил резиновый шланг и начал меня этим шлангом бить. Бил от всей души, и когда натешился, он схватил мою левую руку и сунул ее в кипяток стоящего на печке котелка. Кто желает испытать, что чувствовал я, пусть сам испытает, а описать это я не могу. Я задыхался от страшной физической боли. Задыхался не только от того, что моя отмороженная рука находилась в кипятке, а еще я задыхался от того, что страшная боль в груди не давала возможности мне дышать. После я узнал, что утром на разводе, когда меня пинал надзиратель Капран, он не сломал, а погнул мне два ребра на правой стороне грудной клетки против правого соска, и вот это-то в основном и не давало мне вздохнуть полной грудью. Когда врач вынул мою руку из котелка, то я увидел сплошной водяной пузырь вместо руки. Она была раздута, как детский игрушечный резиновый шар. Потом врач пнул меня, и я очутился под порогом этой "больницы". Я лежал на полу не в силах подняться. Через несколько минут появился надзиратель, вызванный "врачом", который проговорил: "Забери его в ШИЗО, а я потом оформлю уголовное дело. Надо судить его как членовредителя".

В это время членовредительство суд квалифицировал как контрреволюционный саботаж, и судили человека по ст. 58 п. 14 сроком до 10 лет. В те времена многие сидели по этой статье. На работе не вышел -- 58 п. 14, побег -- 58 п. 14, и за другие провинности тоже 58 п. 14. На этот день я уже отсидел 8 лет и опять к моему сроку добавят 10 лет, промелькнуло у меня в голове. "Пошел!" -проговорил надзиратель. Когда мы подходили к вахте, нас встретил нарядчик, и увидев меня, закричал: "А вот ты где, сука, где вы, гр. надзиратель, его нашли?" -- спросил нарядчик у него. "Да я его и не искал, мне позвонил лекарь из сан. части, чтобы я забрал его в ШИЗО". "Вот, гадюка, где он скрывался, а мы с бригадиром искали по всей зоне, как сквозь землю провалился, развод, а его нет". А когда нарядчик увидел мою левую раздувшуюся руку, он понял, почему я оказался в санчасти. "Вот, голубчик, наконец-то ты мне попался, долго я тебя быдлу искал, а сейчас ты, гадок, рассчитаешься со мной сполна". ШИЗО находилось за зоной метрах в двухстах от вахты. "Раздевайся, сволочь!" Когда я снял бушлат, я получил удар в грудь, а потом он, нарядчик, долго еще топтал меня, лежачего, стараясь глубже засунуть меня в снег. Удовлетворив свою садистскую похоть, он сказал надзирателю: "Открывай ШИЗО". Раздетый, с разбухшей рукой, я очутился в камере. Когда захлопнулась дверь камеры, я услышал разговор, который вели между собой надзиратель и нарядчик. Голос надзирателя: "Слушай, нарядчик, ты верни ему бушлат". "А зачем? -- отвечал ему нарядчик, -- я его хочу заморозить". Надзиратель: "Слушай, сколько же ты будешь замораживать людей, ведь и так уже человек десять загробил?" Нарядчик: "Знаешь, гр. надзиратель, я провожу эксперимент, мне интересно знать, сколько человек может выдержать, находясь в таких условиях". Надзиратель: "Ну и каков результат?" А знаешь, почти все замерзают в одно и то же время, примерно сутки, а самое большее полтора суток". Дальнейший разговор я уже не слышал, они оба вышла на улицу, и я остался один.

"Все, амба", -- подумал я. Потолок, стены и пол камеры были покрыты острыми иголками инея, вечером, когда камера ШИЗО заполняется такими же несчастными, то от их дыхания стены оттаивают, а когда утром камеры пустеют, то они снова покрываются инеем. Прижав правой рукой левую к груди, как когда-то прижимала к своей груди моя мать меня, я как-то передвигался по камере, чтобы не сразу замерзнуть. А что я еще мог предпринять для облегчения моей участи? Абсолютно ничего. Конечно, можно было бы разбежаться и удариться головой о косяк двери, но на это у меня не было сил, поэтому удар головой о косяк не будет таким сильным, чтобы расколоть череп, а если у тебя нет сил на это, то не нужно причинять еще и новую физическую боль для себя. Боли и так достаточно: из левой руки понемногу сочилась сукровица. Когда меня топтал нарядчик, все пузыри на руке полопались, и сейчас вот эта выделяемая жидкость причиняла мне дополнительные неудобства. Рубашка, к которой я прижал руку, мокла и сукровица стекала по рубашке вниз, застывала, превращаясь в ледяшки. Правая сторона груди горела от невыносимой боли и было очень тяжело дышать. В щели стен уже не проникал дневной свет, значит, уже темно. Я с нетерпением ждал, когда же приведут людей в ШИЗО, тех людей, которые не забурили на положенную глубину бурки, а значит, не сделали взрыва. "Я же знаю, таких людей каждый день было предостаточно, а вот сегодня их нет или еще рано, не привели с работы еще, или сегодня как на зло их нет", -- недоумевал я.

Я еще долго ждал пополнения, но вот слышу крики, шум, матерщину надзирателя и нарядчика, голос которого всегда выделялся из общего шума, голос у него был хриплый, и если он орал в одном конце лагеря, то на другом конце каждый угадывал его голос. Открылась дверь и стало слышно, как вталкивают пинками всех провинившихся. Но в мою камеру не попало ни одного, значит, нарядчик все предусмотрел. В камере, в которой я сижу, идет эксперимент. Зря я ждал и надеялся на что-то. Все очень быстро затихло, ШИЗО закрыто до утра. Всем ли суждено дожить до утра? Но вот, слышу, открывается входная дверь, шаги приблизились к соей комнате, щелкнул замок, открылась дверь, в дверях я увидел надзирателя: "Выходи!" -- скомандовал он. Я вышел. "Забирай свой бушлат". Когда я поднял бушлат с пола, в углу коридора, он был смерзшимся и я никак не мог его одеть на себя. "Что ты там ковыряешься?" -крикнул надзиратель. "Гр. надзиратель, я одной рукой не могу одеть бушлат". Тогда он подошел ко мне и помог натянуть его на мои плечи. "Выходи". Когда я вышел на улицу, я спросил надзирателя: "Куда идти?" "Шагай к вахте, что, не знаешь куда надо идти?" А я подумал, что меня сейчас поведут в запретную зону под вышку, где находится стрелок. Так часто делали. Заключенного, оказавшегося вот в таком положении, в каком находился я, ставили в запретную зону под вышку, а утром его труп подтаскивали к вахте и бросали в запретку, чтобы видели все остальные, что каждого ожидает, кто желает повторить то, что сделал тот, кто валяется в запретке. Когда я прошел через проходную, надзиратель проговорил: "Иди в барак". Зайдя в барак, я увидал всю свою бригаду, сидевших на нарах. "Почему они не спят", -- удивился я и, подойдя к своим нарам, упал на пол. Все молчали, никто не спросил у меня, что со мной и откуда я появился. Всем было не до меня, у каждого хватало своего горя. Но когда я попросил пить, то мой сосед по нарам подошел ко мне и поднес к моим губам черепок с водой. С большой жадностью я опорожнил, что было в черепке и снова упал. Но вот влетел бригадир и крикнул: "Все собрались? Выходи к вахте!" Тогда один их бригадников, показав на меня, сказал бригадиру: "Видишь, вот привели Алина, а он видишь, лежит, не может подняться". Подскочив ко мне, бригадир закричал: "Алин, поднимайся, мы идем на другую командировку! Да, я забыл, вот на твою пайку, поешь быстрее и айда, уже пришел конвой и ждет нас". А когда я поднялся, он увидел мою левую руку, она была вся в крови. "Что с рукой у тебя?" Я ему коротко объяснил, а тем временем мой бушлат немного подтаял, и бригадир помог мне напялить его на себя, хлеб я уже проглотил. Бригадир сунул мне свои рукавицы, и мы вышли из барака и подались к вахте.

На улице туман, мороз, наверное, под 50, а то и больше. И побрели мы в кромешной тьме, окутанной туманом. Следующая командировка от нашего центрального лаг. пункта находилась километрах в пяти, и мы брели, сгорбившись и втянув свои головы поглубже в ворот бушлата. Часа в два ночи мы прибыли до места назначения, а в 6 часов утра подъем, и об этом каждый помнил. Вся бригада, расположившись на голых нарах, быстро заснула, не спал только я. Неимоверные боли не давали мне заснуть.

Удары рельсы известили о том, что ночь прошла. И снова суета, шум, крики, матерщина, все спешат в столовую занять очередь. А я поспешил в лек. пункт. Там уже народу -- не протолкнешься, у каждого свое, у кого температура, у кого головная боль, у кого болит в животе и т.д., и каждый старается во что бы то ни стало попасть на прием, утренний прием скорый, спешный. У кого есть температура, тот становится счастливчиком, того освобождают от работы, а это огромное счастье. Дошла очередь до меня. "На что жалуешься?" -- обратился ко мне врач, да, да, самый настоящий врач, старик лет под 60, сидит уже 10 лет, когда кончится срок, он сам не знал. Сидит по делу Горького, в то время очень много врачей сидело по делу Горького, вернее сказать, тысячи врачей, и все они обвинялись в отравлении сына Горького и самого Алексея Максимовича. Я показал ему свою левую руку. На мою руку страшно было смотреть. Она вся была в засохшей крови, а с пальцев свисали обрывки кожи. "Когда и где вы обморозили руку?" -- спросил врач.

Я ему рассказал то, что я придумал, словом, наврал. А как же иначе, ведь я снова могу оказаться в ШИЗО. "Нас ночью вели с центрального лаг. пункта к Вам, и я совершенно не слышал, не ощущал того, что у меня замерзла левая рука, а рукавицы-то, вы знаете, тов. доктор, какие дают, сшитые из мешков. "Так, понятно, ладно, -- проговорил он, -- на работу не выходите, я вас направлю обратно, на центральный лаг. пункт, в стационар, у Вас обморожение 4 степени". Потом он взял ножницы, обрезал обрывки шкуры, смазал какой-то мазью и забинтовал (да не бинтом, а тряпками, бинтов не было). Я ему сказал, что я не могу дышать, сильная боль в груди, и он долго ощупывал мои ребра, после чего сказал, что у меня сломаны 2 ребра в правой стороне груди, напротив соска. "Все, прием окончен, идите в барак и ждите, когда рассветет, Вас уведут на центральный лагпункт".

Придя в барак, я, не раздеваясь, прилег на нары и заснул. Проснулся я от громкого разговора. Нарядчик спрашивал у дневального, где тут больной. "Вон он, в углу на нарах". "Пойдем", -сказал нарядчик. И вот мы шагаем вдвоем, сзади конвоир с автоматом в руках, впереди я. Солдат в полушубке, валенках, я в изодранном бушлате, в арестантской шапке. Левая рука укутана грязной тряпкой, которую мне сунул дневальный, правую я сунул под бушлат, поглубже под мышку. Туман, на десять метров ничего не видно, значит, мороз за 50 градусов. А когда сильный мороз, то в воздухе ничто не шелохнется, тишина, только слышно, как звенит под ногами сухой колючий снег, а в ночное время шаги идущего человека слышны далеко по всей округе. Мне тепло, даже жарко, а мой конвоир кутается в свой полушубок, мерзнет. Мне разламывает виски от головной боли, сохнет во рту, температура высокая, наверное за 40, но я потихоньку шагаю, быстро идти не могу, боль в груди, и каждый шаг причиняет мне огромную боль, время от времени я теряю сознание и приседаю на колено, но толчок прикладом в плечо заставляет меня вернуться словно из небытия, и я снова иду. Когда я приходил в полное сознание, я молил бога о том, чтобы снова не попасть тому вчерашнему "врачу". А тот вчерашний врач на свободе работал до войны пожарником, а после войны был осужден как изменник Родины. Где-то на оккупированной территории работал полицаем. А вот у нас в лагере он -- "врач", и сколько он загубил человеческих жизней, одному богу известно. Даже кладбище называлось его именем Куделевский Катандык. И те, кто остался в живых, до сих пор помнят этот куделевский катандык, и спроси у любого, кто находился в нашем западном горнопромышленном управлении (так назывался этот район), каждый скажет, да, он знает, что это представляет собой.

Я не помню, сколько мы шли эти пять километров, но наверно, очень долго, так как когда мы подошли к зоне, было совсем темно. И вот конвойный провел меня мимо того страшного места, называемого сан. часть, и подвел к стационару, где и сдал меня. Небольшая грязная клетушка, посреди стоит пополам разрубленная железная бочка из-под солярки, до половины наполненная водой, это так называемая ванна. В углу огромная куча связанного тряпья, это вещи больных, которые лежат в больнице.

А вон эта клетушка называется приемный покой. "Раздевайся, -- проговорил санитар, -- и лезь в бочку мыться". Когда я разделся, санитар завернул все мое тряпье в бушлат, завязал бечевкой и бросил мои вещи в общую кучу. "Доведется ли мне одевать снова одежду", -- мелькнула мысль. Каждый день из этого "стационара" вытаскивали в морг человек по 15--20, не меньше. И вот я совершенно голый перед врачом. Белья в стационаре не положено, лежат все голые. Ходить некуда, утром к врачу, и снова на нары под одеяло. Врач добрый человек, еврей, низенького роста, худенький и очень подвижный старичок, оглядел мою руку, приказал своему подручному снова завязать, смерил температуру, она оказалась под 40_50, тело мое с ног до головы все было черное, в кровоподтеках. "Эко тебя разукрасили, голубчик! Кто это так? -- спросил он. Я ответил, что упал в шурф, так как сказать правду нельзя, а вдруг дойдет до тех людей, кто это сделал? Тогда мне не сдобровать, и я это хорошо понимал. "Ладно, иди в палату, -- проговорил врач, -а завтра будем удалять пальцы". Но завтра и послезавтра удалять пальцы не пришлось, потому что я находился в тяжелом состоянии, температура то поднималась выше 40_50, то немного опускалась, и я валялся на нарах без памяти в бреду. И только на десятый день я пришел в себя. "Ну, голубчик, очухался, молодец, а я не думал, что ты оклемаешься, вот что значит молодость. Ну а теперь, голубчик, потерпи немного, будем удалять все четыре пальца", -- обратился ко мне врач. "Тов. врач, удалять пальцы не будем", -- сказал я. "Это почему же?" -- заглянув мне в глаза, проговорил доктор. "Знаете, я думаю, что не нужно этого делать, я думаю, что все обойдется без удаления". "Нет, нет, -- сказал врач, -- никак нельзя не удалять, иначе заражение крови и тебе хана, ткань проморожена до самых костей, и без удаления никак не обойтись". "Нет", -- твердо сказал я. "Но, но, смотри, голубчик, насильно я не имею права, не хочешь жить, дело твое. Мое дело предупредить тебя, что может быть, и если этого мы сейчас не сделаем, то потом уже будет поздно". "Ладно, тов. врач, я согласия на удаление не даю".

И потекли мои однообразные деньки. Через 2--3 дня, завернувшись в одеяло, я ходил на перевязку, я уже сказал, что все больные лежали совершенно голые, а в стационаре всегда было холодно, поэтому в кабинет врача все, кто мог ходить на своих ногах, вот так как я, укутывались в одеяло и приходили на прием к врачу. Пом. врача, тоже заключенный, без церемоний отрывал присохшие тряпки с моих пальцев и бросал их в ведро. Эта процедура всегда причиняла мне огромную физическую боль, так как на тех тряпках, что бинтовали мою руку, всегда сдирался слой гниющего мяса, и обнаженные пальцы вновь и вновь начинали кровоточить, а пальцы становились все тоньше и тоньше. Такое лечение длилось несколько месяцев. Прошла зима, и мои пальцы покрылись тоненькой пленкой кожи, кровь уже не выступала, поэтому тряпки, бинты не засыхали и легко снимались с моей руки. И чудо! Даже сам врач удивлялся тому, что все мои 4 пальца оказались живыми, легко сгибались. Короче говоря, рука работала. Только на мизинце верхняя фаланга почернела, а потом совсем как-то незаметно отвалилась, и вот я до сих пор живу с целой рукой, а если бы я в то время дал отрезать все пальцы, значит, я был бы однорукий, а может быть, произошло бы и худшее, кто знает?

Я оказался прав, а врач ошибался, несмотря на то, что имел ученую степень доктора мед. наук, был терапевтом. Он также сидел по делу Горького, и вот несколько месяцев прошло с тех пор, как он освободился. Насчет того, что он был освобожден, это, конечно, понятие условное, он по-прежнему находился под неусыпным надзором третьего отделения, т.е. под надзором КГБ. Он не имел права свободного поселения, и его маршрут свободного действия ограничивался прииском "Мальдяк". Если это слово перевести на русский язык с якутского, то это значит долина смерти. Старики-якуты рассказывали, что на этом месте в давние времена погибло целиком целое якутское стойбище, и с тех пор эту долину якуты стали называть Мальдяк, и с тех пор упоминание слова Мальдяк на якутов наводило ужас и страх, и говорят, что с тех пор якуты эту долину не посещали и всегда обходили ее стороной.

Не могу настаивать на правдивости этой мрачной повести, но со всей категоричной ответственностью заявляя всем живущим, что эта долина смерти вполне оправдывает столь страшное название. В 1946 году с Магадана нас привезли на Мальдяк 23 человека, в декабре месяце, в апреле 47 года из 23-х осталось в живых только трое. К нашему приезду в лагере находилось 800 человек, к весне осталось половина или даже меньше. Вот так вот! Значит в этой долине похоронена не одна тысяча заключенных, славных сынов Отечества. Может показаться странным, что я употребил столь патетические слова, славные сыны Отечества. По-моему нет ничего странного, потому что основную массу заключенных составляли люди, прошедшие фронты Отечественной войны. А на фронте многие из политработников любили употреблять такие слова: "Вперед, славные сыны Отечества!" И вот эти славные сыны оказались за колючей проволокой. Со мной рядом долгое время на голых нарах валялся Герой Советского Союза, о котором я могу рассказать весьма занятную историю, случившуюся с нами, -- Комаров Володя...